
Последний прыжок с парашютом для иерея Михаила Васильева был неудачным — порвались парашютные стропы... Он смог приземлиться на болтавшемся куполе, но сломал позвоночник. Cейчас батюшка дома — ходит на костылях, но чаще лежит в постели. Шутит: «Все не без Промысла Божия — вот я сейчас, наконец, могу и с семьей, и с друзьями пообщаться». Говорит, что были ситуации и пострашнее — в его послужном списке свыше тридцати командировок в «горячие точки». Но рассказывать о себе не хочет категорически, даже точное количество прыжков упорно скрывает: «Мы, армейские батюшки, как молоко, в рекламе не нуждаемся».
А вот проблемы и перспективы дела его жизни — возрождения института военного духовенства в Российской армии — отца Михаила, церковного куратора Воздушно-десантных войск, заместителя председателя Отдела Московской Патриархии по взаимодействию с Вооруженными Силами и правоохранительными учреждениями, и дома волнуют.

Как становятся полковыми батюшками
В военные священники я попал, как и положено в армии — по приказу. Мой духовник, отец Димитрий Смирнов, спросил: «Ты ведь из семьи военнослужащего? Значит, будешь солдат и офицеров окормлять!» В то время я уже был воцерковленным, даже алтарничал в свободное время. И уже понимал, что священническое служение трудно совместить с жизнью обывателя: у священника, если он ревностно служит, не хватает времени на семью. Младший сын меня спрашивал: «Папа, а почему ты дома бываешь, только когда темно?»
Но это нормально — для тех видов человеческой деятельности, которые являются служением (служат ведь не только священники, но и врачи, и учителя, и военные). Это совсем не то же самое, что работа.
Меня рукоположили во священника в военном городке Власиха, где находится штаб Ракетных войск стратегического назначения, в храме Св. Преп. Илии Муромца. А тут российских десантников направили в Косово, и в Отдел по работе с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями из Генштаба поступила просьба прислать в Российский миротворческий контингент священника. Предложили поехать мне, и я, немного зная французский, сказал: «Пуркуа бы не па?» И, по благословению Святейшего, поехал.
Запад, кстати, впервые увидел российских армейских священников именно в Косово. О нас «хорошо» писали в зарубежной печати — что все мы агенты ФСБ, что денег у нас, как у дурака фантиков... Их бы слова да начальству в уши...
Военным священником невозможно стать «теоретически», даже прочитав гору специальной литературы. И тот батюшка, который участвует исключительно в «мероприятиях» — возложениях цветов, венков, и иногда приходит с лекциями в казармы, военным священником не является. Он «задевает» армию только краем рясы. А если он еще к тому же начинает сговариваться с командиром части, чтобы использовать солдат как дармовую рабочую силу для приходских нужд — он и вовсе преступление совершает и помогает тому, чтобы и солдаты, и офицеры данной части окончательно закрылись для Церкви.
Другое дело — когда ты видишь, как над твоей головой летает железо, которое легко может оставить тебя без этой самой головы. И при этом твердо знаешь, что ни государство, ни Патриархия твоей семье пенсию платить не будут. Вот несколько пастырей погибли в Чечне — трое монашествующих, один женатый священник, иерей Анатолий Чистоусов. Матушка его сейчас живет весьма бедно. Это — тоже нормальная христианская ситуация, когда человек нужен, только пока он может служить.
Вот и меня сейчас, как и других военных священников, на самом деле нет, я — фантом. Это легко проверить, если открыть закон о статусе военнослужащего в Российской Федерации. Там четко сказано, что создание религиозных объединений в воинских частях запрещается — как и создание отделений политических партий. Политикой и религией, сказано в законе, военнослужащий может заниматься только в свободное время.
Зачем армии Церковь
Но вот незадача: в Уставе Вооруженных Сил ни о каком «свободном времени» военнослужащего и речи нет! Есть «личное время» — с 8 до 9 вечера, когда сержант или рядовой может помыться, подворотничок пришить или письмо домой написать. Как Вы думаете, он охотнее этим займется или молиться начнет? А какое может быть «свободное время» у офицера, если он семьи не видит месяцами, а квартиры и нормального жалования не видит вообще? Да если у него вдруг выдастся свободный день, он скорее пойдет грядку вскопает, чем отправится в монастырь или храм!
А плоды этой «расхристанности» страшные. От пьянства до самоубийств. Если раньше, до революции, с собой кончали в основном офицеры — из-за несчастной любви или поруганной чести — то теперь это в основном солдаты-срочники. Самоубийства — главная проблема расцерковленного православного большинства: люди даже не знают или не понимают, что самоубийство есть смертный грех.
