Владимир ЛАВРОВ, заместитель директора по научной работе Института российской истории РАН, руководитель Центра истории религии и Церкви, Москва:
Девять лет я учился в школе, которая воспитывала послушных и серых. А перед выпускным классом взбунтовался и перешел в школу, где не столько загружали знаниями, сколько относились доброжелательно и помогали состояться…
Упомянутые девять лет мое духовно-нравственное развитие происходило помимо школы и вопреки школе. Происходило благодаря книгам из домашней библиотеки и киноискусству. В седьмом классе я заболел и еще не по программе, а от нечего делать стал листать подарочное, с многочисленными иллюстрациями издание «Войны и мира» — и незаметно вчитался… а прочитав, почувствовал, что становлюсь другим. На меня перестали оказывать влияние улица и примитивные мальчишеские компании. А в восьмом классе меня потрясла экранизация «Братьев Карамазовых», которые до сих пор не включены в школьную программу. Пришел тогда домой и за несколько заполненных переживаниями дней прочел… и полюбил Алешу, и ощутил интеллектуальную близость к Ивану, и крепко задумался над поучениями старца Зосимы…
Чувства добрые и Слово Божие приходили через русскую классическую литературу, которая во многом возросла в поле притяжения православной традиции. И если до революции литературные произведения подчас излишне смущали умы, то в богоборческие годы подлинная литература помогала выжить нравственно.
Денис ФИЛИППОВ, индивидуальный предприниматель, Коломна:
А чему, собственно говоря, должна научить школа? Можно, конечно, пройтись по школьным предметам, посчитать, что преподается хорошо, а что не очень... Но окажется, что практически каждый из нас школьные основы тех наук, которые не стали частью жизни или профессии, прочно забыл, а о преподавании в школе наук, ему близких, обычно имеет весьма скептическое суждение.
Зависят ли вообще от школы наши будущие профессиональные успехи? Из одного класса вырастают выдающиеся математики и люди, с большим трудом оперирующие арифметическими действиями; прекрасные писатели и те, кто в жизни ни одной книги не прочитал.
Строго говоря, школа нас вообще ничему не учит, максимум — дает некоторое представление о разных направлениях человеческой деятельности. Но для чего-то она все-таки существует? И почему мы так внимательно относимся к образованию наших детей?
Мне кажется, фокус в том, что школа учит совсем не тому, чему там учат. Обязательное образование — это, во-первых, игра в жизнь, подготовка человека к существованию в обществе. Школа учит человека бороться за свое место под солнцем; учит учиться; учит делать то, что тебе не нравится, с бóльшим усердием, чем то, что нравится; учит искать пути достижения своей цели; учит терпеть несправедливость и так далее. А во-вторых, как это ни некрасиво звучит, но школа — это система отбора: неспособный жить в стае должен быть изгнан из нее или довольствоваться самым скромным местом. Чем сложнее стая, тем больше ролей и тяжелее отбор. Человечество — стая непростая.
Смогла выполнить школа в отношении нас, выпускников 10–20–30–40-летней давности, свою задачу? Видимо, смогла, хотя, конечно, даже и не собиралась.
Михаил СТОЯНОВСКИЙ, проректор по учебной работе Литературного института имени А. М. Горького, Москва:
Я заканчивал школу в 1981 году, мне повезло с учителями-пред-метниками — они дали нам хорошее образование. А если говорить о том, что школа должна и к жизни готовить, то с этим было сложнее. В школе моего времени учителя слишком идеализировали то общество, в котором нам, ученикам, предстояло жить. В какой-то мере мы выходили из школы в розовых очках. не скажу, будто были несведущи, что жизнь отличается от книжных идеалов, но все-таки были чересчур романтиками. Нас ждали большие разочарования. Было бы лучше, если бы школа научила нас трезвому взгляду на жизнь и стойкости в испытаниях, привила критичность к обществу и дала умение не терять оптимизма ни в каких ситуациях. Не знаю, правда, можно ли это как-то преподавать... Возможно, пока сам не изведаешь жизнь — не поймешь, какая она.
Сейчас образование стало больше ориентироваться на практические, я бы даже сказал, бытовые потребности учеников, и мне кажется, это идет в ущерб академизму школы. Кризис подобного — практического — метода образования особенно ярко виден на примере сегодняшних студентов-первокурсников. Высшая школа получает студентов с поверхностными знаниями, и большая часть времени обучения в вузе идет на то, чтобы элементарно «доучить» школьников... Хочется, чтобы современная школа не забывала давать детям самое главное — знания.
Иеромонах ДИМИТРИЙ (Першин), руководитель информационно-издательского управления Синодального отдела по делам молодежи Московского Патриархата, член редсовета и редколлегии по написанию учебника по курсу «Основы православной культуры» для средней школы, Москва:
В школе меня не учили брать ответственность на себя. Напротив, наше поколение садилось сразу на два конвейера, «скованных одной цепью»: ясли–детсад–школа–работа–пенсия, — и параллельно: октябренок–пионер–комсомолец–ком-мунист. И этот эскалатор под общим названием «генеральная линия партии» протаскивал тебя от роддома до крематория. Самому ничего делать было не надо. Все уже было решено и спланировано. Оставалось лишь катиться по чужой колее из ниоткуда в никуда. Тех, кто рыпался, сажали за антисоветчину. Так что самостоятельность приходилось добирать на улице. Вот почему уже теперь часть своей жизни я положил на возрождение следопытского движения в России — чтобы у тех, кто придет после нас, была возможность проявить себя взрослыми в интересной игре, а не через поджоги подъездов и прочие каверзы, как это делали мы.
