Как читала свое стихотворение «Мужество» Анна Ахматова? Какой была интонация авторского чтения Осипа Мандельштама или Иосифа Бродского? И почему звукоархивистика так важна для литературоведения?
Об этом и не только рассказывает Павел Крючков, звукоархивист, редактор, сотрудник Государственного музея истории российской литературы имени В. И. Даля.
Смотреть еще: Живые голоса: Маяковский, Бунин, Есенин
Расшифровка:
Переходя ко второй части нашего повествования, то есть от эпохи фонозаписей к эпохе магнитофонной, грамзаписи, я хочу сказать несколько слов об аудионаследии Анны Андреевны Ахматовой. Но прежде попросить извинения у тех слушателей, которые ждали и ждут от нас более, может быть, широкого представления тех или иных голосов писателей. Конечно, в рамках отведенного нам времени я очень многое с печалью и грустью оставляю для каких-то следующих встреч. Но тем не менее давайте то, что есть, то и будем слушать.
Я об Ахматовой вспомнил сейчас еще и потому, что это единственный поэт Серебряного века, чей голос сохранился, она дожила до 1966 года, и в последние 10 лет ее жизни было сделано огромное количество аудиозаписей ее авторского чтения на бытовые магнитофоны, это была уже эпоха таких аппаратов, как «Темп», «Днепр», «Яуза». Но дело в том, что голос Анны Ахматовой впервые был записан именно на фоновалик, то есть Бернштейн записал ее в Институте живого слова в 1920 году. И эта запись сохранилась. Мы сегодня ее слушать не будем. Я просто хочу сказать, что это единственная из великой четверки или шестерки поэтов, чей голос доступен нам, зафиксированный в разные периоды человеческой биографии. У нас есть голос молодой Анны Ахматовой, есть открывшийся недавно голос Ахматовой, разменявшей 50-летний рубеж и очень много записей ее пожилой. Мне, конечно, очень хотелось бы рассказать вам о том, что интонация авторского чтения, в данном случае поэта, с годами, как это ни удивительно, не меняется. Но об этом чуть позже.
Вот что пишет Лев Алексеевич в главе, посвященной Анне Ахматовой, в своей книге «Голоса, зазвучавшие вновь»:
«Первый раз авторское чтение Анны Ахматовой было записано Бернштейном в Институте живого слова в Петрограде ранней весной 20-го года. <…> Ахматовскую манеру чтения профессор Бернштейн, воспользовавшись удачной формулой Георгия Чулкова, определил как стиль скорбного воспоминания, при этом он упоминал, что такой стиль, так же как и цитатонасыщенный ораторский пафос Есенина, театрально-трагический пафос Мандельштама надо признать особенностями декламации этих поэтов в гораздо большей степени, чем свойствами их поэзии». Это к разговору о том, как связаны между собой манеры чтения авторского текста и сам текст, который мы видим в книге.
Так вот, Анна Ахматова недавно, уже в XXI веке, открылась нам своим звуковым автографом 1946 года. Это произошло благодаря замечательному подвижнику и собирателю аудиозаписей, хозяину интернет-портала «Старое радио», бывшему эстрадному музыканту Юрию Ивановичу Метёлкину. Он раздобыл каким-то образом, спасая, — он тоже один из спасателей голосов, — передачи детского радиожурнала «Невидимка» 1940-х годов. И вот в одной из программ, это была передача, посвященная юбилею Маяковского, 1946 год… это было за очень недолгое время до знаменитого ждановского постановления. Ахматова тогда провела месяц в Москве, это был апрель, а в августе уже ее ждала эта гражданская казнь, которую мы знаем, когда ее имя было выброшено отовсюду, ее проклинали на всех углах, вот эта анафема, о которой она писала. Так вот, она была приглашена в студию, на радио, и прочитала стихотворение «Маяковский в 13 году». И диктор сказал, что мы не можем просто так не воспользоваться случаем, что Ахматова у нас в студии, и не можем не попросить ее прочитать что-то еще. И он говорит прямо: «Анна Андреевна, прочтите нам что-нибудь написанное совсем недавно, скажем, в годы войны». И она прочитала стихотворение «Мужество». Я хочу заметить, что это стихотворение «Мужество» было однажды записано на магнитофонную ленту, в Комарово, в литфондовском ее домике, который она называла будкой. Она прочитала Льву Алексеевичу Шилову в день Победы 9 мая 1965 года эти стихи. И Шилов в этой книжке черным по белому написал: это единственная запись стихотворения «Мужество». И вот сейчас, в двухтысячных годах, выяснилось, что не единственная. У нас есть голос Ахматовой, читающей это стихотворение спустя вот просто три года после его написания. Я сначала покажу вам запись шиловскую, которая издавалась на дисках и которую я помню просто со своего детства, запись 1965 года. Это из цикла «Ветер войны», вот она читает Шилову в Комарово.
