Когда мне позвонили из редакции с просьбой написать о проблеме разводов с точки зрения пастырской практики обычного московского священника, то попросили сделать акцент на конкретных примерах разводов, с которыми мне приходилось сталкиваться. И я вдруг понял, что никаких примеров привести не могу.
Это может показаться странным, потому что трагедия краха семейной жизни — как раз одна из самых распространенных причин обращения к Церкви. Чтобы пояснить свою мысль, я хочу вспомнить два случая. Несколько лет назад в одной частной школе, где я вхожу в состав Попечительского совета, решался вопрос о выборе учебника по английскому языку. Среди прочих был предложен очень хороший современный учебник известнейшего английского издательства.
Материал там был разбит по темам, соответствующим разным языковым ситуациям, в которых может оказаться ученик, — школа, спорт, транспорт и т. п. Естественно, была среди них и отдельная тема, посвященная семье. Она делилась на три смысловых блока: «дружба» (в специфическом аспекте — boyfriend, girlfriend), «брак» и… «развод»!
Учебник ужаснул меня тем, что такое представление о семье выглядело в нем абсолютно естественным. Как же должна была измениться наша жизнь, чтобы учебник иностранного языка стал считаться неполноценным без изучения темы развода в разделе, посвященном семье?
Другой случай произошел на совместной студенческой конференции богословских факультетов ПСТГУ и Университета Гумбольдта, г. Берлин. Один молодой немецкий студент, очень искренний и горячий, собиравшийся служить лютеранским пастором в одной из африканских стран, рассказывал мне о разводе в семье женщины — лютеранского епископа г. Берлина. Этот студент как раз и удивил меня тем, что назвал ее развод очень важным примером для… современных христиан. Когда я высказал свое удивление, студент с готовностью пояснил, что видит здесь пример того, как вести себя по-христиански в ситуации развода.
Подобные «примеры» меня очень пугают. При таком понимании в слове «развод» начинает звучать что-то нормативное, делающее развод чем-то не только обычным, но и естественным. Развод здесь понимается уже просто как определенная стадия развития семьи, некий самостоятельный период жизни человека. На самом же деле это совсем не так. И пример развода привести нельзя как раз потому, что любой пример, по определению, должен представлять из себя что-то цельное и законченное. В ситуации развода это невозможно. Если семейная пара разводилась, но семью в конце концов удалось восстановить, это пример не развода, а ошибок в семейной жизни и путей их преодоления. Таких примеров можно привести сколько угодно — многие состоявшиеся, счастливые семьи воцерковились именно в такой критический момент.
Если развод состоялся, но человек сумел создать другую семью и преодолеть последствия развода — это пример покаяния и второго брака, но никак не развода. Если человек после развода больше не создал семьи, но сумел преодолеть его последствия иным способом — это важный пример полноценной одинокой жизни, но никак не развода. А если ситуация развода осталась не преодоленной, то это вообще не пример — потому что примеривать нечего.
Таким образом, тема развода распадается на две части, каждая из которых имеет большое самостоятельное значение. Первая часть — это современная семейная жизнь, набор типических ошибок и ложных стереотипов, которые могут привести к ее краху, и способы преодоления этих ошибок. Вторая часть — это преодоление кризисных ситуаций, которые возникли в результате развода.
Преодоление последствий развода — тема огромная, включающая в себя множество аспектов: сами бывшие супруги, их дети, их родители и т. д. Единственное, что можно выделить как объединяющее все эти аспекты вместе, — это необходимость покаяния. Покаяния в истинном, глубоком смысле этого слова. Это и осознание своей вины в создавшейся ситуации, и понимание того, что свою вину ощущаешь не полностью, и прощение обид, и твердое намерение больше никогда не делать ничего из того, что хотя бы отдаленно могло привести к подобной ситуации.
Это некое качественное изменение своей жизни, но не внешнее — развод, разъезд, раздел имущества, новая социальная роль или статус, а внутреннее — готовность воспринимать себя, свою жизнь, своих близких по-другому, не так, как раньше. Наконец, это качественное изменение жизни обязательно требует от человека какой-то жертвы. Он что-то должен сделать не для себя. Кому-то послужить, что-то отдать. Часто именно это последнее условие оказывается очень трудноисполнимым.
Каждому московскому священнику знаком тип разведенной современной женщины без детей, занятой на высокооплачиваемой работе, которая постоянно скорбит о том, что эта работа съедает всю ее жизнь и что она хочет чего-то совсем другого. Только это другое никак не получается, потому что все занято работой, походами в фитнес-клуб и времени на то, чтобы кому-то помочь, поучаствовать в какой-то волонтерской работе, просто нет. На предложение поменять работу всегда следует аргумент, что ведь тогда денег будет меньше.
