Свободен ли творческий человек в своем творчестве?
Смотря о какой свободе идет речь.
Если о свободе выразительных средств — то совершенно свободен. К счастью, такого запрета никакая цензура и не выдвигает, и слова Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора…» остаются не только констатацией факта, но и своеобразной заповедью для художника — не пренебрегать в изображении жизни ничем и никем из «малых сих». Одномерно-то говоря, Гоголь в своей «Шинели» выкопал из мусора мира сего плоские мечты бросового человечка , Бодлер в бессмертной «Падали» привлек наше внимание к дохлой лошаде, и что такое «Москва и Петушки», как не гуща со дна алкогольного делирия... В документальном фильме «Жара», прошедшем не так давно на телеканале «Культура», есть эпизод, где отец Глеб Каледа, ставший первым в перестроечной России священником, окормляющим заключенных, показал великолепную раму для иконы, слепленную из жеваной пайки тюремного хлеба. Лет двадцать назад я встречался с замечательным кузнецом, оружейных дел мастером, который на моих глазах ковал настоящий дамасский клинок, используя ржавые куски железа, собранные им на помойке. Падший мир разъят грехом на элементы праха — но на то и талант художнику, творцу по образу Творца, чтобы видеть живое в, казалось бы, мертвом и воссоздавать, восстанавливать из праха красоту, таящуюся в падшем мире, как беженка-принцесса — в лохмотьях нищенки…
Но есть еще одна свобода: свобода произведения-в-себе-самом, выразимся так. Внешне пользуясь свободой выразительных средств, художник может утратить более важную свободу — свободы правды. Какая еще правда, может воскликнуть кто-то, ведь все относительно, главное в произведении искусства — мастерство!... В чем, говорите, правда? Правда в том, что творчество — созидает, а не разрушает. Созидает утверждение — жизни вечной, победы любви над смертью, победы света в человеке, несмотря ни на какую тьму и грязь… Грубо говоря, свободное творчество не бывает без-божным (тут, конечно, много тонкостей и оттенков, но тем не менее) — я говорю не о религиозной принадлежности, а о векторе, направлении творчества. Произведение, исполненное свободы-в-самом-себе, может быть истинным, не только не будучи формально религиозным, но и используя совершенно отвратительные сами по себе, распадные изобразительные средства. Таков, например, фильм «Сало, или Сто двадцать дней Содома» Пазолини — те, кто имел силы досмотреть его до конца, думаю, не могли не почувствовать катарсиса, рывка в свет, финальной сцены, в которой, несмотря на весь ужас и тошнотный мрак, Богоданный закон естества все равно , как слабый росток, пробивается наружу… И напротив — внешне привлекательные, пристойные и румяные, как в «Кубанских казаках», изобразительные средства делают неправдоподобными многие произведения того же соцреализма, пропагандирующие апофеоз человека без Бога и без вечности, человека, вся любовь и все счастье которого — не далее как до гробовой доски и умозрительной «памяти благодарных потомков» … С точки зрения вот этой Богоданной правды фантастика сказки является истиной, и мы верим, что в мире, где любовь самоотверженной Герды может растопить ледяное сердце Кая, могут петь цветы и разговаривать вороны — но отказываемся верить в самые что ни на есть реалистические реалии глубин человеческого ада, изображенные маркизом де Садом.
«И примете истину, и истина сделает вас свободными» — эти слова Христа относятся не только к христианам, но и ко всякой живой душе, и ко всякому художнику. Не приняв истины, художник рискует потерять свободу и попасть во власть зла, греха и распада, и через свое произведение эти флюиды распада распространить вовне… Настоящая свобода художника — согласовать свою свободу с животворящей свободой Божьей. Мало создать красивое произведение — надо вдохнуть в него жизнь, а на это способна только любовь, которая — от Бога. Статуя Галатеи — отдадим должное искусству резца — была прекрасна, но живой женщиной ее сделала любовь. И то, что Пигмалион, открывая Афродите свои чувства, не стал просить оживить статую, но лишь дать ему жену, похожую на Галатею, может служить примером истинно христианской вещи — смиренной молитвы.
Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными (Ин. 8:31-32).
Читайте также в проекте "Свобода творчества":
СВОБОДА ТВОРЧЕСТВА: ЕСТЬ ЛИ ГРАНИЦЫ?
Алексей Варламов: ЖИВИ И НЕ ЖАЛУЙСЯ
Гор ЧAХАЛ, ХУДОЖНИК: «ПРОВОКАЦИЮ Я ПРИРАВНИВАЮ К ПРЯМОМУ ДЕЙСТВИЮ, КОТОРОЕ НЕДОПУСТИМО»
Писатель Вячеслав РЫБАКОВ: ПРЫЖОК В ВЕЧНОСТЬ
Виталий Каплан: ТОРМОЗНАЯ СИСТЕМА или Опять о свободе творчества
