Христианство — это праведная жизнь во Христе, а не свод правил, норм, запретов и символических действий, выполнение или нарушение которых автоматически влечет за собой благие или негативные последствия. Не случайно в Священном Писании Бог неоднократно называется живым. Он не роботизированный автомат, действующий по раз и навсегда заложенным в него программам, а любящий Отец, желающий спасения Своим детям. Человек удаляется от Бога по мере своего погружения в грех, а не в силу некоего ритуального действия или случайно оброненного слова. Предупреждая об этом, апостол Павел пишет: Смотрите, братия, чтобы не было в ком из вас сердца лукавого и неверного, дабы вам не отступить от Бога живаго (Евр 3:12). Сердце — то есть средоточие наших желаний и устремлений — вот что важно, ибо где сокровище ваше, там и сердце ваше будет (Лк 12:34).
Поставить свечку — не магический акт, не технология, гарантирующая результат. Свеча — это образ молитвы, связанной с жертвой: с одной стороны, символ души, устремленной к Богу, с другой — малая лепта на содержание храма. Когда мы ставим свечу, то обязательно сопрягаем это действие с молитвой. А молитва за другого человека есть проявление любви к нему. И здесь важны не случайные оговорки, даже не слова, а движение нашего сердца. Поэтому невольное поминовение живого человека, за которого мы искренне переживаем, за упокой не может причинить ему никакого вреда.
В христианстве вообще грань между миром живых и миром усопших довольно зыбкая. Ведь наш Бог не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы (Лк 20:38). Вот что пишет об этом протопресвитер Александр Шмеман в книге «Литургия смерти и современная культура»: «В ранней Церкви (и не только в ранней, но и во всей непрерывной литургической традиции, которая, я полагаю, сохраняет силу сегодня, так же как тысячу лет назад) все богослужение, вся литургическая жизнь Церкви относится к усопшим ровно в той же степени, как и к живым. Эта традиция, которую я считаю основной, сущностной, просто не видит разницы между живыми и мертвыми, другими словами — не имеет “особого ведомства” ни для живых, ни для усопших. Она не противопоставляет их друг другу, потому что сама идея богослужения, новизна христианского переживания Церкви как leitourgía подразумевала переживание литургии, этого общего действия, как “общения со святыми”, communio sanctorum, которое преодолевает разлучение, разделение живых и усопших. Основная функция этой leitourgía — как раз объединять всех нас во Христе, в живом Боге, а значит — в Его воскресшей и бессмертной Жизни».
К сожалению, сегодня это ощущение, о котором пишет отец Александр, нередко оказывается утерянным. Более того, есть люди, которые вполне осознанно привносят в Церковь свои магические представления о духовном мире и «заражают» ими других. В частности, ставят свечи за упокой, имея в виду живого человека и суеверно полагая, что этим они могут причинить вред своим врагам. Такое поведение — не что иное как грех, кощунство и оскорбление Бога. И человек, который так поступает, наносит духовный ущерб самому себе, убивает свою душу. То же самое можно сказать и о других суевериях, связанных как со свечами, так и с другими предметами церковного обихода и просто повседневными ситуациями.
В завершение приведем цитату о суеверных людях из святителя Иоанна Златоуста: «Душа их преисполнена множества примет. Например, такой-то, — говорят, — первый встретился со мной, когда я выходил из дому: непременно случится тысяча неприятностей для меня. Сегодня ненавистный слуга, подавая мне обувь, поднес наперед левую: быть большим бедам и напастям. Сам я, выходя из дому, ступил за порог левой ногой: и это предвещает несчастья. Это — домашние неудачи. Когда же я вышел из дому, у меня правый глаз мигнул: быть слезам. <…> и тысячи других у них достойных смеха суеверий. Закричит ли осел, или петух, чихнет ли кто, и вообще, что бы ни случилось, все их тревожит, так что они, — как я сказал, — точно скованы тысячами уз, точно находятся во мраке, во всем подозревают (худое) и гораздо больше порабощены, чем тысячи невольников. Но не будем мы такими, напротив, осмеявши все такие суеверия, — как живущие в свете, как небесные граждане, не имеющие ничего общего с землей, — будем считать для себя страшным один только грех и оскорбление Бога».
