Татьяна ТЕРЕШИНА

Я — сильная мама. Принести полные сумки из магазина? Вкрутить лампочку? Купить квартиру? Договориться с рабочими сделать ремонт? Не вопрос. Носила, вкручивала, покупала и договаривалась.

Нет, я не делала все за своего сына. Отнюдь, была вполне уверена в его самостоятельности. С 9 лет он ездил сам в метро, посещал кружки и секции, выполнял свои обязанности по дому. Но я всегда знала, что и как ему следует сделать: «Причешись», «Почисти зубы», «Надень сегодня голубую рубашку», «Социальная карта, проездной, ключи — не забыл?»

До тех пор, пока однажды моему сыну не был задан коварный вопрос: «Чего бы хотел твой герой, которого ты нарисовал?»

— НИЧЕГО, у него все есть.

Зачем стремиться к чему-то, идти вперед, расти, вставать с заветного дивана? Есть мама — она лучше знает, что и как.

Это тотальное стремление думать и действовать за будущего мужчину, контролировать его действия, желать за него, решать за него настолько растворилось в обычной жизни, что годами оставалось незамеченным.

Сын говорит по телефону. «Автоматически» напрягаю слух: с кем и о чем? Пишет друзьям в мессенджерах. Из-за плеча краем глаза «цепляю» — кому и что.

— Да, да, уроки делай сам.

Двадцать минут спустя не выдерживаю: «Ты уже решил задачу? Нет? Ну конечно, разберешься».

Спустя час опять: «Ну что, ответ в задаче сошелся? А Сереже ты звонил, у него тоже так получилось?»

Я — мать, я должна заботиться о своем ребенке, знать, что с ним происходит, должна формировать его окружение, должна, должна, должна… Должна?

«Необходимо контролировать ребенка ненавязчиво, но постоянно...» Множество подобных цитат, найденных мной в православной литературе о воспитании, почерпнутых в личных беседах, казалось бы, подтверждали это. Результат не заставил себя ждать. Переходный возраст — своеобразная лакмусовая бумажка — в один день обнаружил «песочный» фундамент нашего дома. Моя родительская власть была низвержена. Сын отказался идти в школу, лег на диван и днями смотрел в потолок. «Руль» его жизни был в руках других людей, пусть даже и очень близких.

«Зачем жить?» Мой сын утверждает, что в его окружении нет ни одного знакомого подростка, который бы хоть раз в жизни не задавал себе этого вопроса. «Ушел из дома», «спрыгнул с крыши» — работая в школе, подобные фразы, увы, я слышала нередко. Эти поступки — отчаянное свидетельство попыток подростков найти ответ на главный для них вопрос. И еще невероятная жажда вернуть себе родителей. Нет, не тех, кто кормит, одевает и указывает. Родителей, кто разрешает не отвечать, когда не хочется, позволяет временами закрыться в комнате и стучать в стену теннисным мячиком, стучит в дверь, прежде чем войти, советует, принимает и отпускает.

Пришло время прозреть и увидеть, что цитата вырвана из контекста и имеет свое продолжение:

«...Хорошо, если ребенок привык обсуждать свой выбор с родителями, но решение должно быть его… пусть учится прислушиваться и не боится советоваться. Самостоятельность — это рассуждение с советом» (архимандрит Иоанн Крестьянкин).

Так, в течение 14 лет внешне соблюдая традиции православия, я находилась от него за 1000 верст… И, воспитывая сына, искренне считала, что все делаю правильно. Чего только не было в нашем доме: воспитание, образование, православная школа, великолепные учителя, лагеря, поездки. В нашем доме не было главного — любви. Любви как уважения к выбору данной нам Богом человеческой личности.

Увы, пространство моего ребенка было заполнено моим страхом и беспокойством, места для его собственных решений не оставалось. Родительская тревога — сложное чувство, оно не отпускает, не дает возможности нормально думать, заставляет бесконечно повторять одно и то же, обижаться, бросать в порыве тетрадку, кричать, злиться, жалеть потом. Страх внутри как гоночная машина, чем его больше, тем выше скорость: страшно, что не справлюсь, страшно, что не хватит денег, страшно, что не поймут.

Как воспитать бесстрашного, уважающего себя и других мужчину, если твое сердце и голова полны страхов? Ответ пришел во время воскресной литургии, в словах протоиерея Владимира Новицкого: «Там, где много страхов, там нет страха Божия. Отодвигать себя и делать по совести. Делать ради Христа. Он подхватит, и появятся силы».

Перефразируя эти слова применительно к отношениям с сыном-подростком, я бы сказала: отойти и НЕ ДЕЛАТЬ, потому что действовать как раз очень хочется. Это нелегко, но возможно. Мне помогли эти пять шагов:

1. Ответить себе на вопрос: чего именно я боюсь?

Быть плохой матерью? Остаться одной? Оказаться без денег? Понимание проблемы — наполовину ее решение. 

2. Честно признаться себе, что это мой страх. Разрешить себе быть такой: боящейся, неуверенной, сомневающейся — непросто.

3. Принять происходящее как математическую задачу и прописать условие.

Дано: я кричу на ребенка, мне страшно. Посуда не вымыта, уроки не сделаны, из школы звонят.

4. Определить зоны ответственности.

Убрать в комнате, сделать уроки — чья задача? Кто хозяин, тот и решает. Встречаться с последствиями забытых дома учебников, не написанных сочинений тоже важно уметь.

Помню, мне было очень сложно не переспрашивать много раз, сделаны ли уроки, собран ли портфель. Но это и стало моей родительской задачей: помнить о своем беспокойстве, переживать и разрешать сыну принимать собственные решения, оставляя место для личного выбора и ответственности за результат. Я училась НЕ делать, просто быть рядом, сочувствовать, слушать и ждать.

5. Наши возможности имеют границы, но всегда рядом Тот, чье Действие бесконечно. 

А потому, сделав по-человечески все возможное, в том числе попросив молитв духовника, всех друзей и знакомых, остальное я отдала Богу. Как сказал блаженный Феофилакт, когда человек действует, Бог со-действует.

И Он посодействовал. Сын ушел в поход в Подмосковье, а оказался на Валааме. Ведь «руль» собственной жизни был уже в его руках. Но это уже следующий шаг и другая история.

8
0
Сохранить
Поделиться: