Мороз я накликала сама. Кульминация четвертой, чугуевской главы моей книги «На реках Вавилонских» начинается словами: «Так холодно ему не было никогда».
Пол в храме студил ноги. Мы переминались, стараясь не шевелиться лишнего. Дочка, замотанная в папин шарф, деловито сновала, фотографируя с разных точек плотную группу людей, сгрудившихся у поминального стола, где штабелями лежали батоны и яблоки, трепыхались огоньки свечей и вокруг которого шел, отставив чуть в сторону кадило, чернобородый отец Александр. Три старушки в цветастых платках тянули тоненькими голосами: «Со святыми упокой».
Передо мной стоял невысокий сутулый парень в грубо сшитой шинели с башлыком. Крестясь, он кланялся так низко, что подол задирался, обнажая синие джинсы. Мужчины с прямыми военными спинами держались поодаль, строго сцепив на животах руки. Храм, как обычно в украинских городах, был полон, но, даже собравшись вместе, мы не могли согреть дыханием холодные стены. Полуразрушенный Покровский собор — бывшая полковая церковь военного гарнизона города Чугуева, вместо купола имел железный каркас, а потолок металлического цвета нависал низко, словно разрезал пространство храма пополам.
Георгиевский праздник придумали давно. «Вечногарнизонный» городок Чугуев со времен аракчеевских поселений был одним из центров военной жизни южных губерний.
Чугуев тем и знаменит,
Что в нем гусарский полк стоит.
Здесь два столетия готовило офицеров прославленное юнкерское училище, каждое лето яблоневые сады заполнялись палатками учебных лагерей, а главное — квартировал знаменитый Ингерманландский гусарский полк.
Можно представить, как изменилась жизнь провинциального Чугуева, когда в тишину его улиц в 1874 году вошли гусары: герои Бородинского сражения, победители англичан при Балаклаве, георгиевские кавалеры, шумные красавцы с лихими усами и в голубых ментиках на могучем плече!
Пирушки со знаменитой гусарской жженкой в ротонде на берегу Донца, скачки, балы в актовом зале юнкерского училища, концерты Шаляпина в ресторане офицерского собрания, — и маневры, парады, учения.
Путевой царский дворец между училищем и казармами, на обрывистом берегу, по которому террасой спускался сад, ждал императора. Сюда, в тайную комнату без окон, под настороженные взгляды офицеров ввели однажды самого Шамиля, побежденного, но не лишенного русским царем ни чести, ни оружия.
В августе 1914 года они сели на коней и стройной колонной ушли на Великую войну. И жизнь в провинциальном городе со столичной историей замерла, как всегда происходит с городами, когда из них уходят военные.
Это уже без них, полегших на полях последних конных сражений уходящей истории, разорили и разрушили их полковой храм.
Остовом корабля возвышается над городом осыпавшаяся башенка юнкерского училища. Знаменитый плац, на котором император Александр Второй принимал парады, засажен деревьями и осквернен каменной глыбой вождя мирового пролетариата. Нет и деревянной ротонды. Пусты торговые ряды когда-то богатого городка, такого богатого, что большевикам, прибывшим сюда из Харькова, понадобилось три дня, чтобы разграбить его до основания.
Сохранилось, однако, двухэтажное здание офицерского собрания. Сегодня, в Георгиевский праздник, офицеры военного гарнизона откроют на его стене мемориальную доску с желто-черным петровским крестом и царскими вензелями — знаком Ингерманландского гусарского полка. Зазвучат трубы, молодой солдат в походной форме сорвет синее покрывало, и перед нами на морозном воздухе зазвучат полные достоинства строки, написанные ротмистром Ингерманландского полка — о верности, о чести, о гусарской славе….
В юнкерском училище служил мой прадед, Григорий Магдебург. О нем, о фронтовике, которого в 1916 году отправили в Чугуев готовить молодых офицеров, я рассказала в своей книге «На реках Вавилонских». Здесь, на реке Донец, вместе с батальоном юнкеров защищал он город от банды под предводительством уже печально знаменитого к тому времени матроса Железняка. Отсюда Григорий Магдебург ушел вместе со своими сослуживцами в Добровольческую армию.
Поэтому мы сегодня здесь, в Чугуеве, в переполненном и холодном Покровском храме, на панихиде по усопшим воинам.
— Николай, Димитрий, Карп, Сергий, Василий, Василий, Иоанн, Лев, — читает монотонной скороговоркой отец Александр, — Димитрий, Леонтий, Алексей, Платон, — и сжимается сердце, и кажется, что это не панихида, а перекличка, и из темноты, из морозного тумана, выступает ровный ряд серых шинелей, и как по команде каждый делает шаг вперед, и приближается к нам смутное, родное лицо,— Николай, Сергий, Василий, Митрофан, Григорий, Григорий, Григорий…
Исторические фото предоставлены Артемом Левченко, современное фото — Анна Зелинская. Рисунки Артема Безменова.
