21 июля Святейший Патриарх Кирилл, произнося проповедь в Казанском соборе на Красной Площади, четко и недвусмысленно выразился насчет легализации гомосексуальных браков: «В последнее время мы сталкиваемся с огромными искушениями, когда в ряде стран выбор в пользу греха утверждается и оправдывается законом, а те, кто, поступая по совести, борются с такими навязанными меньшинством законами, подвергаются репрессиям. Это очень опасный апокалиптический симптом, и мы должны делать все для того, чтобы на пространствах Святой Руси грех никогда не утверждался законом государства, потому что это означает, что народ вступает на путь самоуничтожения». Эти его слова получили резонанс в светской среде, и, как обычно, посыпались обвинения в мракобесии, дремучести, клерикализме и ужасах инквизиции.
Я не собираюсь сейчас объяснять, почему такие обвинения несправедливы, не собираюсь и растолковывать слова Патриарха (замечу только, что прежде, чем их осуждать, стоит прочитать полный текст проповеди, а не довольствоваться журналистскими пересказами). Но вот какие возникли у меня мысли.
Общаясь с далекими от Церкви людьми, я чаще всего сталкивался с полнейшим непониманием, почему мы, православные, так жестко упираемся в вопросе о гомобраках, какая тут связь с христианским вероучением, почему, «прогибаясь под изменчивый мир» по множеству политических, социальных, культурных пунктов, здесь мы непримиримы. Причем сейчас я говорю даже не о заядлых ненавистниках Православия, а о вполне вменяемых людях, для которых Церковь имеет все-таки ненулевой авторитет. Они не злонамеренны, они действительно хотят понять нашу позицию — и действительно ее не понимают.
И тут у меня возникает вопрос: а сами-то мы, воцерковленные православные христиане, ее понимаем? Не на уровне эмоций, не на уровне сердечных переживаний, а в рациональном плане? Основной наш аргумент в дискуссиях на сию скользкую тему — несколько мест из Священного Писания. Прежде всего — слова апостола Павла: «Или не знаете, что неправедные Царства Божия не наследуют? Не обманывайтесь: ни блудники, ни идолослужители, ни прелюбодеи, ни малакии, ни мужеложники, ни воры, ни лихоимцы, ни пьяницы, ни злоречивые, ни хищники — Царства Божия не наследуют» (1 Кор. 6:9-10). Есть еще упоминание этого греха у апостола Петра (1 Пет. 4:3), в общем перечислении грехов, наряду с пьянством и обжорством. Ну и, конечно, есть соответствующие места из Ветхого завета (Лев. 18:22, Лев. 20:13). Пожалуй, это и все. Мы ни найдем ни в Библии, ни у святых отцов подробного, внятного, логически безупречного объяснения, почему нетрадиционные половые отношения — это смертный грех.
Значит ли отсутствие таких разъяснений, что христианское неприятие содомии — это просто какой-то случайный выверт нашей веры, без которого вполне можно было бы обойтись без ущерба для главного? Между прочим, некоторые именно так и считают.
На мой взгляд, это совершенно ошибочный ход мысли. Если в тексте Писания нет каких-то четких и подробных формулировок, разъяснений — то чаще всего просто потому, что для его античных читателей вопрос был самоочевидным. «Разве вы не знаете?» — обращается апостол Павел к своей аудитории. Они знали, мы — не знаем, и проблема, наверное, все-таки в нас, людях XXI века.
Но если мы не знаем, значит, нам надо разъяснять, причем разъяснять на понятном нам языке. Просто сказать: «Так говорится в Слове Божием» — уже недостаточно, потому что у многих тут же возникает встречный вопрос: а почему? Возникает даже у вполне церковных людей, что уж говорить о светской публике! Ведь в других-то случаях разъяснения даются — о Боге, едином в Троице, о двух природах Христа, о том, каким образом в Таинстве Евхаристии мы, причащаясь Святых Тайн, реально, по-настоящему соединяемся со Христом. Обо всем этом тоже есть соответствующие цитаты в Библии, но помимо цитат, есть и множество святоотеческих трудов, есть работы богословов, есть книги старинных и современных проповедников, есть научные исследования. Любой желающий может получить ответ на любом уровне глубины.
