КРЕПОСТНОЕ ПРАВО
19 февраля 1861 года, в России было отменено крепостное право. Спустя полтора века мы вспоминаем эту дату — и не случайно. Ведь многие проблемы нашей современности берут начало в крепостничестве, в порожденной им психологии масс. Но есть еще один аспект темы, важный для православного журнала. Многие люди спрашивают: а почему Церковь не возвысила голос против ужасов крепостничества? Более того — иногда Церковь прямо обвиняют в идейной поддержке крепостного права. Как же было на самом деле? Отвечает кандидат исторических наук, старший научный сотрудник Центра истории религии и Церкви Института всеобщей истории РАН Алексей Львович Беглов.
Крупнейший феодал
— Общеизвестно, что в средние века Русская Церковь сама была крупнейшим феодалом, владела крепостными. Это действительно так?
— Мне кажется, эта тема требует обстоятельного ответа. Начну с того, что нужно различать две вещи — во-первых, церковное землевладение, и, во-вторых, владение крепостными.
Проблема в том, что наше школьное представление о средних веках как эпохе крепостничества довольно далеко от реальности. «Полноценное» крепостное право, то есть полное прикрепление крестьян к земле и, более того, фактическая передача их в частную или корпоративную собственность землевладельцев, возникло довольно поздно. На Руси это произошло только в XVII—XVIII веках, а расцвет того крепостничества, которое у нас ассоциируется со всякими ужасами и жестокостями — это вторая половина XVIII — первая половина XIX веков.
До XVI века большая часть земледельцев была лично свободными людьми. Они — лично или общиной — владели землей, которую обрабатывали, и могли достаточно свободно перемещаться. Да, действительно, еще со времен Киевской Руси были различные категории несвободных земледельцев — закупы, холопы, но число их было относительно невелико.
Поэтому, когда мы говорим, что монастыри и епископские кафедры владели селами — надо понимать, что владели они землями, населенными свободными общинниками. Эти общинники выплачивали владельцу земли, то есть Церкви, определенный налог, и в каком-то смысле их можно назвать арендаторами. Если за ними не было долгов, то они могли уйти с этой земли куда угодно. Крепостными они не были.
Но так было до XVI века. А вот затем начались очень сложные исторические процессы, когда, с одной стороны, в западноевропейских странах происходила эмансипация, то есть освобождение крестьянских общин от феодальной зависимости, а с другой стороны, в Восточной Европе, наоборот, усилилось закрепощение крестьян. Даже можно провести условную границу — к востоку от Эльбы. Процесс этого «нового закрепощения» охватил северовосточные земли Германии, Польшу и, чуть позже, Московскую Русь. Причина прежде всего в экономике: восточное побережье Балтийского моря в тот момент стало хлебородной житницей Европы, причем пригодной для земледелия земли было много, а рабочей силы — мало. Поэтому-то крестьян и стремились жестко прикрепить к земле. В Германии и Польше это была инициатива помещиков, а в России — государства. Отсюда и последовательное ограничение прав крестьян на уход с земли (введение так называемых «заповедных лет»), а в итоге и вовсе отмена Юрьева дня в конце XVI века.
При этом надо понимать, что весь XVII век — это время активного закрепощения крестьян именно государством. Государство исходило из фискальных нужд: если люди жестко прикреплены к земле, то с них проще взять налоги. Соответственно, и крестьяне на тех землях, что принадлежали Церкви, тоже становятся прикрепленными к земле. Частное же крепостное право — это уже XVIII век, эпоха роста дворянства, роста его самосознания и автономии от других сословий.
Гумно. Алексей Венецианов.1821
— А была ли в церковном сознании какая-то рефлексия по поводу крепостного права? То есть считала ли Церковь нормальным для себя владеть крепостными?
— Особой рефлексии не было. Вернее, рефлексия, и мощная, была по другому вопросу: может ли Церковь вообще владеть землей? Иначе говоря, это полемика нестяжателей и иосифлян, происходившая в XV–XVI веках и окончившаяся победой иосифлян*. И коль скоро тогда этот вопрос был решен положительно — то есть что Церковь может владеть землями, то в рамках этой концепции Церковь и дальше смотрела на вещи. В XVII и XVIII веках никакой острой полемики по поводу владения крепостными не было. Более того, владение землями и селами рассматривалось как последний залог церковной самостоятельности перед лицом абсолютистского государства, всё более наступающего на права Церкви.
Но закрепощение крестьян — это был, с точки зрения Церкви, вопрос экономической политики государства. В эту сферу Церковь не считала нужным вмешиваться, поскольку это внешний для нее процесс. А вот вопрос о церковном землевладении был принципиально иным — ведь он затрагивал вопрос о внутреннем монашеском устройстве.