(Звучит начало стихотворения.)
Я прерву, послушаем, как они звучали в 1946 году, то есть почти на 20 лет раньше. И поблагодарим Юрия Метелкина за его находку, среди его находок мы еще, кстати говоря, обрели голос Заболоцкого, только что вернувшегося из ссылки, тоже голос 46-го года он читает отрывки из «Слова о полку Игореве», но это другая немножко тема разговора… Итак, Ахматова, «Мужество», запись 1946 года.
(Звучит стихотворение.)
И вот, хотите верьте, хотите нет, Лев Алексеевич пишет в своей книге, что он сравнивал фонозапись Ахматовой 1920 года — фрагмент стихотворения «Когда в тоске самоубийства народ гостей немецких ждал…», в поздних редакциях от него осталась финальная часть, мы все ее знаем: «Мне голос был, он звал утешно…». Вот он взял этот кусочек из записи 1920 года и это стихотворение в поздней редакции, записанное в 60-е годы, и с секундомером замерил. Человек изменился, изменился его речевой аппарат, и вообще все изменилось — интонация осталась прежней. Протяженность записи совпала секунда в секунду. Я решил проверить на более простом сюжете. Я сравнил две эти записи, открыл программу Adobe Audition и в ней воспроизвел стихотворение «Мужество», 1965 года запись и 1946-го — секунда в секунду.
Переходя от ахматовского имени к другим именам, не могу не сказать еще о том, что звукозаписи ахматовского чтения и сегодня, в 2018 году, как град Китеж, всплывают откуда-то из небытия. И вот совсем недавно, на днях, мне довелось услышать никогда не слышанные никем записи голоса Ахматовой, сделанные в лондонском отеле, когда она ездила получать в Оксфорде почетного доктора литературы. Но об этом мы поговорим когда-нибудь в другой раз.
Я упомянул поэта войны Семена Гудзенко. Он умер в 1953 году от ран, успев перед смертью записать на пленку авторское чтение нескольких своих стихотворений. И вот, коли уж на то пошло, давайте вместе с вами послушаем этот поразительный звуковой автограф, его стихотворение «Когда на смерть идут — поют…» в той редакции, очевидно, в какой он его и написал, не в той, в какой читал Высоцкий в спектакле «Павшие живые» и в какой оно постоянно издается в книге. Я думаю, что он сам исправил напиток в конце, конечно же, но тем не менее это первая редакция. Я еще подумал о том, и мне не один раз приходила эта мысль в голову, что звукозаписи авторского чтения, особенно премьерные, в общем-то, они эквивалентны черновой рукописи стихотворения, к ним можно относиться именно так. И вдумчивые литературоведы именно так и делают. Когда Блок записывал свой голос в 1920 году, он стихотворение «В ресторане» прочитал иначе, чем оно было напечатано в его книге. Некоторые эпитеты изменил. Итак, Семен Гудзенко «Когда на смерть идут — поют».
