Cтиль нашей весны

Однажды, когда я был еще, что называется, неофитом, нам с товарищем попала в руки видеозапись церковной службы. И мы сели ее смотреть. Служба происходила где-то в Африке, не помню названия страны… Мы, считающие уже себя глубоко воцерковленными, смотрели – и, оторопев, не знали что и подумать о том, что видим. Африканцы сидели на земле кружком посреди какой-то своей деревни, пели, раскачиваясь, постукивали в барабаны, один – сидел в чем-то наподобие длинной рубахи и с чем-то вроде епитрахили на шее посреди круга. Перед ним стоял на земле барабан побольше, на нем какие-то еще предметы, этот в центре — тоже раскачивался, что-то пел, говорил нараспев, очень экспрессивно, воздевая руки к небу, блестя оскалом белых зубов…

Постепенно до нас дошло: этот в центре – священник, большой барабан – это престол, а служат они - Литургию. Тогда я впервые задумался, насколько велика и многообразна Церковь Христова. И сказал: «Ну что же….такой у них стиль». После этих слов товарищ взорвался. И долго обличал меня и говорил, что слово «стиль» — неправославное и применять его к Церкви и службе есть едва ли не кощунство, и вообще все увиденное нами в видеозаписи — апостасия и «близ есть при дверех», а у меня в голове кипели мысли самые разные, я то соглашался с ним, то пытался спорить, и ни до чего толкового мы тогда не договорились…

Василий Розанов говорил, что стиль есть то место, куда Бог поцеловал вещь.

А Григорий Померанц, в «Записках гадкого утенка», размышлял о том, что стиль спора куда важнее, чем предмет спора, и в этом он, кстати, совершенно прав – спор о самых высоких вещах, о Христе, вере, любви, спасении, ведомый в стиле нетерпимости, глухоты к оппоненту, априорной убежденности в том, что тот, кто не согласен с твоей точкой зрения, - враг, и коли он не переубеждается, то его надо уничтожить, превращается в бесовскую пародию на общение, в разгул греховных страстей…

Стиль человека – это не нечто «внешнее» в смысле «надуманное», «манерное» и «несущественное», это внешнее в смысле выражения сокровенного, глубинного, стержневого. Стиль – это его неповторимость, то, как именно он выглядит, говорит, мыслит, как выражает вовне свои чувства и убеждения, свое отношение к миру, ближнему, Богу, ведь живой человек не усреднен, а уникален, и на эту уникальность накладывает отпечаток «земное», национальность, образование, родовые свойства, язык, культура.

Стиль христианского устроения этноса – то, как он осваивает, преобразует, применяет в повседневной жизни то Богоданное и вечное, что все мы почерпываем из одного и того же Евангелия, из одной и той же догматики Церкви. В Сибири служат и молятся не так, как в центральной России – немного, но иначе, на Украине – так, а в Болгарии, Сербии, Греции, Эфиопии – этак, там иные обычаи и традиции, но всё это – одно и то же православие. Одна и та же семья, спаянная присутствием Христа и причастием Его Телу и Крови, живущая одним Духом Святым. Семья одна, но дети в ней, хоть и родня меж собой, – разные, и это нормально.

Вот сейчас, буквально в эти дни, настает весна, высуньте нос в форточку – чувствуете? Это – весна покаянная. Наступил Великий пост, долгий сорокадневный, по ступеням недель, путь – восхождение к Пасхе Христовой.

Почему весна у вас – «покаянная», спросит кто-то, ведь весна – время радости, пробуждения природы, щепка на щепку лезет, а вы, церковные, одеваетесь в черные одежды и прячетесь от весны в темные храмы, в заунывные песнопения и поклоны? Нет, не прячемся, ответим мы. Весна покаянная – это стиль нашего русского православия.

Этот стиль во всем – в умножении света и воздуха сквозь февральский мороз, в прибывании силы солнца день за днем, в том, как потягивается, лазоревея глубже и глубже, широкоплечее русское небо.

Покаянный стиль – прислушайтесь – в неторопливости тихого плача капели, в напевах ветра, в том, какими вдруг сирыми, обнаженными «от всякого дела блага» стали чернопальцые березы на пригорках, в самом снеге этих пригорков, вдруг посеревшем, осунувшемся, состарившимся изнутри в одночасье, задумавшемся – «ох грехи, грехи мои…» — о бренной скоротечности своего целозимнего век-векованья.

Этот стиль, ясная сердцу без слов благая весть – в полном пасхального предчувствия солнечном пятне, жмурящемся на сером бревенчатом боку сарая, в запахе студеного, деревянно-пропыленного, волгло-оттаивающего, еще зимнего, но уже подтаивающего нутра дня, в проселочной дороге, которая из мерзлоты вот-вот превратится в шлячу, в грязь, и в нее будет смотреться глубь небес, как Сам Творец с любовью смотрится в тварное, грешное, смертное, любимое Свое чадо.

Этот стиль – в неповторимых гласах, зазвучавшей с масленичной недели в храмах Постной Триоди, которой снаружи, за оградой храма, вторит какая-то бесшабашная оголтелая птичка, как там ее звать, мы и не знаем по имени, знаем только памятью сердца, в том, как по-особому пристально и светло, словно со сна, смотрят лики с икон, как лежит на полу полный пылинок, косо нарезанный сноп, прошедший сквозь чугунные решетки окошек нефа, в прищуренном нашем поглядывании на солнце, пористый блин, неудержимо катящийся к дням масленицы, в преддверие Прощеного воскресенья…

Это – стиль русского православия, это всё – наше, домашнее. Конечно, это всё ни в коем случае не заменяет нам и не заслоняет – ни стилей наших братьев во Христе, ни единого на потребу. Мы знаем: бывают времена и сроки, когда всё земное кончается, остается только единый для всех Христос, и, пускаясь из дома в странствие, в нелегкий путь, мы без сожаления оставляем нажитый скарб, милые сердцу традиции и привычки. Но пока всё это живо – и Слава Богу. Весна света, весна Воскресения, весна покаянная.