В 1930-х годах страну захлестнула волна доносов, доносчики жили на каждой улице и почти в каждом доме. Предательство всеобщее и, как следствие, недоверие друг к другу стали лицом эпохи. И как во времена древние, предательство почти всегда имело под собой желание той или иной материальной выгоды. Против отца Василия свидетельствовали два доносителя, причем одна из них донесла не только на самого священника, но и на хозяина дома, в котором тот жил, как предполагают, в надежде захватить этот дом для себя.
***
Священномученик Василий родился 29 марта 1870 года в селе Казанском Богородского уезда Московской губернии в семье священника Павла Дмитриевича Смирнова и его супруги Марии Васильевны. В 1882 году отец Павел скончался от туберкулеза, и Мария Васильевна осталась с двумя детьми — сыном Василием, которому было тогда двенадцать лет, и годовалой дочерью Клавдией. Окончив Заиконоспасское духовное училище, Василий в 1884 году поступил в Московскую духовную семинарию, которую окончил в 1890 году и с 20 декабря этого года по 24 июня 1892 года был учителем в Спасской церковноприходской школе графа Орлова-Давыдова, находившейся в Бронницком уезде.
24 июня 1892 года Василий получил место псаломщика в Николо-Заяицком храме в Москве. Со дня основания 1 октября 1901 года Николо-Заяицкой церковноприходской школы он стал преподавать в ней Закон Божий. С 21 апреля 1893 года по 1 сентября 1895 года он преподавал и в Георгиевской церковноприходской школе. В 1897 году Василий обвенчался с дочерью священника Василия Маркова Елизаветой, впоследствии у них родилось четверо детей.
11 марта 1907 года Василий Павлович был рукоположен во диакона к Николо-Заяицкому храму. С 1 сентября 1910 года он был назначен преподавать Закон Божий в частной женской гимназии М. С. Тюниной, а затем с осени 1911 года — в частных женских гимназиях Львовых и Н. В. Мартыновой.
28 декабря 1914 года диакон Василий был рукоположен во священника к Николо-Заяицкому храму. 21 мая 1921 года отец Василий был награжден камилавкой, 11 мая 1924 года — наперсным крестом и 25 марта 1927 года возведен в сан протоиерея. Жил он в то время в церковном доме рядом с храмом. В 1927 году скончалась его супруга, и с ним осталась жить младшая дочь Нина.
В те годы власти требовали от священнослужителей, чтобы они ответили на вопросы анкет, имевшие как политический, так и религиозный характер.
Одним из вопросов был: «В каких организациях состоите или каким сочувствуете?» — «Ни в каких, кроме религиозных, коим и сочувствую», — ответил отец Василий.
«Ваше отношение к декрету об отделении Церкви от государства и школы от Церкви?» Отдать детей на воспитание государства, проповедовавшего атеизм и прописавшего на своих знаменах борьбу с Богом, по мнению отца Василия, почти означало обречь их души на гибель. С этим он согласиться не мог и ответил: «Первому сочувствую, а второму нет».
«Ваше отношение к советской власти?» Применительно к совершавшемуся повсюду насилию тут можно было сказать лишь одно: «Подчиняюсь».
В 1929 году протоиерей Василий был назначен настоятелем Николо-Заяицкого храма. Положение верующих и особенно духовенства в те годы было крайне тяжелым, и нередко случалось, что священнослужители из боязни преследований переставали служить — так, в 1931 году ушел служивший здесь диакон Николай Тархов. Отец Василий прослужил в Николо-Заяицком храме до 1933 года, когда храм был закрыт и разграблен. И он перешел служить в храм святителя Григория Неокесарийского на Большой Полянке, но и этот храм в том же году был закрыт. Отец Василий стал служить в храме иконы Божией Матери «Знамение» в селе Знаменском Кунцевского района Московской области. Во время служения здесь он был награжден митрой.
Борясь с праздником Рождества Христова, власти в 1920-е годы запретили рождественскую елку, которую стали повсеместно высмеивать в газетах, журналах и пропагандистских плакатах. «Давно уже следовало бы положить предел мистическому вредному поклонению елке и порче лесов... Вместо того, чтобы ставить елку на крест, поставим крест на елку!» — провозглашалось в них. В школах и детских садах стали проводиться антиёлочные утренники, на которых декламировались стихи: «Тот, кто елочку срубил, тот вредней врага раз в десять. Ведь на каждом деревце можно белого повесить!» Традиция устанавливать рождественские елки в домах была названа антисоветской. С 1929 года празднование Рождества с елкой было запрещено по всей стране. В дни новогодних и рождественских праздников комсомольцы и работники профсоюзов ходили по домам с проверкой, не устанавливает ли кто елки тайно. В конце 1935 года власти заявили, что они разрешают ставить в домах елки, но люди продолжали бояться преследований.
