«Никто не забыт, ничто не забыто» — эти слова известны всем. Автор этих строк – поэтесса Ольга Берггольц, которую называли «музой блокадного Ленинграда». В проекте «50 великих стихотворений» мы поговорим о поэте, чьи стихи и голос вселяли в ленинградцев надежду и веру в то, что голод и холод обязательно покинут их ледяные дома.
Отрывок |
Исторический контекст |
Автор |
О произведении |
Религиозные мотивы |
Видео |
Отрывок
Достигшей немого отчаянья,
давно не молящейся Богу,
иконку «Благое Молчание»
мне мать подарила в дорогу.
И ангел Благого Молчания
ревниво меня охранял.
Он дважды меня не нечаянно
с пути повернул. Он знал...
Он знал, никакими созвучьями
увиденного не передать.
Молчание душу измучит мне,
и лжи заржавеет печать...
Исторический контекст
Стихотворение Ольги Фёдоровны Берггольц написано в 1952 году. В это время военная тема продолжает занимать важное место в литературе. Однако власть призывала писателей сосредоточиться на послевоенных проблемах восстановления страны, мироустройства, на выражении идей развития и процветания Советского Союза. О тяготах военной и послевоенной жизни, правде блокадного Ленинграда вынуждали молчать. Даже майский День Победы в эти годы не являлся большим государственным праздником и выходным днем.
К 1952-му году созидательный пафос, социальный оптимизм, которого власть ждала и требовала от литературы, вошли в резкое противоречие с принципами творчества поэтов, в лирике которых преимущественно была отражена личная драма. Суровая критика считала, что авторы ни в коем случае не должны писать о своем пережитом опыте. Осуждались произведения и авторов-бытописателей, обличающих в своих текстах негативные явления действительности, неприглядность советских порядков.
Произведения, которые противоречили духу партии, уничтожались, а их создатели попали в обстановку откровенной травли. Серьезные обвинения обрушивались на многих литературных деятелей. Профессиональные литераторы не имели возможности публиковать свои произведения, их исключали из Союза писателей, лишали средств. Любые произведения, в которых наблюдался отрыв искусства и литературы от «единственно верной» идеологии, признавались безыдейными и осуждались. Под такой безжалостный контроль попали не только многие поэты и прозаики (Гроссман, Платонов, Исаковский, Твардовский, Алигер и др.), но и крупные журналы («Ленинград», «Звезда»). Абсурдные обвинения и откровенные ругательства звучали в адрес Анны Ахматовой и Михаила Зощенко. Зощенко был объявлен «пошляком и подонком литературы», мыслящим преступно, по-антисоветски. Поэзию Ахматовой именовали «пустой, безыдейной». Мировоззрение поэтессы было определено как чуждое народу, а сама Ахматова была названа «не то блудницей, не то монахиней, у которой блуд смешан с молитвой».
Известный поэт, ученик Николая Гумилёва, Николай Тихонов, который когда-то был членом литературного объединения «Серапионовы братья» вместе с Зощенко, был уволен с поста председателя правления Союза писателей СССР. Ольгу Берггольц не печатали, так как она когда-то тесно общалась с опальной Анной Ахматовой.
Над авторами нависала прямая угроза ареста. В этих условиях Ольга Берггольц, которая не могли вычеркнуть из жизни и творчества события войны, пишет стихотворение «Отрывок».
Автор
Ольгу Фёдоровну Берггольц (1910–1975) называли музой блокадного Ленинграда. Ее стихотворения практически каждый день звучали в эфире ленинградского радио, ее слово воодушевляло жителей города, помогало им бороться.
Берггольц выросла в религиозной семье. В дневниках она описывает свое состояние после литургии в деревянной церкви Казанской иконы Богоматери: «Выходя, я бросила прощальный взгляд и подумала: “Хорошо, если бы в душе каждого человека была такая церковка!”» Позднее она вспоминала: «Я очень горячо верила в Бога, в силу молитвы, и светлый, горячий восторг, который нередко охватывал меня в церкви на богослужениях, помню до сих пор».
«Блокадные стихи» из альбома «Читает автор» исполнителя Берггольц
В 20-х годах активизировалась антирелигиозная комиссия. Узнав о кампании по вскрытию мощей, Ольга откликается на эти события так: «Мы молчали и молча помогали отбирать святые храмы, мы отдавали все это сами — мы, православные христиане, славящиеся своим благочестием! И теперь наших царей вскрывают, поругивают, а мы… молчим. Что же?! Мы, вероятно, будем молчать до тех пор, пока нас не будут расстреливать. Так, за здорово живешь».
Берггольц много раз бывала у Анны Андреевны Ахматовой. После одной из таких встреч Ольга делает в дневнике отчаянную запись: «Её собрание сочинений “допустили к печати»”, выкинув колоссальное количество стихов. Слова Бог, Богородица — запрещены. Подчеркнуты и вычеркнуты. Сколько хороших стихов погибло!»
