Мне чрезвычайно близка устремленность о. игумена Петра к национальной самокритике; русскому человеку вообще свойственно с одинаковым энтузиазмом с одной стороны — превозносить свое отечество, с другой — ругательски ругать себя и соотечественников за то, что мы никак не достигнем успехов «цивилизованного мира», что мы «хуже всех»; это у нас в традиции и в характере.
Этой особенностью пользовались и пользуются современные либералы, упорно протаскивающие в сознание людей западные индивидуалистические ценности и идеалы, которые у нас сполна укладываются в рекламные слоганы «полюбите себя», «вы этого достойны», «бери от жизни всё», «не! в деньгах счастье!», «изменим жизнь к лучшему» (разумеется, в материальном смысле) и т. д. Горько то, что это во многом удается, как раз потому, что мы — граждане великой страны, которую «умом… не понять» (Тютчев), — привычно считаем себя глупее «их», знающих, как надо правильно и сладко жить. Однако дух народа (который сейчас переименован у нас в «население») интуитивно сопротивляется вторжению чуждых систем отсчета ценностей — и не случайно самым главным, но далеко не лучшим проявлением нашего «инстинкта самосохранения» вынужденно оказывается именно «антиамериканизм»; другой защиты покамест, к несчастью, не нашлось. И мне очень странно подозрение моего критика, что наш патриотизм может зиждиться «на том мифологическом основании, что кто-то хуже нас», что мы «заняты поиском врагов и поливанием грязью других народов», — оно, это подозрение, само есть мифологема, притом грубо идеологического характера, не имеющая никакого касательства к традиционному народному патриотизму, берущая исток в пропагандистских спекуляциях ультралибералов, свысока смотрящих на «эту страну» и «этот народ».
Теперь о том, что явилось поводом для отклика отца игумена, — моей фразе об Америке как «плебейской по духу» стране. Прочтена она моим критиком чрезвычайно вульгарно, как ругательство, но если бы это было моей целью, я просто привел бы широко известную уничтожающую характеристику строя и духа Соединенных Штатов, данную Пушкиным в конце его жизни в работе «Джон Теннер». В моем контексте «плебейское» — это определение терминологическое: констатация историко-социального и ментального факта. В латинском языке слово plebs означает, кроме прочего, «толпа», «чернь»; имеется в виду категория людей не просто низкого происхождения, но таких, для кого главная, если не единственная ценность — материальное благо: обобщенно и грубо говоря, сытость и довольство. Последнее слово взято мною у Пушкина, который в «Джоне Теннере» говорит о Штатах так: «все благородное, бескорыстное, все возвышающее душу человеческую — подавлено неумолимым эгоизмом и страстию к довольству (comfort)».
Тут мне придется вернуться к упомянутому в интервью американскому «символу веры» — роману и фильму «Унесенные ветром». В журнальной редакции процитированная мною ключевая фраза героини переведена в пересказ: она «клянется сделать все, чтобы никогда больше не голодать». На самом деле адекватный по смыслу перевод звучит так: «я пойду на всё (подчеркнуто мною), но никогда больше не буду голодать». Вот к такой фразе я и сделал свое примечание: «…вот твердое плебейское кредо», — и дальше об Америке как о плебейской стране.
Я не против Скарлетт О’Хара — она замечательная женщина. Я не против Америки — ее народ и в самом деле симпатичен, добр, простодушен; в то же время общеизвестно, что американское общество — самое, пожалуй, конформистское из западных обществ, целиком детерминировано идеологией (я бы даже сказал — мировоззрением) потребления, «довольства», максимального комфорта (подчеркнуто мною) — то есть полного освобождения от страданий и других «неудобств» мира, «лежащего во зле» (1 Ин, 5:19). Пушкинское же кредо «я жить хочу, чтоб мыслить и страдать» продиктовано пониманием того, что в мире греха и зла существовать без страданий, оставаясь при этом человеком, практически невозможно. Очень русское воззрение.
Речь, стало быть, не о том, какой народ «лучше» и какой «хуже», но о разных системах ценностей, об уровнях идеалов, в конечном счете о разных верах (на эту тему у меня есть большая работа «Удерживающий теперь» в моей книге «Пушкин. Русская картина мира»; кратко об этом говорилось в моем интервью журналу «Эксперт», № 35 за 2007 год).
Среди американцев — конечно, много изумительных людей, готовых ради Отечества на подвиги самопожертвования; среди русских множество эгоистов, отпетых негодяев, которым ничто не свято. Русский человек, я убежден, есть самый внутренне свободный человек на свете, способный, как известно, «во всем доходить до края»: как в таланте своего идеализма, доброты, доверчивости, так и в бунте, кощунстве, эгоистическом практицизме, хитрости, жестокости — одним словом, в таланте зла…
В итоге скажу так: западный человек, в том числе американский, часто бывает много выше и лучше той системы ценностей, в какой он воспитан, только он этого не знает, поскольку считает ее единственно правильной. А вот мы бываем очень часто гораздо хуже и ниже нашей (православной) системы ценностей. Но мы эти наши проявления низости и недостоинства, как правило, чувствуем, от этого страдаем — и здесь наша сильная сторона, наша подлинная свобода.
Но если Россия, со своим православным «идеализмом», который порой нелегко нести, со своими слабостями и грехами, вдруг уверует, что мировоззрение тотального прагматизма, сытости, комфорта, денег, принцип «бери от жизни всё» — что все это есть истина, подлежащая усвоению, — то она превратится в такое чудовище, какого мир не видел. Что Америке здорово, то нам смерть.
Более того, цивилизационное, культурное, ментальное уподобление России чему-то чуждому было бы роковым для всего мира, ибо при всех наших грехах и безобразиях Россия пока еще остается по своему призванию «удерживающим теперь» (2 Фес. 2:7) от совершения «тайны беззакония» — удерживающим человечество от духовной гибели. Впрочем, это уже особый разговор (см. указанные выше мои работы), и тут я завершу свою «пропаганду», поблагодарив игумена Петра и журнал «Фома» за предоставленную мне возможность высказаться более полно на волнующую всех нас тему.
Читайте также интервью А.Ткачева с В.Непомнящим
Фото Владимира Ештокина