Насилие над народом атеистической власти было столь велико, что оно коснулось всех сторон человеческих отношений, включая семейные, когда дети с отцами стали встречаться тайком, чтобы не подвергнуться репрессиям. Особенно если они уже достигли видного положения в обществе, как сын протоиерея Василия Смирнова Николай, ставший профессором математики в Московском педагогическом институте. Пряча елку под шубой, будто бы она была орудием преступления, принес отец Василий ее ночью в 1936 году в семью сына.
В то же время в стране все больше разворачивалась эпидемия доносов. Вдова Ольга Хоботова, имевшая двух взрослых детей и жившая на той же улице, что и протоиерей Василий, донесла сотрудникам НКВД, что священник живет в доме Владимирова, который ранее являлся владельцем нескольких дач, сдававшихся им в аренду. Она сообщила, что ей неизвестно, в каком храме служит священник, но известно, что к священнику на квартиру ходят верующие и он совершает религиозные обряды, не имея на то официального разрешения от властей. Священник, по ее доносу, не доволен советской властью и клевещет на нее. На Петров день у него в квартире собрались несколько женщин, и он совершал какой-то религиозный обряд и при этом, мол, говорил, что советская власть устраивает гонение на веру и арестовывает православных, и убеждал женщин не отходить от веры в Бога. При этом доносчица сообщила, что домовладелец Владимиров приходится родственником некоему Селезневу, который уже арестован органами НКВД и который был связан со священником Василием Смирновым. Все они часто посещали друг друга, и о том, что священник ведет контрреволюционную агитацию против советской власти среди верующих женщин, Владимирову было хорошо известно.
Кроме Хоботовой донос на отца Василия направил еще один человек. И после этого начальник Кунцевского отдела милиции, руководитель Кунцевского отдела милиции и начальник управления милиции УНКВД по Московской области выписали справку на арест священника.
21 марта 1938 года заместитель начальника управления НКВД по Московской области майор Михаил Семенов, который через год после этих событий будет сам арестован и расстрелян на Бутовском полигоне, отдал распоряжение арестовать священника. На следующий день отец Василий был арестован и заключен в Таганскую тюрьму в Москве.
Сразу после ареста начались допросы. Первым был вопрос об имуществе, на что протоиерей Василий ответил, что собственности никогда не имел и жил всегда на казенных церковных квартирах. С 1933 года живет в Кунцеве, где квартиру снимает.
— Скажите, — спросил его уполномоченный Кунцевского районного отделения милиции, — были ли случаи, что к вам на квартиру приходили лица из общественности для подписки на государственный заём?
— Такие случаи были несколько раз, но ввиду отсутствия материальных средств я никогда на займы не подписывался, — ответил священник.
— Следствием установлено, что в 1937 году во время подписки на заём обороны к вам приходила общественность, среди которой вы распространяли клевету. Говорили, что большевики только пишут, что войны не хотят, а сами всё время вооружаются. Газеты пишут, что всего много, но всё это вранье. Много только для коммунистов, а рабочие целые дни стоят в очередях, а как опоздал на работу, так увольняют. Дайте об этом правдивые показания.
— Я говорил, что раньше, в старое время, жилось лучше и никаких очередей не было, а теперь при советской власти везде и всюду создаются очереди, рабочему трудно достать для себя продукты, а большевики только и говорят, что всего много, а на самом деле ничего нет. Но в отношении вооружения советской власти и что она желает войны я не говорил.
10 мая следователь провел очную ставку между отцом Василием и председателем уличного комитета Лобандиевским, который жил на той же улице, что и священник, но с которым отец Василий был почти не знаком, о чем он сразу же заявил следователю. Выслушав, в чем его обвиняют, протоиерей Василий сказал: «Записанные факты контрреволюционной агитации и показания Лобандиевского на очной ставке полностью опровергаю и себя виновным в этом не признаю».
По окончании следствия было составлено обвинительное заключение. Протоиерей Василий обвинялся в том, что он будто бы был «враждебно настроен к существующему строю, систематически распространял контрреволюционную агитацию повстанческого характера и террористические высказывания».
7 июня 1938 года тройка УНКВД по Московской области приговорила протоиерея Василия Смирнова к расстрелу. Он был расстрелян 1 июля и погребен в безвестной общей могиле на Бутовском полигоне под Москвой.