Тут, наверное, надо пояснить, откуда вообще брались у Церкви земли. Чаще всего эти земли по завещанию жертвовали монастырям бояре и князья, с условием вечного поминовения души. Надо ли было соглашаться? Стоило ли брать эти завещанные земли? Стоило ли поминать усопших за такие вклады? Поэтому тут кипела полемика, тут вставали вопросы и о внутреннем устройстве Церкви, и о ее взаимоотношениях с царской властью.
Торг. Николай Неврев. 1866
Кому на Руси жить хуже?
— Как бы там ни было, а в XVII веке и в первой половине века XVIII монастыри владели уже не просто землями, но и прикрепленными к этим землям крестьянами. Можно ли сравнить положение этих крестьян с положением крепостных, принадлежащих помещикам? Кому было хуже?
— Положение монастырских крестьян было существенно лучшим. Особенно в XVIII веке, когда у дворян появилась фактически ничем не ограниченная власть над своими крепостными. Возможность частного помещичьего произвола была гораздо выше, чем у корпоративных собственников — монастырей, епископских кафедр или государства. Есть свидетельства в исторической литературе, что среди крестьян второй половины XVIII века церковные крестьяне считались наиболее привилегированной категорией жителей. Помещичьи крестьяне им завидовали.
Причин тут несколько. Во-первых, в монастырских владениях были исключены зверства помещиков — монахи не покушались на честь крепостных женщин, монахи не истязали дворовых людей (которых, кстати, у них вообще не было), не устраивали псовых охот, не пропивали крестьян и не проигрывали их в карты. Более того, крестьяне ведь были прихожанами монастырских храмов, и монастыри занимались их духовным окормлением, боролись с пьянством, с распутством.
Во-вторых, церковные институты в большей степени заботились о производительности своих земель, а максимальной производительности нельзя достичь жестокой эксплуатацией. Жестокая эксплуатация может быть выгодна только в очень короткой перспективе, монастырское же руководство смотрело далеко вперед, мыслило стратегически, и потому не стремилось выжать из крестьян все соки.
В общем, хуже всего было положение крестьян, принадлежавших помещикам, на втором месте стояли государственные крестьяне (государство относилось к своим крестьянам более формально, чем монастырское начальство, а формальное отношение подчас оборачивалось жестокостью), и, наконец, лучше всего было церковным крестьянам.
— Чем же кончилась эта относительная идиллия?
— Кончилась она екатерининским указом 1764 года о секуляризации церковных земель. Почти вся принадлежащая монастырям земля (и, соответственно, населявшие ее крестьяне) оказалась в собственности государства, а монастырям взамен выделялось из казны денежное содержание — крайне скудное.** Конечно, процесс этот не произошел мгновенно — на юге России, в Малороссии, в Белоруссии, на Западной Украине он растянулся на несколько десятилетий. Но к концу XVIII века никаких крепостных крестьян у Церкви не осталось. Судьба этих бывших монастырских крестьян (они стали называться «экономическими», потому что ими управляла коллегия экономии) была печальной, поскольку этих крестьян начали активно раздавать в частные руки екатерининским орлам.
Обьявления о продаже крепостных. Газета «Московские Ведомости», 1797 г.
Христианин не может быть рабовладельцем
— Давайте из XVIII века переместимся в XIX век. Как относились к крепостному праву славянофилы? Они ведь в большинстве своем стояли на православных позициях?
— Славянофилы — это то направление русской мысли, которое можно назвать христиански ориентированным сводом интеллектуального либерализма. Поэтому крепостное право они отрицали в принципе. Кроме того, они считали его чуждым для русской жизни явлением, привнесенным петровскими реформами.*** Более того, многие славянофилы, например, Юрий Федорович Самарин, были активными разработчиками проекта освобождения крестьян. Сами будучи дворянами-землевладельцами, они еще до 1861 года отпускали на волю своих крепостных, причем, особо это замечу — с землей. Делали это они из христианских соображений. «Христианин может быть рабом, — писал Алексей Хомяков, — но не может быть рабовладельцем».
Но тут я должен сделать важную оговорку. Когда мы говорим о крепостном праве, то обычно имеем в виду власть помещиков над крестьянами. Но существовала и другая зависимость крестьян, о которой вспоминают гораздо реже. Я имею в виду зависимость от крестьянской общины. Большинство российских крестьян (кроме Сибири и Севера европейской части) жили в общинах. Именно общине принадлежала земля, делившаяся между крестьянами в результате регулярных переделов. И поскольку именно община выступала коллективным налогоплательщиком, то существовала достаточно серьезная зависимость крестьян от самой общины. Именно сход, крестьянский мир, решал, как делить землю, отпустить ли крестьянина в паломничество или в монастырь (например, преподобному Василиску Сибирскому община препятствовала посвятить свою жизнь монашеству, поскольку опасалась лишиться налогоплательщика). Зависимость крестьянина от общины после 1861 года не только сохранилась, но и усилилась. Опасность этого «общинного крепостного права» недооценивалась в эпоху освобождения крестьян. И более всех эту опасность недооценивали как раз славянофилы. Они ведь считали крестьянскую общину идеалом социального устройства. Тут вообще парадокс: будучи ярыми противниками помещичьего и государственного крепостного права, они стремились сохранить общинное крепостное право — не понимая, что это мина замедленного действия.