Считается, что советская школа, в отличие от нынешней, воспитывала, однако в конечном счете все сводилось к инъекциям марксизма-ленинизма. В 80-х годах, когда я учился, коммунистические идеи уже никого не вдохновляли, им просто никто не верил. А ничего другого не было. «Другое» мы находили в андеграунде, в русском и западном роке, в фантастике, а также в походах по подвалам-чердакам и заброшенным монастырям. Мы пытались вынырнуть из трафаретной плоскости атеизма в ту глубину, что ныла в нас и, по слову Виктора Цоя, «ждала перемен».
Как школа может научить ответственности? Мне кажется, дело школы — это смысловая профилактика «скутоты», навеваемой рекламными роликами. Чтобы ребенку было интересно жить, необходим разговор с ним о самых главных «как», «зачем» и «почему», но не под диктатом идеологии, а через призму смыслов. Необходимо, чтобы школьная программа раскрывала перед ним перед ним те горизонты, до которых нужно дойти самому. Чтобы ребята не чувствовали себя средствами для воплощения родительских «мечт» или строительства очередного светлого будущего, а сами бы отвечали за собственную судьбу, за родных и друзей.
И еще хотелось бы, чтобы в школьной «географии смыслов» были такие, что могут подвести к встрече с Богом. Это не означает, что школа должна передавать учащимся опыт молитвы: это задача Церкви. Школа должна лишь сказать о том, что на карте жизни помимо всех автобанов современности всегда можно отыскать еще и такую тропиночку, которая привела и Александра Невского, и Александра Пушкина, и Александра Солженицына «в тот единственный дом, где с куполом синим не властно соперничать небо», как пел Александр Галич.
Игорь РЫБИН, доцент кафедры физиотерапии и курортологии Белорусской медицинской академии последипломного образования, кандидат медицинских наук, Минск, Беларусь:
Я благодарен всем моим школьным учителям, которые, как я теперь понимаю, искренне старались преподать нам знания и научить нас тому, что умели сами. Но все-таки в то атеистическое время нам очень не хватало знаний о сотворении и устроении мира, о том, что все устроено прекрасно, целесообразно и гармонично. Нам не говорили, что человек имеет дух, душу и тело. Уже сейчас мне, как врачу, педагогу и ученому, приходится пересматривать свои представления об устроении человека. Потому что только на базе библейских знаний можно выстраивать верную парадигму диагностики и лечения заболеваний человека.
Недаром говорят, что народ, не знающий своего прошлого, не достоин будущего. Я думаю, что в школе люди моего поколения не получили сведений об истории рода человеческого — об Адаме и Еве, об Аврааме и Сарре, об Исааке и Ревекке, о Ное, Симе, Хаме и Иафете... Но, что особенно печально, мы не познакомились по-настоящему со славной историей своего народа и не узнали об истоках нашего языка. А ведь мы должны знать историю своего языка, наш корнеслов, должны знать, что кириллица с детства запоминалась словами Аз Бога Вем, Глаголь Добро…
К сожалению, в школе мы не узнали и о том, в чем состоит смысл жизни человека.
Оксана ДАНИЛЮК, сценарист, Москва: На вступительных экзаменах во ВГИК внимательный человек с острым взглядом — мой будущий мастер Юрий Арабов — задал мне вопрос: «Кто ваш герой?» И я рассказала, что восхищаюсь Жанной Д’Арк, Форестом Гампом, Чеховым, ребятами из группы «Пинк Флойд», реставраторами «Тайной вечери» Леонардо да Винчи, отдающими всю жизнь только одной фреске. А еще я уважаю Януша Корчака. За терпение и труд. За время, подаренное детям. За бескорыстие и непокорность, когда речь идет о жизни юного Человека. «Мы не даем вам Бога, ибо вы сами должны открыть для Него свои души. Мы не даем вам Родины, ибо ее вы сможете обрести лишь неустанным трудом ума и сердца своего. Мы не даем вам даже Любви, ибо нет любви без всепрощения, а прощать — это тяжкий крест, и крестный путь у каждого — свой. Единственное, что мы вам даем, — жажду лучшей жизни, которой нет, но которая когда-нибудь будет. И может быть, эта жажда приведет вас к Богу, Родине и Любви», — эти слова в 1941 году Януш Корчак посвятил воспитанникам дома сирот, вместе с которыми он, отказавшись от предложенной фашистами свободы, принял смерть в газовой камере.
«А кем работает ваша мама?» — спросил меня Юрий Николаевич. «Моя мама учитель, — призналась я, — вот уже 30 лет». — «И после этого ваша мама не герой?»
Сегодня я думаю — да, герой. Она каждый день открывает дверь класса и начинает урок. «И может быть, эта жажда…» поможет ее ученикам. Я надеюсь.
Здесь
можно обсудить эту статью в блогах Liveinternet.
