Недавно я оказался молчаливым свидетелем одного спора — в комментариях к статье на остро-политическую тему. Что за тема и что за статья — совершенно неважно, основной нерв дискуссии заключался в том, что некий российский мусульманин спорил с российскими же атеистами. Спором, впрочем, это можно было назвать только применительно к мусульманину — он как-то пытался аргументировать, а его атеистические оппоненты потешались, издевались, глумились, топтались... и много еще соответствующих глаголов есть в русском языке. А спорили они о вере в Бога. Мусульманин искренне не мог понять: ну как же так? Вот есть же слово Божие, то есть Коран, в нем все так четко написано, почему же вы этого не принимаете? Ведь написано же! Черным по белому!
Этот мусульманин, судя по всему, очень простой и прямой человек. Для него все как в таблице умножения: дважды три шесть, а семью восемь пятьдесят шесть, и кто того не понимает, тот притворяется, потому что как же этого можно не понимать?
А я читал всю эту ругачку и думал: а ведь этот спор — карикатура на сам по себе диалог верующих и атеистов. Диалог, в котором даже при взаимном желании невозможно прийти не то что к согласию, но даже элементарному пониманию друг друга. Почему? Потому что у атеистов нет не только веры, но даже приблизительного понимания, что это такое, а верующие понятия не имеют (или прочно забыли), как можно жить без веры.
Как, в самом общем случае, атеист представляет себе внутренний мир верующего? Вот есть какой-то Иван Петрович, он убежден, что где-то там, за облаками, существует некая нематериальная сила, способная вмешиваться во всё и требующая к себе почтения. Иван Петрович настолько в существовании этой силы убежден, что каждое лыко ему в строку, любая вещь является для него доказательством бытия Божия, а все неувязочки, все логические накладки железобетонный мозг Ивана Петровича отметает. Иначе говоря, Иван Петрович строит для себя такое описание мира, в котором ему психологически комфортно. Вот и вся суть его веры.
Точно так же некоторые верующие представляют внутренний мир атеиста. Вот есть какой-то Петр Иванович, он убежден, что в мире нет ничего, кроме атомов и элементарных частиц, Бога он отвергает, потому что вообще все отвергает, что не может потрогать руками и померить линейкой. Никакими метафизическими вопросами не задается, железобетонный мозг его отвергает всё, что не укладывается в материалистическое описание мира. Ему так комфортнее. Вот и вся суть его неверия.
И очень мало кто понимает, что и то, и другое — грубая карикатура, что чувства, мысли, эмоции и верующих, и атеистов гораздо сложнее, противоречивее, и не видя этой сложности, человека невозможно услышать.
Не берусь рассказывать за атеистов, чем их внутренняя жизнь отличается от нарисованной здесь карикатуры — сам я был атеистом слишком давно, с тех пор слишком многое изменилось и во мне, и в мире. Но вот насчет верующих — чем для них является вера, как она формирует их мышление — высказаться рискну.
Первый стереотип, который нужно развенчать — это что религиозная вера есть нечто постоянное, незыблемое. Веру можно обрести, веру можно потерять — и порой на протяжении жизни такое случается не раз и не два. Уважаемые атеисты, не думайте, что все верующие — это такие твердокаменные фанатики, никогда не испытывающие сомнений. Вера у нас может усиливаться, может ослабевать, и не случайно апостолы просили Господа: «умножь в нас веру» (Лк. 17:5), не случайно в Евангелии отец бесноватого отрока молил «Верую, Господи, помоги моему неверию» (Мк. 9:24).
Второй стереотип: дескать, вера — это некие «голоса в голове», или, иначе сказать, некое чувство, которое верующий воспринимает как постоянный контакт с высшими силами. Большинство из нас, верующих, никаких таких «голосов» никогда не слышали (а даже услышав, отнеслись бы к ним с крайней осторожностью). Постоянное богообщение, постоянное ощущение присутствия Божия — это то, к чему мы все, по идее, стремимся, но достигают этого только святые (да и у тех бывают периоды богооставленности).
Третий стереотип: вера — это совокупность сознательных убеждений, некая интеллектуальная конструкция, которая присутствует у верующих в головах и определяет их отношение к чему угодно. Тоже не так: люди все-таки не роботы и довольно часто руководствуются не соображениями ума, а эмоциями, ощущениями. Конечно, верующий человек, каждый в своей мере, знает, во что именно он верует (хотя эти представления подчас могут сильно расходиться с официальным церковным вероучением), но его вера не сводится к «концепциям» и даже иногда им противоречит.
Противоположный этому стереотип — будто вера является всего лишь совокупностью неких специфических эмоций, случайных, хаотичных, свидетельствующих всего лишь о незрелости ума. И при желании можно привести сколько угодно примеров «верующих», которые вполне такому стереотипу соответствуют. Они веруют — не особо задумываясь, во что. «Во что-то там», «ну типа в Бога», а на самом деле это просто эмоции, причем не какие-то особенные, а вполне общечеловеческие. Однако такие люди по-настоящему еще не уверовали, они только в начале своего духовного пути, и чаще всего невозможно сказать заранее, к чему в итоге придут.
Ну так что же такое вера? Настоящая? Апостол Павел определил ее как «Вера же есть осуществление ожидаемого и уверенность в невидимом» (Евр. 11:1). А что тогда «уверенность»? Если смотреть чисто логически, то тут тавтология. Но тот, у кого есть реальный опыт веры, видит здесь вполне очевидный смысл. Вот бывают такие моменты, когда Бог прикасается к моей душе, когда я Его ощущаю, понимаю Его волю. Бывают — и проходят. И что дальше? А дальше — или я доверяю этим своим чувствам, принимаю волевое решение считать их правдой, или списываю все на усталость, эмоции, галлюцинации и так далее. Так вот, вера — это когда я считаю свои чувства правдой, считаю, что это действительно был знак свыше, действительно было прикосновение Божие. Доказательств, непреложных, убедительных для всех и каждого, у меня нет — но есть внутренняя убежденность. Причем эта внутренняя убежденность — моих рук дело, точнее, моей воли. Никто меня не загипнотизировал, никто мне не внушил ее, я сам принял решение довериться тому, что ощутил — и уже не чувствую. Довериться невидимому. «Ты веруешь, потому что увидел, — сказал Господь апостолу Фоме. — Блаженнее не видевшие, но уверовавшие».
Но если вера — это доверие, это соединение живого чувства и акта воли, то без обоих этих слагаемых она будет неполноценной. Если не было живого чувства, не было прикосновения Божия — тогда это все-таки желание веры, более умственное, чем сердечное. Но и оно может превратиться в настоящую веру, если человек будет искать Бога, если будет — не видя, не ощущая до времени — обращаться к Нему, просить дать знак, прикоснуться к душе. Если же не было волевого акта, то такая вера нестойкая, она рассыплется при первом же житейском испытании, при первом же выборе: что тебе дороже, невидимый Бог или вполне очевидные земные блага. Соблазн объявить те твои переживания материалистически — чтобы на них более не заморачиваться — окажется непреодолим.
Словом, вера — это живое, сложное переживание. В ней есть место и эмоциям, и разуму, вера может ослабевать и усиливаться, веру можно искать, а можно потерять, вера рождается таинственно, ее нельзя окончательно «разложить на множители» — но можно, по крайней мере, понять, чем она не является.
Собственно, ради этого и писалось.