— А выступала ли Церковь в защиту крестьян, подвергавшихся издевательствам со стороны помещиков? Были такие примеры?
— Примеры такие были, но это, к сожалению, не стало общецерковной политикой. Каждый раз это был подвиг конкретных лиц — монахов или приходских священников. Наиболее известный пример — это когда святитель Игнатий (Брянчанинов), будучи на тот момент еще архимандритом, боролся с произволом помещика Страхова, который надругался над крепостными девушками и преследовал обличившего его приходского священника. Были и другие примеры, не столь, может, яркие. Но массового протеста духовенства всё же не было.
Тут тоже надо сделать некоторые пояснения. Многие наши современники совершенно не понимают, каким было положение сельских священников в XIX веке. Они целиком зависели от благоволения местных помещиков, которые чаще всего и содержали церкви, и от местного начальства. Помещичий произвол порой касался не только крестьян, но и сельских батюшек. Бывало, что священников травили собаками (как, кстати, травили собаками и монахов, живших отшельниками в лесах — местным помещикам не нравилось такое соседство). У Лескова в повести «Старые годы села Плодомасова» есть эпизод, когда помещик (как бы мы сегодня сказали, «беспредельщик»), укравший у соседа-помещика дочь и принуждавший ее к замужеству, заставляет приходского священника их обвенчать. Заставляет просто: накидывает ему петлю на шею. Не обвенчаешь — повешу. Подобных историй было, видимо, немало, хотя документированы они плохо.
— Верно ли мнение, что проект манифеста 1861 года об освобождении крестьян писал святитель московский Филарет (Дроздов)?
— Он действительно принимал участие в разработке этого документа, по просьбе председателя редакционной комиссии графа Панина. Святитель взял за основу проект Ю.Ф. Самарина и качественно его переработал. Позднее вариант святителя Филарета, с небольшими изменениями, и стал текстом Манифеста от 19 февраля 1861 года.
Но здесь тоже надо пояснить исторический контекст. Дело в том, что к середине XIX века у Церкви вновь появляются земли — не села с крестьянами, а леса, ловли, промысловые земли, иногда пашни. Это им дарило правительство. Так вот, в преддверии 1861 года в церковной среде стали распространяться слухи, что вслед за освобождением крестьян последует новая секуляризация церковных земель, что эти земли раздадут частично крестьянам, частично помещикам. Складывалась парадоксальная ситуация — раскрепощения крестьян духовенство ждало с настороженностью: не последует ли за ним какого-то притеснения Церкви.
Так вот, святитель Филарет написал специальный отзыв (который есть в собрании отзывов на проект манифеста), что хорошо бы так не делать, что нельзя увязывать освобождение крестьян с изъятиями церковной земли.
Общий жертвенный котел в престольный праздник. Илларион Прянишников. 1888
Сослагательное наклонение
— И в XIX, и в XX веке, и даже в наши дни есть люди, негативно относящиеся к манифесту 1861 года, считающие, что это был очень неудачный, непродуманный акт, в итоге приведший к революции 1917 года. Можно ли было в тех условиях провести освобождение крестьян как-то иначе, лучше?
— Тут, конечно, легко ответить, что история не знает сослагательного наклонения. Но мне вспоминается замечательная фраза Ключевского, что по справедливости на следующий день после 18 февраля 1762 года (когда Петр III подписал «Манифест о даровании вольности и свободы российскому дворянству») следовало подписать манифест об освобождении крепостных крестьян, что и было сделано, — иронизирует Ключевский, — 19 февраля, но только через 99 лет. Если же говорить без шуток, то, на мой взгляд, главной проблемой манифеста 1861 года была недооценка подводных камней, содержащихся в общинном крепостном праве. Община воспринималась государством как залог политической благонадежности крестьян и как удобное средство взыскивать налоги. Однако на стратегические, «долгоиграющие» проблемы, порождаемые общиной, внимания не обращали. Фактически настоящего освобождения крестьян так и не случилось, манифест 1861 года стал только первым шагом к этому.
— Виновницей крепостного права порой считают Православную Церковь. Дескать, именно благодаря Православию, воспитывающему в людях покорность и смирение, крепостное право продержалось в России гораздо дольше, чем в Европе. Или же говорят о том, что крепостное право — это свидетельство слабости Церкви, свидетельство того, что вера была чисто формальной и ограничивалась лишь ритуальной стороной. Что Вы об этом скажете?