А ведь все эти вопросы в свое время вызывали ожесточенные споры, непонимание, перерастали в ереси, раздирающие Церковь, и понадобилось принимать общецерковные решения на соборах, позднее названных вселенскими. Во всех этих случаях работала одна и та же схема: пока всем всё интуитивно ясно, нет нужды в досужих рассуждениях. Когда ясность теряется, когда начинаются споры, тогда нужен уже внятный богословский ответ, апеллирующий не только к вере, но и к рацио. Когда частных богословских ответов недостаточно, тогда необходимо общецерковное решение.
Мне кажется, в вопросе о «нетрадиционных отношениях» мы, современные люди, приблизились к той черте, когда отсылок к библейским цитатам уже недостаточно, когда нужны обстоятельные богословские объяснения. Наверное, собор созывать ради этого — жирновато будет, но, по крайней мере, богословские комментарии здесь нужны. Нужны прежде всего затем, чтобы мы, обычные верующие, не имеющие специального религиозного образования, могли убедительно аргументировать, обсуждая эти вопросы со светскими людьми, чье мышление рационально, кто хочет не только чуять сердцем, но и понимать умом. Приходится ведь об этом говорить, и обычно получается так:
— Гомосексуальные браки — это мерзость!
— Почему?
— Потому что так написано в Библии.
— Я не христианин, почему ваша Библия должна быть для меня авторитетом?
— Но христианство учит, что такие отношения — это грех, что они разрушают и личность, и общество!
— А почему они разрушают? Каков конкретно механизм разрушения?
— Ну так в Библии же написано!
А вот когда у нас будут богословски выверенные ответы, каков тут конкретно механизм, почему тут разрушается личность, как разрушение отдельных личностей влияет на разрушение общества как такового — вот тут наши собеседники уже могут всерьез задуматься. Не факт, что удовлетворятся ответами, но, по крайней мере, увидят, что с нашей стороны тут возможен серьезный, аргументированный разговор, что наша позиция логична, непротиворечива, что она подтверждается не только библейскими цитатами, но самой жизнью.
И вот тут у меня второй вопрос. С богословской аргументацией понятно — она нам действительно необходима. Но вот когда разговор из религиозной плоскости переходит в житейскую, бытовую — можем ли мы доказать нашим неверующим оппонентам, что содомия — это плохо и для самих содомитов, и для окружающих? Что объявить содомию вариантом нормы — это путь к социальной и культурной деградации? Есть ли тут у нас внятные, убедительные аргументы «посюстороннего плана», не сводящиеся к библейским отсылкам?
Если таких аргументов нет, значит, вопрос о гомобраках и тому подобном — это вопрос веры, это водораздел, отделяющий верующих от атеистов, и тогда спор с атеистами на эти темы становится бессмысленным. К чему спорить о частностях, если в главном у нас диаметрально противоположные позиции? Мы ни в чем не сможем их убедить — ведь, вступая в спор, фактически требуем от них не просто согласиться с нами в вопросе о содомии, но и уверовать во Христа. В таком случае нужно вообще прекращать осуждать «гомосексуальную пропаганду» — в своей среде мы и так знаем, что это смертный грех, а для всех остальных это, по сравнению с неверием — семечки. Не все ли равно, по какой причине N. попадет в ад — потому что он гомосексуалист или потому что он безбожник? Тогда единственное, что нам остается — просто проповедовать Евангелие и ждать, откликнутся ли. И вот когда (и если) откликнутся — тогда, при необходимости, можно будет разъяснить, чем вредна содомия.
Но если такие внерелигиозные аргументы у нас есть — тогда мы, христиане, можем и даже обязаны взывать к светскому обществу, объясняя ему опасность содомии. Тогда возможен диалог, возможно наше влияние на общественные и культурные процессы. Вот как, например, нам есть что сказать людям по теме абортов: тут у нас, помимо духовных, есть и вполне светские доводы — медицинские, демографические, этические, социальные... Можно не быть христианином и при том соглашаться с нами, что аборты — это зло, что это узаконенное убийство беззащитного человека. А можно ли не быть христианином и соглашаться с нами, что гомобраки — это зло? Вот вопрос.
Мне все-таки кажется, что такие аргументы существуют. Только найти их должны медики, педагоги, историки и культурологи, а не мы, церковные публицисты.
Поэтому умолкаю.