Однажды в дом, где жил отец Ипполит, пришел не назвавший себя интеллигентного вида человек и, обратившись к священнику, сказал:
— Здравствуйте, Ипполит Николаевич, я много наслышан о вас и у меня есть к вам просьба. У меня есть труд, и я хотел бы, чтобы вы его прочли и сказали, прав я или нет в своих воззрениях.
— Вы меня извините, я человек сосланный и никакими делами заниматься не могу, — ответил отец Ипполит, заподозрив неладное.
Прошло некоторое время, и тот же человек вновь пришел к священнику и принес свою книгу в желтом переплете с красным обрезом.
— У меня к вам простая просьба — прочтите и скажите: да или нет, никаких письменных подтверждений мне от вас не нужно, — сказал он.
Отец Ипполит снова отказал ему в его странной просьбе. Тогда тот, как бы невзначай, пришел в третий раз, и священник, уступая его настойчивости, показал на этажерку и сказал:
— Хорошо, поставьте сюда. Я прочитаю, но никаких письменных или устных отзывов вы от меня не услышите.
Не пройдет и суток после этого случая, как отца Ипполита арестуют...
* * *
Священномученик Ипполит родился 3 августа 1883 года в Москве в семье священника храма Воскресения Словущего, что на Таганке, Николая Аникитовича Красновского и его супруги Веры Ефимовны. В 1897 году Ипполит окончил Заиконоспасское духовное училище, в 1904-м — Московскую духовную семинарию. Обучаясь на втором курсе Московской духовной академии, он 8 июля 1907 года обвенчался с Екатериной, дочерью священника Василия Былинского, служившего в Богоявленском соборе города Богородска. Впоследствии у них родилось пятеро детей — три сына и две дочери. Венчание совершил отец Ипполита, священник Николай Красновский.
В 1909 году Ипполит Николаевич окончил Духовную академию со степенью кандидата богословия и был рукоположен во священника ко храму, где служил его отец, после кончины которого он был назначен в 1911 году настоятелем этого храма, а также заведующим и законоучителем Воскресенско-Таганской одноклассной и воскресной школ. В 1914 году отец Ипполит был определен законоучителем коммерческого училища, учрежденного Н. Ф. Горбачевым, и избран членом благочиннического совета. В 1921 году он был награжден наперсным крестом, в 1924-м — возведен в сан протоиерея и назначен временно исполняющим обязанности благочинного 2-го отделения Ивановского сорока, в 1927-м — награжден наперсным крестом с украшениями. Всё это время семья священника жила неподалеку от храма, на Воронцовской улице. В январе 1930 года они были выселены из квартиры, откуда им было разрешено взять только то, что они могли унести с собой, и поселились в поселке Сходня в пригороде Москвы.
Поднялась очередная волна гонений на Церковь, и 19 сентября 1930 года отец Ипполит был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Его обвинили в том, что он поддерживал отношения с широким кругом духовенства, читал и хранил рукописную литературу, в которой обсуждались актуальные вопросы церковной жизни.
«Я принадлежу к ориентации митрополита Сергия, указы которого я исполняю, но поминовения митрополита Сергия в церкви не производится, так как я не хочу вносить в церковную жизнь дух партийности, считая, что митрополит Сергий является возглавляющим одну из церковных партий, — сказал протоиерей Ипполит, отвечая на вопросы следователя. — Впрочем, один указ митрополита Сергия мною не исполняется, это поминовение властей по предложенной им формуле, хотя о власти я молюсь. Это произошло потому, что в “Безбожнике” была статья, в которой излагалась мысль, что власть в подобных молитвах не нуждается»*.
24 ноября следователь по неизвестной нам причине лишил отца Ипполита права в течение месяца получать передачи.
5 февраля 1931 года тройка при Полномочном представителе ОГПУ Московской области приговорила священника к десяти годам заключения в исправительно-трудовом лагере, и отец Ипполит был отправлен в печально известный концлагерь на Беломорско-Балтийском канале. В 1932 году скончалась супруга священника Екатерина Васильевна.
В 1933 году священнику заменили заключение в лагере ссылкой с прикреплением к определенному месту жительства. Он выбрал Курск, где правящим архиереем был хорошо его знавший архиепископ Онуфрий (Гагалюк), который назначил его служить в Преображенский храм. Нередко в это время отец Ипполит служил вместе с архиепископом. Он часто приходил и в дом к архипастырю, совершая по его просьбе молебны и духовно окормляя его мать, монахиню Наталию. Во время отъездов архиепископа Онуфрия в Москву для участия в заседаниях Священного Синода отец Ипполит вел делопроизводство епархии. Дети священника по очереди приезжали к нему, стараясь в меру сил ему помогать.
Ночью 23 июля 1935 года протоиерей Ипполит был арестован. Первое, что взяли при обыске пришедшие его арестовывать, была книга, которую накануне оставил таинственный незнакомец, трижды приходивший в дом отца Ипполита и оказавшийся сотрудником НКВД. Священника обвинили в том, что он произносил с амвона антисоветские проповеди.
— Расскажите, какое содержание носили ваши проповеди? — спросил его следователь.
— Мои проповеди сводились к объяснению сущности христианской веры, — ответил отец Ипполит.
