У меня есть приятель, очень неравнодушный к политике, очень недовольный теми свинцовыми мерзостями, что творятся в нашей стране. Нередко он допрашивает меня: ну как же так? Как ты, православный христианин, можешь молиться за этот преступный режим? Как ты можешь читать в утреннем молитвенном правиле слова «спаси, Господи, и помилуй богохранимую страну нашу, власти и воинство ея», прекрасно понимая, что эти власти вытворяют? Как ты можешь слушать в храме слова великой ектиньи: «еще помолимся о властех и воинстве нашем»? У тебя, наверное, когнитивный диссонанс?
Вообще, об эту тему спотыкаются многие, оказавшиеся на церковном пороге. И нередко уходят, не в силах примирить воспаленную совесть с этаким, как им кажется, сервилизмом.
На самом деле все просто донельзя. Молитва за властей вовсе не означает поддержку политики этих властей, вовсе не означает одобрения всего того, что делают представители этой власти. Молитва за «воинство» вовсе не означает, что мы просим у Бога именно военных побед нашей армии, причем в любой ситуации и любой ценой.
А о чем же мы тогда молимся? В чем конкретно заключается наше обращение к Богу? По пунктам?
Сразу скажу: не существует ни такой церковной молитвы, ни такого церковного документа, где эти пункты были бы перечислены. Но содержание наших молитв в любом случае исходит не из предписанных пунктов, а из сердца. И если мы христиане не только на словах, но и на деле, то, молясь за власть предержащих, мы прежде всего просим Бога излить на них Свою благодать, благотворно воздействовать на сердца и умы правителей, сделать их лучше — причем лучше именно с христианской, а не с прагматической точки зрения. Чтобы они были человечнее, чтобы их нравственные принципы не размывались в угоду «целесообразности», чтобы их решения диктовались не амбициями и страстями, а благом государства и народа, чтобы они могли преодолевать соблазны, неизбежные для человека во власти. То же касается и молитвы за «воинство» — включая любые силовые структуры, от армии до налоговой полиции. Молимся о воинах, чтобы они в любых обстоятельствах оставались людьми, чтобы слушались голоса совести, чтобы не подличали, не мучили, не трусили, не предавали, не лгали... Именно об этом молимся, а не о том, чтобы плотность огня была выше или чтобы финансирования им выделялось больше.
Вот лично для меня именно таковы «пункты». Я не вижу ничего постыдного и противного совести в том, чтобы молиться за любого человека, если содержание моей молитвы — сделать его, этого человека, добрее и умнее. Каким бы негодяем он ни был, как бы глубоко ни заблуждался — а все равно пока жив, у него остается свобода воли, а значит, остаются шансы измениться к лучшему. Если этот человек находится у власти — появляется дополнительная мотивация его «починить», потому что от его действий зависит судьба всего народа. Да и вообще, каждого человека любит Господь, каждый ему дорог, независимо от количества грехов. Поэтому Церковь, помня слова Христа «Сказываю вам, что так на небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, не имеющих нужды в покаянии» (Лк. 15:7) всегда усиленно молится о грешниках.
Причем, что очень важно, когда мы молимся о человеке — мы не предписываем Богу способов, которыми Он должен привести «объект нашей молитвы» в нужное состояние. Не знаем мы, как именно это сделать, а вот Бог — знает. Знает и без наших молитв, конечно — но своей молитвой мы свидетельствуем, что хотим добра тому, за кого молимся, что нас с ним что-то связывает, что он для нас не враг, что даже если он великий грешник — мы скорбим о его грехах и желаем ему спасения.
Ну, о том, что не дело это для христианина — подсчитывать чужие грехи, я уж не говорю. Вроде все помнят про соринку и бревно. А особенно когда речь идет о людях, которых мы лично не знаем и о чьих грехах черпаем информацию исключительно из СМИ. Но даже если грехи людей во власти для нас — аксиома, не требующая доказательств, все равно об этим людях нужно молиться. Повторю: не о том, чтобы Господь их прогнал с занимаемых постов, а о том, чтобы сделал их лучше, чтобы пробудил в них дремлющее нравственное начало. Каким именно образом Он это сделает — не нам решать. Может, лаской, может, таской.
И еще такой момент: допустим, получилось. Допустим, сбылись наши молитвы, удалось Господу достучаться до человека на высоком посту, и тот начинает меняться к лучшему. А мы это заметим? Или по-прежнему будем воспринимать его по устоявшемуся шаблону? Мы готовы будем его принять в новом качестве? Готовы отнестись к нему по-человечески? Или, молясь о его исправлении, мы лгали себе и Богу, а на самом деле просили: «Господи, убери его от нас»?
...Мой приятель всю эту аргументацию не принимает. Говорит: казуистика. Говорит: выкручиваешься. Говорит: да ладно тебе, всем понятно, о чем молится сросшаяся с коррумпированным государством Церковь. Он очень хорошо знает, что делается в сердцах миллионов христиан, и ничего ему не докажешь.
А все-таки говорить об этом надо. Может, кто и услышит.
