Судьба Церкви не есть дело политиков
В 90-е годы Украинская Православная Церковь пережила события, последствия которых до сих пор сказываются на многих сторонах жизни украинского общества. Возникший в те годы раскол был вызван не внутрицерковными, а внешними политическими причинами — стремлением части политиков через искусственное создание независимой украинской Церкви укрепить национальный суверенитет страны. Тогда поддержка неканонических групп государством была очевидна и не раз декларировалась публично. Сегодня же государство утверждает, что принципиально не желает более вмешиваться во внутрицерковные дела.

Почему? И действительно ли независимой украинской государственности нужна своя собственная Поместная Церковь?

Об этом мы решили спросить одного из ключевых членов действующего украинского правительства и в то же время известного историка — министра образования и науки, молодежи и спорта Украины Дмитрия Табачника.

Дмитрий Владимирович Табачник
родился в Киеве в 1963 году. В 1986 году закончил с отличием исторический факультет Киевского государственного университета, работал научным сотрудником Института истории Академии наук Украинской ССР. Профессор, доктор исторических наук. Тематика его научных работ связана с вопросом репрессий и феноменом тоталитарного общества советской Украины. Академик Национальной академии правовых наук Украины.
В политике с начала 90-х годов. Был депутатом Киевского городского совета. Руководил пресс-службой, а затем всей Администрацией Президента Украины Леонида Кучмы. Занимал пост советника Президента и вице-премьера Правительства. В период президентства Виктора Ющенко находился в оппозиции. После избрания президентом Виктора Януковича 11 марта 2010 года занял пост министра образования и науки, молодежи и спорта Украины.

— Дмитрий Владимиро­вич, долгое время идея создания независимой Украинской Церкви пользовалась значительной поддержкой государства, но вместо единой Церкви результатом ее стал трагический церковный раскол. Как Вы лично считаете, что послужило причиной неудачи?
— Думаю, проблема очевидна всем: в духовную сферу жизни, в сферу религии вмешались исключительно с политической целью, попытались действовать там политическими инструментами и в результате потерпели поражение. Причем случилось это не в первый раз в истории Украины.

Искреняя вера в то, что для национальной самостоятельности страны необходимо искусствено оторвать от Русской Церкви нашу Украинскую Церковь, была свойственная части политиков и раньше. В 1917–1918 годах при поддержке сперва Центральной Рады, а потом петлюровской Директории уже пытались создавать «Украинскую автокефальную церковь». В этом участвовал ряд видных украинских интеллектуалов, например, приват-доцент Иван Огиенко, ставший затем самопровозглашенным митрополитом, или родной племянник Симона Петлюры, также посвятивший себя делу строительства независимой украинской Церкви. Но чем это кончилось? Насилием и враждой, которая дала о себе знать затем и в годы гражданской, и в годы Великой Отечественной войн.
Случившееся в 1992 году стало повторением тех событий. Государство вновь поддержало неканоническую группу, отделившуюся от Украинской Церкви в надежде создать на ее месте независимую автокефальную структуру. Но за двадцать лет успех так и не был достигнут. Мировое Православие так и не признало новую структуру, а любые ее успехи очевидно совпадают с теми моментами истории, когда ее поддерживал административный ресурс.

Конечный результат — трагедия Украинской Церкви. Я никогда не забуду того, как в первые годы независимости возле храмов шли настоящие боевые действия, как милиция силой выгоняла на улицу священников и прихожан. До сих пор перед глазами стоит картина: храм в моем родном районе. Простая пролетарская окраина Киева. Милиция силой отобрала храм на улице Островского, выгнала священника. Внутри пусто — максимум два-три человека — а община молится рядом во дворе, под снегом и в темноте. В этой картине была какая-то колоссальная скорбь и в то же время невероятная сила: пожилые люди и молодежь вместе молятся со свечами в руках на холоде и их постепенно заносит метель...

— Так было, но теперь украинские власти упрекают в обратном: в попытке исправить ситуацию подобными средствами. Только теперь, как утверждают раскольники, административный ресурс на стороне уже канонической Церкви.
— Это сознательное передергивание. Поверьте мне как министру и члену политсовета Партии регионов — наша сознательная стратегия сегодня направлена на невмешательство в ситуацию, а не на какое-то искусственное «восстановление справедливости». Другой вопрос, наверное, — личное отношение чиновника к религии. Скажем, я как госслужащий стремлюсь обеспечить равные права всем, учесть все интересы. Но, как и любой другой человек, я имею право выбрать, куда после работы мне идти молиться. Государственная должность не препятствует ходить в ту церковь, где крещен и куда меня ведет внутреннее убеждение.

— Таким образом, украинское правительство избрало политику принципиального невмешательства?
— Да. Государство принципиально отказалось продавить какую-то прогосударственную Церковь силой. Я уверен, что люди сами смогут во всем разобраться и обязательно сделают это, а вмешательство политиков в церковные проблемы может лишь навредить.