— Мне кажется, такой взгляд во многом надуман. Прежде всего потому, что не дело Церкви — бороться за или против какого-то политического или экономического строя. Всё это для нее внешнее, а главное свое дело, духовное окормление верующих, она может осуществлять при любом строе.
Вопрос лучше поставить по-другому — как могли православные люди, помещики, творить такие безобразия со своими крепостными крестьянами? В этом действительно чувствуется изъян христианского воспитания, но этот изъян присущ всему тогдашнему образованному обществу, весьма далекому от Церкви. Напомню, что зверство и беспредел затрагивали не только крестьян, но и низовое духовенство, и монашествующих. Таким образом, проблема крепостников — это нравственная проблема всего российского общества той эпохи.
Мне кажется, тема эта еще недостаточно осмыслена современным церковным сознанием — возможно, потому, что как-то затерялась на фоне более актуальных и трагичных проблем XX века, которые сейчас активно дискутируются. Думаю, пройдет какое-то время — и такому же осмыслению будет подвергнут и императорский период нашей истории. Пока что не дошли руки — вернее, головы.
* Cм. статью «Иосифляне, нестяжатели и ИНН» в февральском номере «Фомы» за 2008 г. — Ред.
** См. статью А. Л. Беглова «Непокоренное монашество» в октябрьском номере «Фомы» за 2009 год. — Ред.
*** Подробнее о славянофилах см. в статье «Вечный спор: западники и славянофилы» в июльском номере «Фомы» за 2009 год. — Ред.
Протоиерей Максим Хижий, инспектор Свято-Троицкого духовного училища г. Гусь-Хрустальный Владимирской области, кандидат философских наук
Заступник крепостных
Малоизвестные страницы жизни святителя Игнатия (Брянчанинова)
В 1852 году Святейший Синод направил архимандрита Игнатия (Брянчанинова) депутатом от духовного сословия в Высочайшую комиссию, которая расследовала насилия над крепостными Устюжского уезда в Новгородской губернии.
Поводом для возбуждения следственного дела явилась челобитная крепостных помещика Страхова, написанная с их слов приходским священником Ивановским. Практически все девушки, включая малолетних, подверглись насилию со стороны барина. Жертвы, доведенные до отчаяния, накладывали на себя руки. Челобитную крепостных местная власть расценила как попытку к бунту, а священника обвинили в подстрекательстве. Иерей Ивановский был избит полицейскими и смещен с прихода, посажен в острог. Его семью лишили церковного дома, средств к существованию и обрекли на нищету. Еще хуже были судьбы крестьян: пятеро ходоков арестованы и умерли в заточении. В поместье направлена карательная команда для того, чтобы насильно обвенчать изнасилованных девиц и скрыть следы преступления.
Последовательная позиция архимандрита Игнатия по защите невинных крестьян и лиц духовного звания вызывала крайнее раздражение у покровителей Страхова, писавших на архимандрита доносы в жандармерию. Следствие длилось около двух лет. Архимандрит Игнатий провел тщательнейшее расследование и своей стойкой принципиальной позицией добился повторного расследования дела. В результате расследования имение помещика Страхова было отдано под правление и надзор полномочных представителей дворянского собрания губернии. Священники, проходящие по делу как свидетели, были укрыты от насилий местной власти в монастыре с сохранением им жалования. Но значительно важнее то, что великий святой сделал важные обобщения, выходящие за пределы самого дела:
«Укрывательство гнусных поступков безнравственности, извращение для того истины и неуважение, а тем более уничижение религии соединяясь, составляют тот именно страшный яд, который, помалу, со временем растворяет совершенно совесть народа и ввергает его в нечестие, пораждающее все бедствия… Опозоривать религию в лице ее представителей, значит унижать в высшей степени всякую власть, религиею устанавливаемую. Своеволие гражданское всегда начинает свои действия с нападения на религию и ее представителей; но политика государств благоустроенных строго охраняет силою мудрых законов народное уважение к вере, как единственное условие любви, покорности и терпения, на которых утверждается и покоится всякая законная власть».
Рабство и крепостное право: в чем разница?
Рабство в США и крепостное право в России отменили почти одновременно. А в чем была разница?
Читать далееПочему РПЦ не отменяла крепостное право до 1861 года?
Вопрос читателя: Почему РПЦ не отменяла крепостное право до 1861 года? Отвечает священник Виктор Никишов: Бог Вас благословит! Русская Церковь в середине ХIХ века имела на светское государство меньше влияния, чем Вы предполагаете, задавая свой вопрос. У Церкви не было Патриархов и сама она была одним из государственных институтов еще со времен отмены патриаршества при Петре I, так что взять и самостоятельно отменить крепостное право в Российской империи...
Читать далее
