Талантливый молодой человек, аспирант и преподаватель МГИМО, практически дописал диссертацию по экономической теории, когда понял, что не может читать. Проблемы со зрением у него были со школьных лет. Но тут врачи зафиксировали прогрессирующую атрофию зрительных нервов обоих глаз — больших миндалевидных зеленых глаз с пушистыми очень светлыми ресницами. Зрительные нервы воспалились в месте пересечения, где-то глубоко в голове, куда нейрохирурги без крайней нужды не забираются, потому что люди после этих операций заново учатся не только говорить, но и делать все остальное...
Так мой муж ослеп. Нет, той осенью еще только будущий муж. За полгода до этих событий он проговорился, что видит наши отношения как серьезные, ведущие к созданию семьи. По сути это было предложение. Но я тогда еще не знала, поженимся ли мы, и молилась, чтобы Господь дал узнать Свою волю, чтобы решение было очевидным и единственным.
В то время я осваивала работу журналиста и машину: помогала знакомым семьям с малышами переезжать на дачу, развозила по городу вещи и продукты нуждающимся, а иногда везла и священников к умирающим — работа позволяла сочетать дела необходимые и неизбежные с важными и полезными. Как-то так получилось, что и Лешины переезды в больницы оказались на мне. Вскоре друзья и даже родственники стали именно у меня справляться о его состоянии и потребностях. Так я оказалась в роли невесты де-факто.
Помню, как обрадовалась, когда не подтвердился рассеянный склероз, — прочее казалось уже не таким страшным. Но перспективы оставались мрачными: никто из профессоров не говорил, что зрение вернется, возможность различать свет и тень им уже казалась достижением. А Лешке ежедневно снилось, что он читает: с четырех лет он не расставался с книгой, а тут такое… что и заграницей не лечится. Только в одном международном центре порекомендовали в течение трех лет регулярно ложиться в неврологию, чтобы стимулировать всю нервную систему: гормоны, капельницы, уколы в глаза, капли, пиявки и другие малоприятные процедуры.
И в какой-то момент я поняла, что знаю решение. Что Господь уже ответил, и я не могу отпустить того потерявшего зрение человека, чья рука так крепко держится за мою. Не жалость, не жертва, не страсть — на самом деле мне трудно описать происходившее тогда внутри меня, только помню вот это вот глубокое чувство: я не могу иначе...
Однажды, когда мы уже ожидали нашего первенца, наш друг Владимир Стрелов рассказал о иеродьяконе-офтальмологе, кандидате медицинских наук, принимающем в медсанчасти Троице-Сергиевой лавры. Взяв все свои выписки, Леша поехал с Володей в Лавру — посоветоваться с врачом-монахом и помолиться преподобному Сергию. И вернулся вдохновленным, хотя мы уже почти научились жить с этой слепотой: вместе писали статьи, читали вслух.
Как раз начинался Великий пост, и Леша, по совету того монаха, решил причащаться еженедельно. Помню также, как в те дни мы вместе поехали к мощам его небесного покровителя — святителя Алексия, митрополита Московского (кстати, друга преподобного Сергия!) в Елоховский собор. А еще купили в аптеке рекомендованные настойки и стали заваривать корень лимонника.
В мае, после Пасхи, вдруг началось улучшение. Леша боялся поверить, но в сентябре это зафиксировали и офтальмологи в поликлинике. Сначала там подумали, что Леша сошел с ума и выучил таблицу для проверки зрения наизусть, потому что ему нечем было ее видеть — нервные клетки мертвы и не могут передавать сигнал в мозг. Но ведь как-то он видит — и уже не 5, а 50 %!
Тогда я поняла: как ни пугал меня дальний путь с новорожденной дочкой, но нужно ехать в Лавру и благодарить за это чудо. В первую очередь монаха-врача. Но как правильно благодарить? Поиск ответа на этот вопрос был не таким простым для нас.
Все же когда случается чудо — это очень страшно. Словно шел по дороге, привычно ворчал и жалел себя, вдруг поднял глаза, а перед тобой — Бог. Любящие глаза, тепло присутствия, раны на теле… Уже нельзя «развидеть», сделать вид, что приснилось, что «не было такого». Трудно описать эту реальность, которая открывается от главного чуда — от веры. С объяснением даже святые не справляются. Нам, со стороны, кажется: ну как чудотворец может искренне каяться — он же уже святой, какие у него там грехи, если его Бог слышит? Но жизнь после вмешательства в нее чуда, когда всем нутром своим ты чувствуешь любовь Бога, открывает иное измерение — вечность. Отсюда и страх: ты понимаешь, что в этом измерении все уже не может продолжаться по-привычному…
Поэтому-то накануне поездки мы на эмоциях уже прокручивали в голове все варианты, даже готовы были продать, что имеем, пожертвовать — только пусть скажут, как ответить на все то невероятное, что случилось в нашей жизни. Но ответ монаха нас поразил. Он был краток: «Приезжайте, как возможность будет. Живите по заповедям. В Лавре хорошо, здесь Преподобный все устраивает, я тут ни при чем. Его благодарите. Мы, живущие здесь, только наблюдаем его чудеса». И поведал о других, не менее потрясающих событиях…
О прозрении Леши мы поспешили рассказать всем нашим друзьям — и верующим, и сомневающимся. Помню эту нашу рассылку и восторги, летящие в ответ. Равнодушных не было все предыдущие месяцы — все сочувствовали и пытались помочь. Теперь верующие друзья выстроились в очередь, чтобы поехать вместе с нами в Лавру и познакомиться с тем монахом. А неверующие, хоть и объясняли все скорее молодостью Лешиного организма и корнем лимонника, считали монаха мудрым профессионалом и клеймили отечественную медицину. Мы же чувствовали себя оказавшимися внутри Евангелия. И поняли, что гораздо больнее, когда «видящие не видят».
С тех пор прошло почти 17 лет. Детей у нас уже четверо. Старшая заканчивает школу, а младшего мы назвали Сергием, в честь Преподобного. Мы трудимся, учимся, путешествуем, дружим — все как у всех. Испытания нашей веры и любви происходят часто, но, оглядываясь на свою жизнь, поражаешься любви и долготерпению Господа. И благодаришь Его не только за чудо прозрения, но и за Лавру и Преподобного, за эти годы ставших нам родными. За обретенного друга среди монахов. За нашу семью.