Но если взять статистику Минобороны по Приволжско-Уральскому военному округу — то там в тех частях, с которыми работают священники, в 10-12 раз уменьшилось число попыток суицида. То есть Церковь положительно влияет на обстановку в армии. Параллельно решается главная проблема офицеров, у них появляется дополнительная мотивация служения. Я просто знаю несколько случаев, когда основанием для подписания офицерами контракта было их чувство христианского долга, понимание того, что их служба нужна Господу.
Нынешние офицеры — они ведь из того самого «поколения пепси», про которое столько сказано и написано. Все они — от лейтенанта до майора — ничего не знают про пионеров-героев: Марата Казея, Валю Котика. У них нет советской школы патриотизма. А со времен Древнего Египта есть всего три способа заставить человека что-то делать. Один — из-под палки, но во всем мире эта система уже доказала свою неэффективность, и в армию у нас из-под палки тоже идти никто не хочет. Второй способ — дать человеку кучу денег. В Косово я как-то в разговоре с полковником из контингента Саудовской Аравии спросил: «Сколько ты получаешь?» Он ответил: «25 тысяч долларов». Ну, американским офицерам там платили чуть меньше, британским — чуть больше, но принцип один. Но в нашей стране эта система не приживется, у нас на все это просто денег не хватит. Этот плохо, но это факт. Значит, в обозримом будущем наши офицеры будут получать мало. Выходит, нужна какая-то идейная мотивация — это третий способ заинтересовать человека в какой-либо деятельности. В России сейчас для большинства народа такой идеей может стать только Православие.
Но пока мы, военные священники, продолжаем быть маргиналами. В Церкви на нас смотрят как на каких-то чудиков, которые помимо своей приходской нагрузки еще и в части воинские ездят, и в «горячие точки». Бывает, что правящие архиереи говорят: мол, ходить в морские походы, летать на самолетах, прыгать с парашютом, ездить на броне, ходить под обстрелом к бойцам, — это все священнику, пастырю Божию не пристало! А по-моему, пастырю Божию грешить не пристало. А разделять тяготы и лишения пасомых — совершенно порядочно и естественно. Это не подвиг никакой, в армии это обычные условия работы. А мы ведь служим армии.
Пастырская «кухня»
Знаете, как я совершил свой первый прыжок с парашютом? Звонит мне командир десантного разведбата и просит приехать на аэродром, у них там ЧП. Оказывается, у молодого солдата в первом прыжке не раскрылся основной парашют, но, слава Богу, раскрылся запасной, и парень приземлился благополучно. Обычно, кстати, запаску не раскрывают — растеряются после того, как обнаружат, что не раскрылся основной парашют, да так и летят вниз и гибнут. Но, несмотря на благополучный финал, свидетели этого случая, другие бойцы, жутко занервничали и просто отказались идти на следующие прыжки. И командир позвал меня: «Что делать?». Я прочитал молитву, окропил ребят и парашюты святой водой, дал бойцам приложиться к иконе Богородицы «Благодатное небо». А чтобы помочь им победить страх, тоже надел парашют и выпрыгнул из самолета вторым, после командира. И все ребята прыгнули вслед за нами.
Чтобы произошло не описанное ни в каких учебниках богословия, но реально существующее таинство — когда человек из неверующего становится верующим — нужно, чтобы священник был образцом для подражания, проповедовал Православие, не становясь навязчивым и нудным. Нужно сделать так, чтобы старшие офицеры и генералы, вчерашние марксисты-ленинцы, поверили в Бога и приняли догмат о Св. Троице и, что не менее важно, захотели исповедаться тебе, мальчишке, который им в сыновья годится, но которого они называют отцом.
Сложнее всего изменить атмосферу в уже сложившемся коллективе, особенно в армейском, представляющем собой жесткую систему. Но есть миссионерские способы, с помощью которых мы даже количество мата умудряемся сокращать в разы. Например — разъясняю офицерам и солдатам, что матерная брань есть следствие одержимости блудной страстью. И объявляю, что такого-то числа буду читать для тех, кто матерится, специальный молебен об избавлении от блуда. На следующий день матерщины намного меньше...
А бывает, мы вынуждены решать вопросы, совершенно не относящиеся к нашей компетенции, — например, вопросы материального обеспечения воинских частей. Скажем, приезжаю я как-то в один полк, который тогда стоял в Чечне, а у рядовых и сержантов сапоги развалились. То есть формально срок годности сапог еще не закончился (поэтому новые и не выдавали), но фактически обувь эта уже превратилась в рванье. И пришлось мне в Ханкале «выбивать» ребятам новые сапоги — тысячу пар — пользуясь тем, что батюшке как-то неудобно отказывать. А в другой раз зарвавшиеся тыловики-снабженцы поставляли солдатам и сержантам рис, гречку, картошку и пшено не по нормам, а только довесок (офицеров снабжали как положено). Пришлось доставать в штабе Объединенной группировки войск для ребят продовольствие и просить командование разобраться в ситуации. А вообще доводилось привозить в воинские части самые разные вещи (организовывали эти закупки или выделяли деньги, естественно, спонсоры) — от ноутбуков до бензопил.