Я уверен, что, если бы в 1992 году ряд священников и прихожан просто отделились от Украинской Церкви и создали свою организацию, — таких трагических событий, какие мы наблюдали, не произошло бы. Но в ситуацию вмешалось государство, и именно участие государства и политиков привело к настоящей катастрофе.
В этом плане мне, кстати, кажется крайне мудрой позиция Патриарха Кирилла, который, приезжая на Украину, принципиально не стремится говорить о политике и в политических категориях. Он действует как пастырь и проповедует о любви и о Боге. Я уверен, что если кто-то кричит на митингах «долой!», а кто-то в этот момент говорит о любви, то правда жизни и сердцá молодежи обязательно останутся за тем, кто говорит о любви.

— Отдельный вопрос: а почему в принципе трагедия раскола стала возможной, как произошло, что истинные задачи Церкви оказались на втором плане, а на первый вышли политические?
— Здесь сказалось отношение общества, которое просто не разобралось, что происходит. Представьте себе 1992 год: романтика обретения независимости, эйфория, и вот на этом фоне «под омофором» главы государства провозглашается создание независимого Патриархата.

Откуда постатеистическому обществу, даже тем, кто считал себя православными и уже крестился, было знать о том, что все это противоречит внутреннему устройству Церкви, ее принципам и тем более каноническому праву? Люди не понимали подчас толком, что такое религия, и просто не могли разобраться, где кончается процесс религиозный и начинается политический.

— Тогда позвольте задать Вам вопрос непосредственно как министру образования. Государство не вмешивается в жизнь религиозных общин, не навязывает никакой позиции. Но может ли государство, сохраняя свой «статус-кво», решить проблему знаний и тем помочь людям сделать свой сознательный выбор?
— Вопрос о религии в школе так же актуален для Украины, как и для других постсоветских стран. Сегодня мы стремимся решить эту проблему: при нашем министерстве создан совет по взаимодействию с религиозными организациями. В школах вводится предмет «христианская этика».

Еще одно наше направление — развитие взаимодействия между светским и духовным образованием. Например, сейчас мы ведем переговоры с руководством Киевской духовной академии: наша цель — лицензировать их работу, чтобы выпускники получали также и светский диплом бакалавра. Но это возможно лишь при условии, что выпускник духовной школы освоит все те предметы, что и студент светского вуза и по той же светской программе. Только тогда он сможет претендовать на государственный диплом — вот наша позиция.

Мы знаем, что не все представители духовных школ согласны с таким подходом. Некоторые из них считают, что это лишит их учебные программы многих дисциплин, для светского диплома не нужных, но крайне важных для будущего священника. Это действительно дилемма — и сейчас мы как раз ищем решение.

Однако я уверен, что взаимодействие светской системы образования и духовных школ будет взаимно полезным.

— Но как бы ни действовало государство, главное слово всегда остается за самими верующими. Приходилось слышать обвинения в адрес Украинской Православной Церкви в некоторой инертности. Как Вы, ее прихожанин, а не политик и чиновник, могли бы это оценить?
— Я говорил с митрополитом Владимиром, Предстоятелем Украинской Православной Церкви, высказывал ему эти тревоги. Мне кажется, что многое здесь зависит от подготовки нашего духовенства: и от уровня культуры, и от внутренней мотивации людей — а с этим у нас очень всё не ладно, и это не удивительно: годы советских гонений, а затем ситуация последних двадцати лет внесли свой разрушительный вклад.

Мне, как человеку, отвечающему за вопросы образования в государстве, интересно, как эти вопросы решаются Церковью. Я надеюсь, что и внутри Церкви сотрудничество со светской наукой и светским образованием сыграет позитивную роль, поможет разрешить ту массу проблем, которая накопилась с уровнем подготовки духовенства. Ведь в конечном итоге Церкви важно сегодня не только решить проблемы внутренней жизни, но и начать полноценный диалог со всем обществом, а для этого нужно научиться проповедовать в современном публичном пространстве, в том числе в СМИ.

Судьба Церкви не есть дело политиков
...мне кажется крайне мудрой позиия Патриарха Кирилла, который, приезжая на Украину, принципиально не стремится говорить о политике и в политических категориях. Он действует как пастырь и проповедует о любви и о Боге...
На фото: Литургия в Киево-Печерской Лавре, 2009 год

— Что касается образа Церкви в СМИ, здесь проблема всегда одна и та же: рассказать о церковном празднике интересно — это трудно и скучно, а когда рядом идут «церковные разборки» — то сделать это гораздо легче.
— И об истории трудно говорить в СМИ, и вообще любым просвещением заниматься непросто. Но нужно учиться говорить интересно о важном, а не только торговать «желтухой», и здесь тоже от Церкви требуется активность. Священники порой жалуются, что материалы о церковной жизни не берут на телевидение. Я отвечаю им: потому что на коммерческий канал не поставят материал с низким рейтингом. Но в то же время уже есть опыт, доказывающий, что при должном старании материал на религиозную тему можно сделать интересным и рейтинговым. Значит, и надо пытаться!
Посмотрите: католические миссионеры даже о цветоводстве журналы издают так, что их и читать интересно, и в то же время они несут в себе важную смысловую нагрузку, в той или иной мере говорят о христианстве.

