Церковь и театр — есть ли между ними неразрешимое противоречие? Может ли христианин быть актером? Не разрушает ли театральное искусство душу? Сколько уже копий на эту тему сломано! Сколько ожесточенных споров, где с одной стороны звучат грозные цитаты из святых отцов и канонические запреты, а с другой — примеры того, что актер может быть глубоко верующим человеком, что духовенство может с большим уважением относиться к театральному искусству. В последнее время жесткая антитеатральная позиция в православной среде ослабла, большинство христиан понимают, что нынешний театр — не то же самое, что театр античный, что он не предполагает ни служения языческим богам, ни разврата.
Тем не менее, нельзя думать, что вопрос закрыт. Он возникает вновь и вновь для каждого христианина, имеющего отношение к театральному искусству.
Стоит этот вопрос и передо мной. Я родился в глубоко верующей, воцерковленной семье, получил христианское воспитание, всегда ходил в церковь, даже в советскую эпоху, более того — юность моя пришлась на разгул хрущевских гонений. Однако вся моя жизнь связана с театром — я театральный критик, театральный педагог, заведующий кафедрой в ГИТИСе (ныне РАТИ), был директором Бахрушинского театрального музея, а с 2007 года — ректор Щепкинского театрального училища. Так что мне постоянно приходилось оценивать свою профессиональную деятельность с позиций Православия, не закрывая глаза на проблемы.
А проблемы есть, и очень серьезные. Актерской профессии свойственны специфические соблазны. Общие для всех людей духовные болезни могут у актера протекать более остро. Закрывать на это глаза нельзя. С опасностями можно справиться, но только если заранее быть к ним готовыми. Еще римляне говорили: «Предупрежден — значит, вооружен».
Первая и самая очевидная опасность — это «зеркальность», вечное отражение себя в другом. Маска легко прирастает к лицу, погружение в персонажей ведет к тому, что уже не совсем понимаешь, кто ты — Гамлет или Петя Иванов. Иногда актер настолько заигрывается, что начинает играть уже не на сцене, а дома, в семье, с близкими, с друзьями. Другая грань той же беды — профессиональный цинизм. Актер понимает, что роль — это всего лишь роль, к ней нельзя относиться серьезно, а в итоге перестает относиться серьезно и к тому, о чем говорит его персонаж. То есть справедливость, честь, милосердие, искренность (равно как и жестокость, коварство, низость) перестают что-либо для него значить. Уже не как для актера — как для человека.
Другое искушение, быть может, менее очевидное для далеких от театральной среды людей, — зависть. Грех, конечно, общечеловеческий, но в театре он может проявиться более рельефно. Ведь в театре изначально нет равенства. Роль Гамлета одна, а желающих много. Каково это: не просто знать, что тебе не достался Гамлет, но и все время находиться рядом с тем, кому он достался? Каково это: мечтая сыграть Офелию, играть служанку? Разрыв между главными и второстепенными ролями колоссален, и он с самых юных лет, со студенчества, может травмировать человека. Кстати, в балете этот разрыв еще сильнее выражен. Артистка кордебалета никогда не станет примой, прима никогда не опустится до кордебалета. Вот так и возникает питательная среда для зависти, а уж зависть способна дать самые страшные плоды.
Третья опасность — это честолюбие, которое у актера может принять специфические формы. Актер зависит от зрителя, от его восприятия. Во время спектакля устанавливается особая связь между сценой и зрительным залом. Но вот спектакль кончился — а в душе актера эта связь может остаться. В итоге — зависимость от мнения окружающих, зацикленность на том, как тебя воспринимают со стороны, стремление всегда, в любой ситуации произвести впечатление...
Однако здесь нет никакой обреченности. Все эти специфические соблазны и духовные болезни преодолимы, и уж тем более для воцерковленных людей, которые имеют благодатные средства для борьбы со страстями. Другое дело, что само собой ничего не получится — актеру нужно сознательно выстраивать себя, выстраивать свою душу.
Естественно, мы помогаем студентам узнать подводные камни профессии, смягчить удар. Этим на протяжении четырех лет занимаются с ребятами педагоги по мастерству. Как правило, они сами актеры, сами прошли искушение сценой и понимают, что и как надо студентам говорить. Я, будучи ректором, не вмешиваюсь в этот процесс, не устраиваю каких-то специальных собраний и лекций — такие меры только повредили бы, оттолкнули бы ребят. Но при этом я максимально открыт для своих студентов, всем им даю номер своего мобильного и говорю: «Если что, не стесняйтесь, звоните, приходите, советуйтесь...»
А вообще, в духовном плане актерская профессия — это как ледяная горка. Если не двигаешься вверх — неизбежно покатишься вниз. Но если преодолевать себя, если подниматься над собой, над своими слабостями и страстями — то вырастешь и как актер, и, главное, как человек. И тогда твое искусство принесет добрые плоды.
Фото Леонида Бурмистрова