Солдату ведь иногда надо сначала просто с едой помочь или с отдыхом, чтобы он в себя пришел и был в состоянии воспринять твою проповедь. А то он спит на твоей лекции, и не потому, что тебя презирает, а потому что ночь простоял в карауле и его, что называется, «плющит». И еще: надо понимать, что многие ребята не знают самых простых вещей. Например, что такое благодать Божия. Как это объяснить? Поверьте, гораздо проще это сделать, когда батюшка ему либо шоколад дает, либо в горы, в Чечню, привозит спутниковый телефон и солдат может позвонить своей девчонке. Вот она, благодать-то! Понимаете? Не в телефоне и не в шоколадке, а в том, что в этой крови и грязи он, этот парень, не забыт и не заброшен, что к нему приехал христианин и помог ему — по-христиански, с любовью.
Ну и, конечно, чтобы все это предоставить нашим воинам, надо найти людей с деньгами, доказать им, что ты ничего не истратишь на собственные нужды, и действительно не брать для себя ни копейки.
Зачем Церкви армия
И мы занимаемся этим годами, бескорыстно — лично я девять лет служу армии. И каждому новому командиру приходится объяснять, что ты не верблюд, не агент ЦРУ, не гомосексуалист... Приходит другой командир части — и все начинается сначала. А солдаты и сержанты едва... не скажу «воцерковятся», в армии это нереально... едва научатся осмысленно креститься и кланяться, как их демобилизуют, и на их место приходят молодые. И каждому новому призыву ты опять начинаешь все от Адама рассказывать. Толковые офицеры тоже уходят — вверх, растут по службе.
Нам не нужно благодарности, дали бы только внятный статус, признание такой разновидности служения — «военный священник». Со стороны церковного начальства и военного командования. Армия — это государствообразующая структура. И пока государство не осознает, что этой структуре нужны не только деньги, но и идеология, до тех пор армия будет недееспособна. Был случай, когда единственный в России мотострелковый полк, оснащенный боевыми машинами пехоты новейшей модификации, был полностью разворован. Командира сняли с должности, но полк пришлось расформировать — имущества уже не было. Так что, если у людей совести нет, любое железо для защиты Родины бесполезно. А что касается тезиса: «У нас светское государство, нельзя в армии веру вводить», — то я слишком уважаю свою веру, чтобы кому-то ее навязывать. И те солдаты и офицеры — три с лишним тысячи человек — которых я крестил в Чечне во время моих командировок, сами меня об этом просили.
Но не только Церковь нужна армии — и армия нужна Церкви. Военная служба учит христианина, прежде всего тому, что есть такое слово: «надо». У нас очень много людей, которые не могут себя заставить делать самые простые вещи — начать делать зарядку, бросить курить, не изменять жене... Уж о том, чтобы пойти в храм, я вообще не говорю — это заоблачные высоты. Но как можно считать человека мужчиной, если он не знает предела собственных способностей? И какое смирение может быть у такого человека? И наконец, разве можно представить себе, чтобы в армии один человек что-то ел, не поделившись с соседом? То есть там, на службе, человек поневоле научается христианским добродетелям — послушанию, терпению, смирению...
Наши основные проблемы — нехватка сил, времени и денег. Сейчас, по моим данным, у нас в стране около 400 священников, которые работают в воинских частях ежедневно или почти ежедневно. Среди них много офицеров запаса, а большинство тех, кто не были офицерами, служили срочную службу; около ста из этих отцов служили в горячих точках, имеют боевые награды. Побольше бы таких, а то у нас все почти по Высоцкому: «настоящих буйных мало, вот и нету вожаков». Ну а батюшек, которые иногда к солдатам приходят и лекции им читают — около 2000. Это тот костяк, благодаря которому мы могли бы в течение двух лет организоваться в такую же внятную капелланскую структуру, как та, что существовала у нас до революции и существует сейчас в большинстве армий мира. Очевидно, что наш опыт — опыт работы с современной молодежью, с современной армией, в условиях серьезного информационного противоборства — просто необходим Церкви.
P.S. Для священнослужителей (в том числе будущих), желающих заняться работой с военнослужащими, по просьбе отца Михаила Васильева, публикуем его контактные телефоны: 8 (919) 410-96-10;
8 (495) 236-60-60.
На заставке фрагмент фото flic.kr/Dennis Jarvis
Здравствуйте. Уважаемый "Фома", отец Михаил говорил, если не ошибаюсь, что государство не содержит вдов священников. А сейчас он сам убит... Вы могли бы, может быть, организовать сбор средств для его семьи? На что они будут жить, особенно сейчас, поначалу? Мы можем помочь?
Здравствуйте! Сбор для семьи о. Михаила организован через портал Приход.ру, все новости и реквизиты сбора можно найти в их телеграм-канале: https://t.me/prichodru/17674