Может ли художественное произведение привести к социальной катастрофе? Где кончается перформанс (или какой-нибудь флэшмоб) и начинается митинг, переходящий в драку? И знаете ли вы, что три года назад в Российском институте культурологи была защищена докторская диссертация на тему «Феномен терроризма в информационном пространстве культуры»?
А как вам нравится такой разговорчик на детской площадке:
– Во что это вы играете, ребята?
– Мы играем в террористов, дядя. Вы отойдите подальше».
…На днях мне напомнили примечательные слова основоположника сюрреализма Андре Бретона: «Сюрреализм не побоялся стать догмой абсолютного бунта, тотального неподчинения, саботажа, возведенного в правило, и если он чего-либо ожидает, то только от насилия.
Простейший сюрреалистический акт состоит в том, чтобы с револьвером в руке выйти на улицу и стрелять наугад, сколько можно, в толпу» («Второй манифест сюрреализма», 1924).
Представьте, недавно обнаружились эрудированные субъекты, написавшие в некоем сетевом журнале о том, что поступок майора милиции Дениса Евсюкова, три года назад открывшего по людям стрельбу в магазине, – был, оказывается, «поступком ситуациониста», не случайно выбравшего супермаркет «в качестве арены для своего сюрреалистического акта».
В этом эссистическом тексте поминалась «дадаистская практика», цитировался покончивший самоубийством в 1994-м французский художник и философ Ги Дебор (автор фундаментального «Общества спектакля»), припоминался фильм Луиса Бунюэля «Призрак свободы» (мужчина из окна расстреливает прохожих, его судят и признают убийцей, после чего все, включая осужденного, выходят из опустевшего зала суда).
Процитирую финал сей статьи, сохраняя орфографию оригинала.
«Жак-Андре Буаффар, Поль Элюар и Роже Витрак (французские деятели сюрреализма начала прошлого века – П. К.) писали в предисловии к журналу “Сюрреалистическая революция” № 1:
Сюрреализм – это перекрёсток чарующих сновидений, алкоголя, табака, кокаина, морфина; но он ещё и разрушитель цепей; мы не спим, мы не пьём, мы не курим, мы не нюхаем, мы не колемся – мы грезим; и быстрота ламповых игл вводит в наши мозги чудесную губку, очищенную от золота.
Майор Денис Евсюков грезил под чарующий дует алкоголя и пистолета Макарова, друга всех сюрреалистов.
Называть автора и сайт, на котором я обнаружил цитируемый текст – не стану. Много чести. Скажу только, что это не какие-нибудь там «записки блогера», а целый портал с множеством ссылок на солидарно-параллельные издания хулиганско-провокативного толка. Душевные и физические извращения всех видов и родов, бесконечные «запретные зоны», «тёмное», «низкое», «анархистское». Много иностранных авторов и цитат.
Ну и очередные манифесты, конечно. Современные, написанные на русском языке.
Например, авторы одного из них утверждают, что их можно рассматривать как “политическую организацию, арт-группу, бандформирование, секту или масонскую ложу, как всё вышеперечисленное или нечто принципиально иное». Далее идет еще 26 пунктов, среди которых я вычитал, например, что искусство, террор, игра с законами, религиями и прочими воображаемыми категориями – всего лишь инструменты для препарирования реальности. При этом искусство и прямое действие – наиболее эстетичные из них.
Разумеется, в этом только на первый взгляд шизоидно-иезуитском месиве имеется и надежный предохранитель от возможного соприкосновения с правоохранительными органами, могущими усмотреть в деятельности подобного портала призывы к разжиганию межнациональной, религиозной и прочей вражды.
Этот предохранитель называется «игра». Верьте, что
идеологи и модераторы подобных «проектов» найдут силы и возможности завалить любых возможных обвинителей аргументами в свою защиту: вы, мол, не поняли. Это, мол, такое художественное творчество.
Анри Бретон – классик, а обезумевшего к концу жизни Сальвадора Дали вообще давеча выставляли на Волхонке.
– Во что это вы играете?
– Вы отойдите подальше.
А теперь еще раз коротко: существует ли внеморальная, сугубо культурологическая граница, отделяющая художественный акт – от какого бы то ни было физического насилия?
Боюсь, что это разговор не в пользу мертвых.
В своей нобелевской лекции четвертьвековой давности, Иосиф Бродский высказался очень красиво: «Всякая новая эстетическая реальность уточняет для человека реальность этическую. Ибо эстетика – мать этики». Боюсь, что сегодняшняя эстетическая реальность может уточнить степень родства важнейших философских учений.
…Сколько бы мне ни объясняли, что художник не должен отвечать за последствия своего творчества, сколько бы ни твердили о самодостаточности искусства, мой личный опыт общения с «матерью этики» постепенно привел меня к простому и совсем не интересному для культурологов выводу.
Любое художественное творчество, как бы это кому не нравилось, просто не существует вне моральных (назовем их пока так) категорий.
Просто оно черпается либо из одного, либо из другого персонифицированного источника, имена которым мы с вами прекрасно знаем.
Причем, тот из них, «воля и действие которого есть центр и источник мирового зла» (цитирую из соответствующей статьи Сергея Аверинцева в его словаре «София – Логос»), в переводе с еврейского значится как «подстрекатель». Да и с арамейского – тоже.
А с греческого – как «клеветник».