(Звучит стихотворение.)
Ну вот как не поверить, что этот человек жив, а ведь он жив, в ту минуту, когда мы его слушаем, он жив.
Я помню, как Шилов на одном из вечеров, как раз посвященных Ахматовой, рассказывая о ценности звуковых автографов, как-то не выдержал и сказал: «Ну поверьте, это же маленький вариант бессмертия». В ту минуту, когда мы слушаем, человек с нами, он жив, и это действительно так.
В начале двухтысячных годов редакция журнала «Новый мир», где я и по сегодня работаю, такой сделала замечательный мне, как я это для себя называю, подарок: мне предложили написать несколько очерков о явлении звучащей литературы. И на протяжении нескольких лет, кажется, пяти, через номер, я публиковал такие статьи под общим заглавием «CD-обозрение». То есть я обозревал литературные компакт-диски, взяв самые современный на то время, да и на сегодня, носитель — компакт-диск. И в частности, конечно, в поле моего зрения попал звучащий альманах — это очень точное название жанра — «Осип Мандельштам», с грифом «Государственный литературный музей» пластинка, составленная уже не раз упоминавшимся сегодня Львом Шиловым. Это одна из последних его работ, сделанная на современном носителе. Здесь он представил 10 звуковых автографов Осипа Мандельштама. Признаюсь вам, что коллеги, которые меня сейчас снимают, сказали мне, что без Мандельштама разговор о звучащей литературе может показаться немножко странным. Но это действительно так. Человек, который один раз услышал, как Мандельштам поет свои стихи, уже всегда будет хотеть в какие-то минуты разговора о сохранившихся голосах поэтов услышать это еще раз. И вот мы захотели услышать это еще раз. Давайте я вам покажу фрагмент одиннадцатого автографа, не вошедшего в этот звучащий альманах «Осип Мандельштам». Это до сих пор не опубликованная запись, почти целиком она сохранилась: Мандельштам читает на фоновалик стихотворение свое знаменитое «Век». И записал он его в Институте живого слова у Сергея Бернштейна практически сразу после написания. Но поскольку это запись действительно древняя и это эхо голоса человека, я напомню первые строфы:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
заглянуть в твоих зрачки,
и своею кровью склеит
двух столетий позвонки?
Кровь-строительница хлещет
горлом из земных вещей,
захребетник лишь трепещет
на пороге новых дней…
(Звучит фрагмент.)
Вот это был фрагмент неопубликованного автографа Осипа Мандельштама. И я, как всегда, благодарю своих коллег по Государственному музею литературы Владимира Ивановича Даля, благодарю работников отдела аудиовизуальных фондов.
Друзья мои, должен сказать, что эта пластинка «Звучащий альманах», посвященная Осипу Мандельштаму, открывалась фрагментом выступления нашего современника, который сейчас, слава Тебе, Господи, жив и отметил не так давно свое восьмидесятилетие (?), два года тому назад — Александра Кушнера. Его слово о Мандельштаме, которое звучит с этого диска, было произнесено в начале перестройки горбачевской, и даже и по сегодня оно содержит в себе еще и отпечаток этого времени, когда на большом литературном вечере, посвященном Мандельштаму, чьи стихи еще, казалось, люди недавно переписывали в тетрадки, они ходили в самиздате, «Воронежских тетрадей» опубликовано не было, да многое не было опубликовано Мандельштама. И это время очень чувствуется и по реакции зала и так далее.
Кстати говоря, сам Александр Семенович Кушнер выходил со своим авторским чтением на пластинках. У меня в руках, кажется, самая первая его пластиночка «Александр Кушнер. Стихи. Читает автор». Послесловие к ней написал литературовед и поэт Лев Озеров. Вот он пишет: «Если в первых книгах поэта перед нами предстоял мир вещей, предметы, доступные взгляду, то в новых книгах, а именно из них выбрал Александр Кушнер стихи для этой пластинки (то есть поэт сам составил этот диск. — П. К.) вам передается его волнение, вы ощущаете трепет его ищущей мысли, вы чувствуете, что одухотворенность, закрепленная в слове, метком, афористическом слове, все более и более наполняет эти стихи».