Личная жизнь Ольги Берггольц складывалась несчастливо: она потеряла троих детей, ее первого мужа расстреляли, а второй, литературовед Молчанов, болевший эпилепсией, погиб в блокадные годы. В 30-е годы она работала корреспондентом, редактором, выпустила несколько книг. Но в 1938 году ее ложно обвинили в участии в контрреволюционном заговоре против власти. Находясь под арестом, родив мёртвого ребенка, она сама чуть не поплатилась жизнью. Через полгода Берггольц отпустили. Об этом поступке она записала в дневниках: «Вынули душу, копались в ней вонючими пальцами, плевали в нее, гадили, потом сунули ее обратно и говорят: "живи"».
В блокадные годы Берггольц работала в литературно-драматической редакции радио Ленинграда. Она практически каждый день вела радиопередачи, сопереживая ленинградцам, поддерживая их поэтическим словом, внушая жителям веру в победу над страданиями.
Так как Берггольц была журналисткой, она имела возможность выбираться из осажденного города в Москву по направлению Радиокомитета. Она переживала, что тот ужас, который испытывает блокадный город, замалчивается за стенами Ленинграда. Об одной из московских командировок в 1942 году Берггольц вспоминает: «Здесь — заговор молчания вокруг Ленинграда, о Ленинграде правды не знают, правду о нем говорить запрещено. Будет ли возможность сказать когда-нибудь правду о Ленинграде, будет ли она когда-нибудь сказана?»
В ее произведениях часто звучал молитвенный призыв. Поэтесса никогда не скрывала, что она верующий человек, и использовала в стихотворениях религиозные образы и мотивы. Так, в своём стихотворении «Ленинградская осень» (1942) блокадного периода она пишет:
Вот женщина стоит с доской в объятьях;
угрюмо сомкнуты её уста,
доска в гвоздях — как будто часть распятья,
большой обломок русского креста.
Мария Берггольц, сестра поэтессы, оставила воспоминания о том, как на сороковой день смерти Ольги в 1975 году её муж отправился подавать поминальную записку. У него спросили: «Скажите, это не об Ольге Берггольц?» Муж ответил, что о ней. Тогда церковный служащий указал на целую гору записок – все они были за Ольгу Берггольц. На самом богослужении имя Ольги звучало много-много раз. Так была выражена любовь народа к ней.
Произведение
Тема молчания, его необходимости, становится одной из ключевых в творчестве и жизни Ольги Берггольц. Стихотворение «Отрывок» написано поэтессой в 1952 году. Оно — взгляд в блокадное прошлое. В нем тема молчания — ведущая. Поэтесса всегда переживала о том, что не имеет возможности говорить о военной правде во весь голос.
Стихотворение предельно автобиографично и исповедально. В его основе — личные переживания автора, факты из жизни Берггольц. Однажды мама поэтессы подарила ей икону «Ангел Благое Молчание», которую Ольга хранила всю свою жизнь. Молчаливая надежда, безропотность, которые символизирует эта икона, молитва перед этим образом, помогли Берггольц не погибнуть в военные годы. Во весь голос она говорила в своем запретном дневнике, который опубликовали только в начале XXI века. Она писала: «Сегодня Коля закопает эти мои дневники. Всё-таки в них много правды… Если выживу — пригодятся, чтобы написать всю правду».
В стихотворении есть несколько загадочных строк: Берггольц пишет о том, что ангел Благого Молчания дважды повернул ее с пути. Нельзя с точностью сказать, что имеет в виду автор. Но речь определенно идет о событиях, в которых Ольга видела Божий Промысл. Возможно, что здесь она вспоминает не только свое пребывание в блокадном Ленинграде, но и довоенные репрессии, когда поэтессу дважды арестовывали.
Религиозные мотивы
Спас Благое Молчание — именно этот иконографический образ упоминается в тексте стихотворения Ольги Берггольц. Это очень редкий тип изображения Иисуса Христа. Здесь он предстает до своего воплощения и явления людям — в виде Ангела. Появление этого образа исследователи относят к XV веку.
Руки Ангела прижаты к груди, как во время таинства Причастия. Это жест молитвенного смирения, покоя и жертвенности. Нимб вокруг ангельской головы подобен восьмиконечной звезде, которую образуют два квадрата. Один из них обозначает Божественную природу Творца, а другой — непостижимость Божества.
Икона трудна для толкования. Считается, что основой символизма этого образа стали слова ветхозаветного пророка Исаии, предвещающие страдания Христа: Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих (Ис 53:7). Ангел здесь — это олицетворение того великого смирения и покорности, с которыми Христос принял страдания и смерть.
Это созвучно мотивам стихотворения Берггольц — молчаливое недеяние перед лицом гибели, страха и страданий. У Берггольц молчание окрашено в мучительные тона. Для нее молчание было необходимо для того, чтобы выжить, и именно эта икона помогала ей в этом молчании.
Спас являет собой пример внутренней молитвы и будто призывает к ней созерцающего икону. Молчание здесь — символ смирения. Оно оказывается выше, благостнее любого гласа. И в этом безмолвии заключена великая тайна и спасение.
Видео