Готовность к самопожертвованию — это не только главное условие преодоления последствий развода. Это и главное условие успешной семейной жизни, и, наверное, одна из главных проблем и ошибок в семейной жизни — это неспособность что-то отдать, чем-то пожертвовать. Эта жертвенность пронизывает семейную жизнь во всех ее проявлениях, от самых элементарных, до самых глубоких и возвышенных.
Одна прихожанка нашего храма, — ныне покойная, дочь царского генерала, прожившая трудную жизнь и имевшая очень счастливую семью, детей и внуков, — в разговоре с другой женщиной, гораздо моложе нее, вдруг узнала, что та оставила в браке свою девичью фамилию.
Выяснилась и причина такого решения — не хотелось менять множество документов в университете, где учились вместе молодожены. Хорошо помню, как, услышав это, пожилая дама заметила в весьма резкой и, надо сказать, обычно не свойственной ей манере: «Мне и в голову такое прийти не могло, я своему мужу не только фамилию, я ему всю жизнь отдала, какие тут могут быть трудности с документами». Конечно, фамилия — далеко не самый важный вопрос семейной жизни, гораздо важнее готовность делить вместе абсолютно всё: и самое важное, и второстепенное.
Эта идея самопожертвования современному человеку чужда и часто совсем непонятна. Готовность что-то потерпеть становится чрезвычайно редким качеством, а без него семьи вообще быть не может, можно и не пытаться.
Недавно другая прихожанка нашего храма родила ребенка в самом современном роддоме в Москве. Ей там очень понравилось — прекрасные условия, замечательные врачи, все очень вежливые, всегда готовы помочь. В частности, это стремление сделать пребывание в роддоме комфортным выражается еще и в том, что на любом этапе родов врачи готовы сделать эпидуральную анестезию, чтобы роды были абсолютно безболезненными для матери.
Наша прихожанка побоялась делать анестезию, чтобы не повредить ребенку, а потом врач сказала ей, что не помнит, когда в последний раз принимала естественные роды. Один пожилой и мудрый священник сказал мне на это, что современный человек — это «человек анестезированный» или, если точнее и по-русски, — «человек отмороженный». Он не хочет чувствовать боли, но значит не способен почувствовать и чужую боль, и радость, и любовь. В основе любой кризисной ситуации в семье лежит эта неготовность к жертве.
Когда люди вступают в брак, они всегда готовы что-то отдать другому, но весь вопрос в том, что именно. Проблема в том и состоит, что брак всегда требует от тебя чего-то большего, чем то, что ты был готов отдать. Это всегда преодоление себя. Брак всегда требует больше сил, чем у тебя есть. Брак — это Таинство, требующее помощи Божией и превосходящее человеческие усилия. Но эта простая мысль является полной неожиданностью для большинства современных людей. Вступая в брак, современный человек чувствует себя обманутым — он не соглашался на такие жертвы!
Острой проблемой является отсутствие традиции семейной жизни. Об этом говорят все — политики, социологи, психологи, демографы. Говорят о том, что в изменившемся мире не могла не поменяться и семья, что это неизбежно и даже нормально. Все по-разному оценивают этот факт. С точки зрения обычной приходской практики это отсутствие традиции выглядит просто катастрофическим. Разговаривая с молодыми людьми, которые приходят венчаться, я все чаще убеждаюсь, что им приходится говорить о совершенно элементарных вещах, казалось бы, самоочевидных для любого, кто жил в нормальной семье.
Например, таким откровением бывает правило о том, что нельзя ни одного раза за всю семейную жизнь лечь спать или уйти на работу, не помирившись. Приходится объяснять, что для этого и молятся Богу вечером, чтобы день закончить в мире, а мирятся друг с другом, чтобы эту молитву Бог услышал. Можно привести и множество иных примеров. Иногда просто не знаешь, чтó из обычного набора прописных истин окажется откровением для этих молодых людей. Таким образом, проблема не только в том, какая модель семьи формируется в современном обществе, но еще и в том, что сам механизм передачи элементарного духовного опыта оказывается разрушенным.
Наконец, хочется сказать, что есть и другой парадокс семейной жизни. Он состоит в том, что хорошие семьи всегда были и есть, несмотря ни на что — на отсутствие традиции, социальной и общественной поддержки и чего бы то ни было еще. Этот парадокс выражается не только в способности семьи преодолевать недостаток внешних условий ее существования. Семья может преодолевать и внутреннюю, собственную недостаточность.
Я был однажды свидетелем, как старый и очень опытный духовник утешал молодого человека, имевшего огромные внутренние трудности в семье. Они с женой очень разные, друг другу мало подходят, оба наделали кучу ошибок, оба не знают, как жить дальше. Батюшка сказал ему: «Ты потерпи, только первые двадцать пять лет будет трудно, потом станет легче». Это было лет десять назад. Я до сих пор не скажу точно, что в этой фразе было сказано в шутку, а что всерьез. Точно я знаю только одно, что они до сих пор вместе и что действительно «стало легче».
Поэтому я кончу тем, с чего начал: никакой развод никогда и никому нельзя привести в пример.
