«Однажды я получила полное негодования письмо, — рассказывает Татьяна Фалина. — Женщина, его написавшая, наткнулась на одну из публикаций о тюремном служении, где фигурировало мое имя, и не поленилась найти меня, чтобы высказать все, что она думает о моей деятельности. Суть письма, если опустить гадости, сводилась к тому, что нормальный человек не может хорошо относиться к заключенным: «Что вы себе позволяете? Почему вам интересно общаться с уголовниками и не интересно общаться с нормальными людьми?»
Выгорание до начала
Это письмо — яркий показатель того разграничения, которое существует в голове у большинства: есть люди, а есть зэки. Что люди — одни и те же и по ту, и по другую сторону решетки, точно знают родственники осужденных, на которых подобная ксенофобия отражается очень сильно — едва ли не сильнее, чем на самих осужденных. Поэтому тюремное служение на самом деле затрагивает огромный пласт людей, и те, кто сейчас находится за решеткой, — это только вершина айсберга. Но безусловного понимания этого в обществе до сих пор нет.
Мы разговаривали с руководителями нашей нижегородской службы помощи бездомным. Эта работа отчасти пересекается с тюремным служением: их подопечные нередко попадают на улицу прямиком из мест лишения свободы. «У нас, конечно, эффект выгорания есть. Люди через какое-то время заметно устают и уходят. Хорошо, что приходят новые», — поделились волонтеры. Я позавидовала. Потому что в тюремное служение люди почти не приходят — все держится на одних и тех же. Почему — не очень понятно. Ведь работа с осужденными — достаточно интересная и, главное, благодарная деятельность. Так почему же столько сложностей?
Для начала нужно осознать необходимость подобной деятельности. Люди совершают преступления, и за это их изолируют от общества. Зачем же теперь обществу нарушать эту изоляцию? Предположим, это можно внятно объяснить: привести рациональный довод о профилактике последующих преступлений, напомнить про романтическую «милость к падшим», рассказать о заповеди самого Спасителя — «в темнице был и вы пришли ко мне».
Тогда перед потенциальным волонтером встает следующая преграда: сторонний человек, как правило, плохо представляет себе жизнь за решеткой. Кажется, что это совсем другой мир. И кроме страха перед этим непонятным, закрытым миром возникают еще и чисто практические вопросы: что делать волонтеру в колонии? Как выстраивать свою работу? Требуются ли там какие-то специальные навыки общения?
Но даже если с этими вопросами получилось как-то разобраться и решение идти в колонию все-таки принято, то появляется еще одно препятствие: все, что касается тюремного служения, сопряжено с оборотом огромного количества бумаг — пропусками, разрешениями. Все это требует времени и терпения. Спонтанность тут невозможна.
Вот и получается, что человек перегорает еще до начала реальной работы. Но если после всего этого дело все же доходит до посещения колонии, то там волонтерам обычно нравится…
Полоса отчуждения
Мне попадались люди, которые очень плохо реагируют на весь антураж колонии: пропуска, металлоискатели, высокие заборы с вышками охраны, глухие железные ворота и колючую проволоку. Один знакомый телеоператор, когда ему случалось снимать что-то по тюремной теме, жаловался: «Не знаю, как прощаться, когда выходишь из колонии. Говорить “Прощайте!” как- то невежливо, а “до свидания” — язык не поворачивается…» Но чаще всего у волонтеров, попавших в колонию для решения какой-то разовой проблемы, эмоции бывают самые положительные.
Как ни парадоксально, но эти положительные эмоции объясняются той же неизвестностью, которая вначале отпугивала. Думали — там кошмар и злобные монстры, а на деле оказались нормальные человеческие лица, доброжелательное общение, интересные собеседники. Но восторг после первого посещения «зоны» — такая же ошибка, как и первоначальный страх. И он так же не приводит к реальной конструктивной деятельности, то есть к постоянному посещению исправительных учреждений, а нужно-то именно это.
Колония — закрытый мир, живущий по определенному распорядку. Один день похож на другой, и при этом человек здесь постоянно на виду, без возможности уединиться. Годы в таком режиме выматывают и морально, и физически. Поэтому каждый приходящий с воли — как глоток свежего воздуха, возможность общения без навешивания ярлыков. Иногда этого достаточно, чтобы не сойти с ума или не озлобиться.
«Когда-то, еще в другой жизни» — нередко можно услышать от осужденных. Это не художественный оборот. Там это действительно воспринимается так. Человек совершил преступление, его осудили. Проходит пять, семь, десять лет — и осужденный постепенно забывает, за что его посадили, как он жил до колонии, кем был. Это не означает, что он не раскаивается в содеянном или действительно не помнит каких-то событий, просто все они уходят далеко-далеко. Словно это было не с ним. Психологи называют это «потерей актуальности воспоминаний».
Это убивает и надежду на будущее, которая нужна, чтобы человеку хотелось жить, и веру в людей, и способность просить о помощи. Как следствие, все это лишает человека возможности раскаяться, что-то изменить, а значит, отрезает ему путь к возвращению в общество. Волонтеры приходят в колонии для того, чтобы этого не происходило.
Мифы и реальность
Когда люди узнают о том, что я занимаюсь тюремным служением, один из самых частых вопросов звучит так: «А вам не страшно ходить туда?» Опасность посещения колонии — один из самых распространенных мифов вокруг тюремного служения. В действительности посещать колонию не опасно. Во-первых, волонтеров в любом случае сопровождают. Во-вторых, осужденные к людям, которые не шарахаются от общения с ними, как правило, относятся очень хорошо и доброжелательно. Во всяком случае, более внимательные и благодарные собеседники мне больше нигде не встречались.
«Там лицемеры, которым только бы подарки с воли несли, тогда они что угодно готовы слушать, а на деле никто ни в чем не раскаивается и никогда не меняется» — еще одно частое рассуждение. Кстати, чаще всего его можно услышать именно от тех, кто сам сидел.
На самом деле все обстоит не совсем так. Действительно, львиная доля писем, которые приходят из колоний в разные благотворительные организации или в храмы, построена по общему принципу: «Волею судеб сижу в тюрьме, очень раскаиваюсь, пришлите денег». Конечно, доверия это не вызывает, и здоровый скептицизм тут уместен. Разумеется, когда волонтеры приезжают в колонию с концертами и подарками, доля желающих получить приятный сувенир или просто развлечься действительно велика. Именно поэтому волонтерская деятельность и не должна сводиться только к таким мероприятиям. Если работать в колонии регулярно, то постепенно определяется группа людей, которым действительно нужно общение и поддержка.
Однако есть другая крайность, когда человек приходит в колонию с посылом правозащитника «тут все невиновные, потому что система у нас такая, сажают всех подряд». Конечно, люди, которые стали жертвой судебной ошибки, в колониях встречаются, но редко. Подавляющее большинство все же сидит за реальные преступления. Другой разговор, что обстоятельства бывают разные, и среди осужденных встречаются люди, которые попали за решетку по воле случая — ошибки молодости, аффект, несчастный случай, какие-то невыносимые жизненные обстоятельства. То есть преступление они действительно совершили, но преступными личностями не стали. Отсидев положенное и выйдя на свободу, они возвращаются к нормальной жизни и больше за решетку не попадают. И вообще, искать виновных и невиновных — задача суда, а не волонтера.
Мы приходим в колонии, чтобы поддержать человека здесь и сейчас и этой поддержкой дать ему шанс вернуться в нормальную жизнь.
«Что значит — тюремное служение? Это в тюрьме, что ли, работать?» Как я уже говорила выше, общение в колониях с осужденными — важная, но не единственная стезя тюремного волонтерства. Добавьте к ней работу, направленную на профилактику преступлений, поддержку родственников осужденных, и тех, кто освободился из мест лишения свободы, а также исследовательскую и методическую работу — и тогда вы получите полную картину. Так что возможностей проявить себя в тюремном служении множество. И работа непосредственно в колониях тоже очень разнообразна: посещение колоний с беседами и разовыми концертами, участие в совместных богослужениях, организация совместных долгосрочных проектов и очного или заочного обучения заключенных.
Заниматься тюремным служением можно и нужно. Главное помнить: не надо идти в колонию с желанием чему-то научить или кого-то спасти. Туда нужно просто приходить и общаться с этими людьми. Тогда однажды вы поймете, что это общение вам нужно не меньше, чем осужденным.
Если вы хотите помочь
В Русской Православной Церкви есть Синодальный отдел по тюремному служению — он централизованно занимается работой с колониями. Информацию о деятельности отдела можно найти на официальном сайте anastasia-uz.ru.
Можно также обратиться к автору данного материала, к волонтерам Отдела Нижегородской епархии по взаимодействию с уголовно-исполнительной системой — gufsin@nne.ru.
Читайте также другие статьи Татьяны Фалиной - сотрудника Отдела по взаимодействию
с уголовно-исполнительной системой Нижегородской епархии
На заставке фото раздачи пасхальных подарков.