Я не могу не вспоминать с радостью, что при поддержке журнала «Новый мир» удалось и мне с группой друзей таким вот архивным тиражом в рамках проекта «Звучащая поэзия» выпустить пластинку Александра Кушнера в начале 2000-х годов — это его большое аудиособрание, сейчас, я думаю, ему было бы трудно прочитать это так, как он прочитал почти 15 лет назад по разным причинам, и очень горжусь я этой работой. И, конечно, назвал я ее по стихотворению Кушнера, у него есть такое стихотворение «Пластинка», посвященное грампластинке. Но я хочу сейчас вам прочитать стихотворение Кушнера из его самой-самой первой книги, тоже с замечательным названием для нашей темы, стихотворение, которые называется «Магнитофон».
Вот посмотрите, у меня в руках одна из последних книг Кушнера — это «Земное притяжение» 2015 год, а вот его первая книжка, которая называется «Первое впечатление» — 1962 год, За 4 года до моего рождения, а мне сейчас 52 года.
Молодым людям, которые сейчас услышат эти стихи, я хочу напомнить, что у катушечного магнитофона — который сейчас, кстати говоря, может быть и в кадре, передо мной вращаются бобины катушечного магнитофона «Темп» — у такого катушечного магнитофона часто был еще такой зеленый глаз, он светился, такой, знаете, фонарик. И этот глаз, индикатор питания, попал даже в стихотворение, если мне память не изменяет, к Белле Ахмадулиной. Итак, Александр Кушнер, стихи из его первой книги «Первое впечатление» — «Магнитофон».
(Читает стихотворение «Магнитофон».)
Поразительные стихи, уже музейные, потому что сегодняшним молодым людям слово «магнитофон» —оно уже уходит просто в предание, прошлое. Сегодня это все на крохотном аудиоплеере, в цифре. И тем не менее они сохраняются еще, эти магнитофоны, и компакт-кассеты, и катушки.
Сейчас мне хочется, продолжая вместе с вами слушать, некоторые избранные звуковые автографы из разных коллекций, в том числе из коллекции Государственного литературного музея, услышать голос поэта, который ну уже давно обрел рядом со своим именем то прилагательное, которое тоже становится постепенно музейным, но которым мы пользуемся, когда говорим о литераторах XIX века, прилагательное «великий».
Поразительно, что многие из нас были его современниками. Я сейчас сообразил, что, когда поэта — назову имя: Николая Михайловича Рубцова — не стало в 1971 году, через год я пошел в школу. То есть если бы жил, скажем, в Вологде, то можно теоретически представить, что я шел бы по улице, а он бы прошел по другой стороне улицы. Почему нет?
Голос Николая Михайловича Рубцова сохранился во много благодаря усилиями литературоведа Вадима Валерьяновича Кожинова, причем сохранились записи Рубцова не только читающего свои стихи, но и поющего свои стихи. В частности, «В горнице моей светло…», знаете эту песню. Он ее поет совершенно на свой манер и манер у него такой поморский немного. Кто-то мне сказал очень точно, что интонация в которой Рубцов и читал и пел, напоминала интонацию «перехожих калик» позднего советского времени, которые ходили по русской земле, по вагонам, собирая себе на пропитание, ища работу и так дальше.
Мы сейчас услышим голос Николая Рубцова, но перед этим я скажу о том, что в прижизненных его изданиях огромное количество цензурных вмешательств. Вмешивались люди, отвечающие за идеологию в местных издательствах, не спрашивая поэта, поправляли ему эпитеты, чтобы действительность, которую он описывал, современная ему, выглядела более лакированной, чем та, как им казалась, печальная, как это действительно есть в стихах у Рубцова. Но эти вмешательства иногда оказывались уже к сегодняшнему дню просто неотъемлемой частью рубцовских стихов, и их никто не замечает, а они были. Вот, скажем, во всех книгах Николая Рубцова, на всех сайтах, посвященных ему, в стихотворении «Тихая моя родина» есть эпизод со школой, он вспоминает свою школу и представляет себя такой вороной, которая прилетит и сядет на забор. И вот такие там строчки:
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил...
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
Новый забор перед школою,
Тот же зеленый простор.
Словно ворона веселая,
Сяду опять на забор!
И так во всех книжках Николая Рубцова, в «Избранных» и в сборниках прижизненных, и на интернетовских сайтах, вот, какой-то идиот, желая поправить стихи Рубцова и отремонтировать забор хотя бы в стихах, переправил его на «новый».
Мы сейчас услышим это стихотворение в авторском чтении, стихотворение Николая Рубцова. И я скажу еще только о том, что сегодня записи Николая Рубцова все собраны и в Литературном музее они аккуратно обработаны, и я помню замечательный методический диск с этими записями и надеюсь, что будет выпущен тиражно, нормально компакт-диск с его авторским чтением. Во всяком случае, замечательно, что эти записи сейчас доступны и что они хранятся в надлежащем состоянии. Итак, Николай Рубцов «Тихая моя родина».
(Звучит стихотворение.)
Ну я потихоньку приближаюсь к завершению нашего повествования о литературной звукоархивистике, о работе моих коллег по Государственному музею истории российской литературы имени Даля. Понимаю, что сегодня это еще был разговор памяти замечательных подвижников Сергея Бернштейна, Льва Шилова и Сергея Филиппова. Но нельзя завершить этот разговор, как мне кажется, уж точно одним именем.
У меня в руках довольно удивительное издание — это ленинградский «День поэзии» 1967 года. Здесь опубликована подборка из двух стихотворений поэта Иосифа Бродского. Это, наверное, единственная была его публикация в Советском Союзе такая крупная. И после триптиха памяти Томаса Элиота, чей голос, кстати, сохранился — я имею в виду Элиота, — здесь маленькое стихотворение «В деревне Бог живет не по углам…»
В книге «Голоса, зазвучавшие вновь» Лев Алексеевич вспоминает о том, как он записывал молодого Иосифа Бродского. «Дело Бродского (Бродский тогда вышел из ссылки, ему сократили ее сильно. — П. К.) еще громыхало и догромыхивало, вряд ли не было такого интеллигентного дома, где бы не хранили, где по крайней мере не читали стенографическую запись судебного заседания, сделанное Фридой Вигдоровой. Но лицо поэта знали тогда немногие. И мои коллеги по бюро пропаганды не обратили никакого внимания на рыжеволосого верзилу, которого провела мимо них ко мне в фонотеку одна из внештатниц «Нового мира», ныне известная славистка Вика Швейцер. Бродский начитал на мой магнитофон уже хорошо им продуманную, как я понял позже, подборку своего избранного».
И вот, друзья, эта запись, которую сделал Лев Алексеевич, когда Бродскому было 26 лет, в 1966 году, оказалась единственной профессиональной записью авторского чтения Бродского, сделанной в те годы в Советском Союзе. Лев Алексеевич выпустил ее компакт-диском. И не один раз она даже, по-моему, выходила. И давайте сегодня в память и о Шилове, и в память Бродского послушаем это прелестное небольшое стихотворение «В деревне Бог живет не по углам…» — именно ту запись 1966 года. В ней бешеный напор Бродского не так выходит на первый план, как скажем, в стихах «Колыбельная Джону Донну» или «Рождественский романс», но все равно видно, как он кометой летит к своему слушателю и читателю, яростной такой кометой.
(Звучит стихотворение.)
Я помню, что Лев Алексеевич Шилов очень мечтал начать выпуск полного звучащего собрания сочинений Иосифа Бродского — в принципе, достижимая вещь. Кстати говоря, Шилов успел выпустить в свое время звучащее собрание сочинений Корнея Ивановича Чуковского. Что же до Иосифа Бродского, то записи его авторского чтения и сегодня продолжают, как и ахматовские записи, появляться все более и более, те, которых никто не знал, в том числе записи самых последних лет его жизни. Мне в Англии Ефим Славинский подарил бобины — эти записи уже опубликованы — с чтением Бродского, и вот я вижу, например, что одна из бобин — это запись, сделанная Алексеем Хвостенко в Лондоне в 1981 году.
Закончим наш разговор, чтобы как-то понимал и я, и мы с вами вместе понимали , что профессия звукоархивиста, в общем, коротко говоря, — это совсем никакой не некрополь, это сегодняшняя жизнь тоже, —закончим необычным звуковым автографом, точнее двумя, посвященным двум поэтам: одному — ушедшему не так давно Нобелевскому лауреату, великому польскому поэту Чеславу Милошу, а другому — слава Богу, благополучно продолжающему свою работу, только что справившему свое 80-летие, и он совсем не похож на 80-летнего человека — так он молод и как-то внутренне энергичен, мы недавно совсем с ним виделись, поэт, которого мне удалось выпустить тоже компакт-диском под названием «Кыё! Кыё!», это одно из его самых известных стихотворений XX века , — поэт Олег Чухонцев.
В связи с недавним юбилеем Олега Чухонцева я вспоминаю очень дорогую мне небольшую заметку в своем «Календаре поэзии» в «Российской газете» писателя Дмитрия Шеварова. Вот я сейчас ее открыл на компьютере. Как замечательно написал Дмитрий Геннадьевич: «Олег Чухонцев, один из тех очень немногих, кто устоял перед страхами». Перед этим речь шла о том, что в двадцатом веке путь мыслящего поэта был опасен, поэзии захотелось быть глуповатой. И вот Шеваров пишет: «Один из тех, кто не поддался соблазнам широкой популярности и остался томим духовной жаждою, остался поэтом интеллектуального усилия и душевного напряжения. Огромное достоинство, пусть не всем очевидное в современной русской поэзии, в том, что в ней работает Олег Чухонцев». Я, разумеется, присоединяюсь к этим словам. Вот сейчас идет верстка его новых стихов в апрельском 2018 года, когда мы записываем эту передачу нашу, «Нового мира». И я хотел бы, чтобы мы послушали с вами его голос, поскольку я его сейчас сюда привезти его не мог, конечно. Но даже не с той пластинки «Кыё! Кыё!», которую мне посчастливилось записать и которую я по сей день очень люблю, эта пластинка 2004 года — единственный компакт-диск авторского чтения Олега Григорьевича, а историю, которая напоминает мне мой давний с моими коллегами проект новомирский «Звучащая поэзия», когда можно было, зайдя на сайт журнала «Новый мир», оказавшись рядом с той или иной поэтической подборкой, увидеть рядом с одним стихотворением в электронной версии значок граммофона, щелкнуть и услышать, как этот поэт читает сам это стихотворение. Потом несколько раз я повторял этот проект такими порциями небольшими, он мне очень дорог.
И вот когда в 2011 году мы захотели отметить, вспомнить о поэте Чеславе Милоше, как раз весной вот этого 2011 года в Кракове проходил фестиваль, посвященный Милошу, там были и наши литераторы. Условием, по-моему, участия в фестивале, или, во всяком случае, частью фестиваля, был перевод стихотворения того или иного Милоша на свой родной язык. То есть нашем случае Чухонцев должен был перевести стихотворение Милоша. Он перевел маленькое стихотворение «Дар». И 11-й номер 2011 года журнала «Новый мир» — я держу в руках — открылся публикацией, из одной странички состоящей, — стихотворение «Дар» на польском и перевод, блистательно выполненный этого верлибра такого Олегом Чухонцевым. Он во вступлении написал: «Этот опыт из рубрики “перевод на случай”, отсылающий к жанру “стихов на случай”, жанру, который так ценил еще Гёте, я и предлагаю теперь вашему вниманию как мой скромный отдарок великому поэту».
Давайте послушаем, как эти стихи читает сам Чеслав Милош. Мне когда-то привез из Польши молодой друг Милоша, поэт Виктор Куллэ, кассеты, которые ему дал Милош с записью своего авторского чтения. На одной из кассет я обнаружил это стихотворение «Дар». А потом услышим, как свой перевод этого стихотворения читает недавний юбиляр Олег Чухонцев.
Итак, читает Чеслав Милош, «Дар», будем слушать польский язык.
(звучит стихотворение)
И вот читает Олег Чухонцев.
(звучит стихотворение)
Завершая свой сегодняшний рассказ, нашу такую беседу пространную, я, конечно, не могу не думать о том, что сегодня в России, да и в мире литературной звуковой архивистикой занимается пусть небольшое, но все-таки значительное количество людей. И я, пользуясь случаем, кланяюсь своим коллегам, и не только в Москве, но и в других городах: Юлии Валиевой, которая делает замечательный проект, посвященный поэзии Ленинграда, Петрограда, Санкт-Петербурга, и Игорю Сиду, который в mp3 формате выпустил замечательную антологию «Современная поэзия от авторов». И с благодарностью вспоминаю, повторюсь еще раз, новомирские проекты и, конечно, кланяюсь своим коллегам, ежедневно работающим вот в этом самом отделе, где мы сейчас сидим в Государственном музее истории российской литературы имени Даля, в отделе, который называет отдел аудиовизуальных фондов.
В качестве такого поскриптума к этому разговору: мы сегодня вспоминали очень много Льва Шилова, «спасателя голосов», как его точно назвал уже упомянутый мной писатель Дмитрий Шеваров. И я должен вам сказать, что не так давно усилиями одного моего доброго знакомого открылось мне стихотворение человека, имя которого сегодня звучало, того самого Льва Озерова, который писал предисловие к первой виниловой пластинке Александра Кушнера, стихотворение, посвященное — кому бы вы думали? — звукоархивисту: редчайший случай в советской поэзии. Это были стихи, посвященные как раз Льву Шилову.
Лев Озеров был поэт тихого голоса, у него исправно в течение жизни выходили сборнички стихов. И я очень благодарен тому, кто ксерокопировал страничку с этим стихотворением, узрев справа посвящение: «Л. А. Шилову». Я прочитаю эти стихи. Они о том же самом, о маленьком бессмертии.
Не спеша, поначалу несмело,
Избавляясь от хрипа и визга,
Отделилась душа от тела,
Отделился голос от диска
И услышал я друга и брата
Словно здесь он, рядом со мною,
В слове, сказанном им когда-то,
Житие продолжает земное.
На этом я прощаюсь с вами. Благодарю вас, что вы вместе со мной послушали звуковые автографы наших замечательных литераторов, и призываю вас время от времени собственными усилиями, с помощью того же Интернета слушать авторское чтение — поверьте, это обогащает. Потому что я очень верю, что именно в авторском чтении, особенно литератора, в голосе человека, ушедшего человека особенно, сохраняются очень важные, значительные черты его личности. Не зря поэт Максимилиан Волошин говорил когда-то, что в авторском чтении поэта сокрыта его душа. Голос — душа поэта, писал он. Всего вам доброго.
Лекция подготовлена совместно с Государственным музеем истории российской литературы имени В. И. Даля.
Проект осуществляется с использованием гранта Президента Российской Федерации на развитие гражданского общества, предоставленного Фондом президентских грантов.