— В своих проповедях вы призывали верующих к терпению и не терять надежды на то, что скоро настанет светлое будущее. Признаете ли вы, что в вашем призыве есть контрреволюционный смысл?
— Я действительно в своих проповедях говорил о терпении, но это относилось только к личным скорбям верующих, к их личным потерям, борьбе с внутренним грехом <...> контрреволюционного смысла в моих проповедях не было.
— По своей собственной инициативе вы говорили проповеди или по указанию архиепископа Онуфрия?
— По своей собственной инициативе, так как право произносить проповеди на религиозные темы предоставлено в соответствии с церковными правилами каждому священнику.
— Следствию известно, что вы с прибытием Онуфрия Гагалюка в город Курск установили с ним в целях развития контрреволюционной деятельности связь, каковую поддерживали до момента ареста. Признаете ли вы себя в этом виновным?
— В своем общении с архиепископом Онуфрием я развития контрреволюционной деятельности не преследовал и виновным себя в этом не признаю.
— Что вы можете показать о проповеди, произнесенной вами 27 сентября 1934 года, то есть, в частности, говорили ли вы в этой проповеди следующее: «Какие бы ни встречали вас скорби, напасти, а их в жизни очень много, — терпите и терпите: всё это нам дается за грехи наши»?
— Да, я это говорил и разумел под этими словами личные скорби людей в их жизни.
— Что вы имели в виду, говоря в некоторых случаях, в частности весной 1935 года, следующие слова: «Где же наши верующие? При таком отношении, совершенно безучастном, безразличном, вполне можно ожидать закрытия всех церквей»?
— Говоря это, я имел в виду слабое посещение церквей со стороны верующих.
Были проведены очные ставки священника со свидетелями, во время которых отец Ипполит решительно отверг их лжесвидетельства.
После допросов священник подал заявление следователю. «Во всех проповедях, — писал он, — я излагал, как уже показывал, только внутреннюю сторону христианской религии и ни власти, ни строя, ни вообще внешней жизни не касался. К власти советской относился всегда лояльно. Поэтому решительно заявляю: ни к чему антисоветскому <...> не призывал и не признаю себя виновным».
В течение двух дней, 8 и 9 декабря 1935 года, состоялись заседания Специальной коллегии Курского областного суда, которые по обыкновению тех лет были закрытыми, в зале присутствовали лишь обвиняемые и вызванные стороной обвинения свидетели.
Выступая в суде, отец Ипполит сказал: «В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю. Никакой группы я не знал, Гагалюка я знаю как приехавшего к нам архиепископа. <...> прием просителей происходил на квартире у Гагалюка, как обыкновенно у всех архиереев. По вопросу моих проповедей мне говорили, чтобы я не задерживал народ; диакон говорил мне: “теперь говорить опасно”; я в своих проповедях не касался внешней жизни, я говорил о христианской любви, о страданиях <...> 27 сентября у нас был праздник Воздвижения, и я говорил проповедь <...> о страданиях Христа, о том, что страдания не озлобляют, а облагораживают душу. В проповеди о любви я говорил, что любовь — это дар за нашу твердую решимость не потерять веру».
9 декабря 1935 года Специальная коллегия Курского областного суда приговорила отца Ипполита к десяти годам заключения, и он был отправлен в исправительно-трудовой лагерь, куда в марте 1936 года был отправлен и архиепископ Онуфрий. Первое время они находились в совхозе НКВД на станции Средне-Белая Амурской области. Впоследствии архипастыря и священника отправили работать в поле, здесь работать было труднее, но Господь, как писал архиепископ родным, давал силы и терпение.
30 июля 1937 года по краевым и областным управлениям НКВД был разослан оперативный приказ за № 00447 — по нему заводились новые дела, в частности, на тех, кто уже находился в тюрьмах и концлагерях. В феврале 1938 года против заключенных в Средне-Бельском лагерном пункте Дальлага архипастырей, пастырей и церковнослужителей было начато новое дело. Среди других был и протоиерей Ипполит.
Оперуполномоченный 3-го отдела Дальневосточных лагерей допросил нескольких заключенных, изъявивших готовность подписать лжесвидетельства. Один из них в подтверждение преступной деятельности духовенства показал, что священники в воскресные дни надевают подрясники и молятся.
27 февраля оперуполномоченный 3-го отдела Дальневосточных лагерей НКВД Черняк допросил отца Ипполита.
— Обвиняемый Красновский, расскажите о контрреволюционной организации и контрреволюционных действиях заключенных, в том числе и священнослужителей во главе с епископами Онуфрием Гагалюком и Антонием Панкеевым! — потребовал от него следователь.
— Ни от кого и ничего я не слышал, а потому сказать ничего не могу, — ответил отец Ипполит и на этом допросы были закончены.
В марте 1938 года арестованные архиереи и другое духовенство были перевезены из концлагеря в тюрьму в Благовещенске. 17 марта 1938 года тройка УНКВД по Дальне-восточному краю приговорила арестованных по данному делу к расстрелу.
Протоиерей Ипполит был расстрелян 1 июня 1938 года в числе двадцати восьми священно- и церковнослужителей, которые затем были погребены в общей могиле.