— Отношение к церковному вопросу для многих украинских политиков является лишь частью более широкой проблемы. По их мнению, пребывание Украины в едином духовном и культурном поле с Россией делает ее зависимой и даже угрожает независимости страны. Что Вы об этом думаете?
— Такая позиция есть, но я с ней абсолютно не согласен. И ряд украинских политиков, да и многие российские политики и журналисты повторяют, что, дескать, не надо возрождать общее культурное пространство, потому что Украина — слишком молодое государство, проходящее через самоидентификацию, и Россия будет ее «подавлять». Порой еще добавляют, что и Россия тоже должна пойти каким-то своим путем, пройти через свою самоидентификацию. На мой взгляд, это ложный посыл: глубокое заблуждение, а в чем-то и сознательное фарисейство.

Исторические и культурные корни и Украины, и России лежат в огромном историческом и культурном пространстве, начиная от времен Киевской Руси. Это колоссальный по богатству персонажей, по палитре различных политических и военных деятелей, по многообразию мнений период, когда было создано нашими общими предками гигантское и, наверное, самое мощное в X–XI веке государство на европейском континенте. Нашу общую историю, мне кажется, безусловно нужно начинать от Владимира Крестителя, от Ярослава Мудрого, от Александра Невского. И даже тот факт, что еще в XIX и XX веках православное население габсбургской монархии называло себя не украинцами, а русскими и русинами — наиболее красноречивое тому подтверждение.

То, что происходит на территории бывшей Российской империи, в культурном плане отнюдь не уникально. Давайте посмотрим на чужой опыт. В мире есть около сорока стран, имеющих свою оригинальную и неповторимую культуру и при этом не отрицающих, что это культура испаноязычная, если хотите аналогию — культура испанского мира. Ну вот, к примеру, Диего Ривера или Сикейрос — испаноговорящие великие мексиканские и мировые художники. Также существует и англо-саксонская культура, состоящая опять же из множества оригинальных культур, тем не менее ощущающих особое родство и единые корни.

В России глубоко почитается святой великий князь Михаил Черниговский — разве нужно его по территориальному признаку каким-то образом обособить и вписывать только в формирование украинский самоидентичности? Он великий подвижник, принявший мученическую смерть и, мне кажется, одинаково почитаемый на просторах России, Украины и Белоруссии.

— А откуда вообще возникает вопрос подчиненности «украинского» «великоросскому»? Разве не Киев — «мать городов русских»?
— Здесь очень много надуманно. Посмотрите, как наши профессиональные «политпатриоты» пытаются исказить многие языковые явления во имя этой теории. Та же «Великороссия» и «Малороссия» подаются как сознательное принижение Украины. А ведь во всех славянских языках есть аналог, демонстрирующий что слово «малая» в данном случае не является принижением. Поляки именно так называют сердце своей страны, откуда пошла их государственность — Малопольска. В Праге центральная, основная и древнейшая часть города называется «Мала Страна».
Изначально в слове «Малороссия» — нежность и почтение к родине исторической Руси, ее древнейшему, изначальному центру. В том, как пытаются сегодня исказить эту позицию, выдав Украину за что-то приниженное и незначительное в глазах Русского мира, — ложь политиков и большая трагедия нашего непонимания. Ведь Малая Русь — это синоним Руси изначальной…

— Кстати о самом понятии «Русский мир». Патриарх Кирилл не раз говорил о том, что это — не политическое, а культурное и духовное явление. Однако украинские журналисты порой прямо пишут вместо «Русский мир» «Российский мир», опять подчеркивая все ту же обеспокоенность. Как Вы относитесь к этому понятию?
— Я полностью согласен с Патриархом. Русский мир — вполне естественное понятие, никак не противоречащее политической независимости его составных частей. Опять же как, скажем, «испаноязычный мир» или «католический мир». Более того, в рамках Русского мира благополучно существуют самобытные национальные культуры, которые тоже не теряют, а лишь приобретают от этого. Русский мир никоим образом не претендует на сглаживание национальной самоидентичности, можно находиться в Русском мире, будучи украинофилом и патриотом Украины. Великий Добролюбов недаром говорил, что человек, который ненавидит или презирает другие народы, не способен любить свой собственный народ. Мне кажется, что это пророческие слова. Так вот, находясь в гуманитарном и духовном пространстве Русского мира, можно оставаться и молдаванином, и русским, и украинцем, и белорусом — это абсолютно не мешает одно другому.
И в то же время благодаря тому, что Украина является частью Русского мира, мы получили возможность приобщиться к огромному миру общерусской литературы, миру величайших интеллектуальных глубин.

— Нужно, наверное, сказать и о том, что Русский мир не может быть полноценным без Украины. Например, разве можно представить себе ту же русскую литературу без Гоголя?
— Именно! Вклад Украины в общую сокровищницу Русского мира незаменим и важен. Поэтому мне и кажется, что совместное гуманитарное пространство — духовное, историческое и культурное — будет способствовать одновременно и самоидентификации, и сближению народов.

0
0
Сохранить
Поделиться: