Эта история произошла несколько лет назад. Семью, про которых я хочу рассказать, я знаю давно и очень люблю их. Паша, глава семьи, работал в творческой сфере. У него — прекрасная любящая жена и двое детей. Но постепенно их отношения начали рушиться. Он вел себя жестко и жестоко по отношению к супруге: хотел контролировать ее, подчинить себе, променял любовь на властность.
В какой-то момент Оля, его жена, не смогла больше выносить его жестокости и ушла, но обиды с ее стороны не было. Со временем перестали с ним общаться и повзрослевшие дети. Он, будучи очень талантливым и одаренным, отогнал от себя самых близких людей и остался совсем один, наедине со своей злобой и обидой. Находясь в этой изоляции, он так и не смог понять, что причиной разрыва был он сам: упорно во всем винил жену, постоянно ревновал ее даже на расстоянии.
Я всегда поддерживал общение и с ним, и с его женой. Когда пытался заговорить об Оле, он сразу раздражался и всем видом показывал, что и слышать о ней не хочет. С детьми он иногда общался, но и это продлилось недолго, потому что через какое-то время он опять становился невыносимым.
И вот однажды я узнаю шокирующую новость: Паша серьезно болен — у него рак. Болезнь прогрессировала, он уже не мог вставать. Как только дети узнали, они сразу же принялись ухаживать за ним. Оля, пересилив себя, тоже начала помогать. Ее часто можно было увидеть в коридоре больницы, где он лежал, но никогда — в его палате, потому что Паша все еще находился за чертой перемирия. Он не знал о том, что она была рядом.
Он впал в бессознательное состояние. В тот день, когда все произошло, мы снова все вместе приехали к нему в больницу, но зашел к нему я один. Я увидел, что он пришел в себя, и тогда же почувствовал: надо торопиться, потому что мы видимся в последний раз. Я сказал ему: «Знаешь, тебе надо со всеми помириться». Он сначала даже не понял, кого я имею в виду. «Например, с женой», — отвечаю ему. В ту же секунду я увидел невообразимую гримасу ярости на его лице, он отвернулся от меня к стенке. «Я не хочу! Я не буду! Я не готов!» — выпалил он. Я начал объяснять ему:
«Без прощения невозможно, ты ведь христианин. Сейчас у тебя не осталось ничего твоего: ни красок, ни мольбертов, ни печатной машинки. Теперь ты только со своей совестью, которая забаррикадирована страшной стеной непрощения, строитель которой ты сам. Просто поговорите и скажите друг другу: «Прости», чтобы вас ничего не разделяло».
Я всячески его уговаривал. Он, отвернувшись, все-таки слушал. В итоге Паша согласился. «Ну а где она?» — с вызовом спросил он. Я ответил, что она стоит за дверью, в коридоре.
Как сейчас помню тот испуг, который охватил его всего. Я ожидал чего угодно, только не страха, который был вызван невозможностью доминировать над Олей, как это было раньше, из-за болезни и немощи. Начал успокаивать его, объяснять, что Оля здесь не в первый раз, что все это время она приходила и помогала: покупала продукты, разговаривала с врачами. Главное — она больше не держала на него зла.
Когда я вышел из палаты, то дал понять Оле, что ей можно и нужно к нему зайти. Во время их разговора я вместе с их детьми стоял за закрытой дверью. Мы вместе плакали, молились, надеялись и ждали.
Прошло время, дверь тихонько открылась и вышла Оля. Мы молчали, но в глазах читался один и тот же вопрос. Она отрицательно качает головой. Нет, ничего не вышло.
Я тут же зашел к нему снова. Мы были очень близкими друзьями на протяжении долгих лет, поэтому, не стесняясь и уже без деликатности, которую принято соблюдать при разговоре с болящими, я начал объяснять самые банальные вещи. По-дружески правдиво, без всяких прикрас, говорил о том, что может ожидать его душу, если он не сможет простить до конца жизни. Там ведь, за чертой, не будет полутонов: либо да, либо нет. «Пойми, это твой последний шанс. Хватит надувать губки, ты уже не мальчик. Стань больше, чем обиды и претензии, потому что все это гораздо серьезнее, чем тебе может казаться», — пытался я сделать последнюю попытку достучаться. Он выслушал меня и сказал: «Позови Олю еще раз, пожалуйста. Я попробую снова».
Его супруга зашла вновь. Теперь уже они смогли примириться. Теперь он стал намного спокойнее, было видно, что он испытывает облегчение и радость от победы. Мы все, зареванные и радостные, стояли рядом и понимали, что сейчас присутствовали при колоссальном внутреннем борении, настоящей битве очень сильного и глубокого человека.
Этим вечером он впал в кому и тихо отошел к Господу. Это был конец Светлой седмицы, ровно через неделю после Пасхи. Мы все понимали, что главный подвиг в своей жизни этот человек совершил, и до сих пор каждый из тех, кто тогда был в палате, вспоминает случившееся как чудо. Настоящее чудо прощения.
Имена героев изменены
|Читайте также другие истории из цикла “Прощение освобождает”
