Стихи ко Дню Победы: первые публикации и живые голоса поэтов
К юбилею Победы — совместно с журналом «Новый мир» и Государственным музеем истории российской литературы имени В. И. Даля — мы подготовили особую поэтическую композицию: для чтения и прослушивания. Пять стихотворений, посвящённых Великой Отечественной войне, были напечатаны в «Новом мире» между 1943 и 1968 годами. Поэтические тексты, которые вы прочитаете, строго соответствуют первым журнальным публикациям. То же относится и к звуковым автографам: знаменитое стихотворение Константина Симонова «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…», записанное на пластинку во время войны, публикуется рядом с аудиозаписью — именно в той редакции, в какой оно было прочитано перед микрофоном.
«…Великое русское слово»
О человеческих и литературных судьбах семи поэтов следовало бы говорить отдельно.
Каждый — легенда, и каждый тесно соприкоснулся с Войной. Мужчины сражались с оружием в руках и писали корреспонденции в газеты. Женщины строили оборонительные сооружения, трудились санитарками на боевых полях и в госпиталях, выступали перед ранеными в эвакуации.
Приведу свидетельство младшего друга Ахматовой — Э. Г. Бабаева — о её ташкентских, эвакуационных временах: «…Сержант Еремеев, никогда прежде не слышавший её имени, весь в белом, руки в растяжках, как серафим, всё приподнимался на койке, чтобы взглянуть на нее. Потом он сказал:
— Эх, ребята, жаль, что вы опоздали. Тут сестра приходила…
— Какая сестра?
— Нездешняя… Вы ее не знаете. Песни рассказывала…»
Анна Андреевна говорила, что ничего лучше она никогда не слыхала.
Замечу, что звукозапись авторского чтения Анны Ахматовой, которую вы услышите, была сделана Львом Шиловым 9 мая 1965 года, в День Победы…
Некоторые стихи из нашей публикации, давным-давно прочитаны миллионами людей, и приблизились к тому, чтобы называться народными.
Другие, быть может, станут для кого-то открытиями.
В каждом из них запечатлелись живые портреты участников тех героических и горьких лет, и преображённое поэзией военное время.
В каждом — бессмертная душа автора, самого поэта.
Благодарно кланяемся их памяти.
Стихотворения, написанные войной
Алексей Сурков. Из цикла «Военная осень»
* * *
Видно, выписал писарь мне дальний билет,
Отправляя впервой на войну.
На четвёртой войне, с восемнадцати лет,
Я солдатскую лямку тяну.
Череда лихолетий текла надо мной,
От полночных пожаров красна.
Не видал я, как юность прошла стороной,
Как легла на виски седина.
И от пуль невредим, и огнём не палим,
Прохожу я по кромке огня.
Видно, мать непомерным страданьем своим
Откупила у смерти меня.
Испытало нас время свинцом и огнём.
Стали нервы железу под стать.
Победим. И вернёмся. И радость вернём.
Будет время всё наверстать.
Неспроста к нам приходят неясные сны
Про счастливый и солнечный край.
После долгих ненастий недружной весны
Ждёт и нас ослепительный май.
(«Новый мир», №1, 1943)
Вероника Тушнова. «Хирург»
Порой он был ворчливым оттого,
Что полшага до старости осталось.
Что верно часто мучила его
Нелегкая военная усталость.
Но молодой и беспокойный жар
Его хранил от мыслей одиноких.
Он столько жизней бережно держал
В своих ладонях, умных и широких.
И не один, на белый стол ложась,
Когда терпеть и покоряться надо,
Узнал почти божественную власть
Спокойных рук и греющего взгляда.
Вдохнул эфир, слабел и, наконец,
Спеша в лицо неясное вглядеться,
Припоминал, что, кажется, отец
Смотрел вот так, когда–то в раннем детстве.
А тот и в самом деле был отцом
И, может быть, над раненным склонённый
Не раз искал похожего лицом
В молочном свете операционной.
Своей тоски ничем не выдал он,
Никто не знает, как случилось это,
В какое утро был он извещён
О смерти сына под Осколом где–то.
Не в то ли утро с ветром и пургой,
Когда немного бледный и усталый,
Он паренька с раздробленной ногой
Сынком назвал совсем не по уставу.
(«Новый мир», №3, 1944)
Александр Яшин. «Раннее утро»
Чуть в домах затопят печи,
И выходит со дворов
Утро блеяньем овечьим
И мычанием коров.
Отпускник-солдат обходит
С детства милые места:
Постоит на огороде,
Сядет молча на росстань,
На цветок во ржи подышит,
Колос в пальцах разотрёт…
Что ни видит, что ни слышит —
Он ещё войной живёт.
За окольною избою
В поле чистом, паровом,
Как над дымным полем боя,
Нарастают гул и гром.
Отдуваясь и стреляя,
Словно танк на рубеже,
Трактор, пашню подымая,
Пробивается к меже.
На току за баней чёрной
Барабан гудит-ревёт,
Словно это двухмоторный
Бреет землю самолёт.
А овины, словно доты.
Вороньё кричит: Ур-ра!
И стучат, как пулемёты,
У амбаров триера.
Кузня ухает с рассвета,
Над трубою чёрный чад,
Как сигнальные ракеты,
Искры круглые летят.
Мир пришел, но долго сниться
Будет нам военный гром,
Будем звать между границей,
Реку водным рубежом.
(«Новый мир», №7, 1945)
Давид Самойлов. «Сороковые…»
* * *
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с Запада к Востоку…
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звёздочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, весёлый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И всё на свете понимаю.
Как это было! Как совпало –
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
(«Новый мир», 1961, №6)
Юлия Друнина. «В самый грустный и радостный праздник в году…»
* * *
В самый грустный и радостный праздник в году,
В День Победы, я к старому другу иду.
Дряхлый лифт на четвёртый вползает с трудом.
Тишиною всегда привечал этот дом,
Но сегодня на всех четырех этажах
Здесь от яростной пляски паркеты дрожат.
Смех похож здесь на слёзы, а слёзы на смех.
Здесь сегодня не выпить с соседями – грех…
Открывает мне женщина – под пятьдесят.
Две медальки на праздничной кофте висят,
Те трагичные, горькие – «За оборону».
Улыбаясь, косы́ поправляет корону.
Я смотрю на нее – до сих пор хороша!
Знать, стареть не дает молодая душа.
Те медальки – не слишком большие награды,
Не прикованы к ним восхищённые взгляды.
В делегациях нету её за границей.
Лишь, как прежде, её величают «сестрицей»
Те, которых она волокла на горбу,
Проклиная судьбу, сквозь пожар и пальбу.
– Сколько было спасённых тобою в бою?
– Кто считал их тогда, на переднем краю?
Молча пьём за друзей, не пришедших назад,
Две натёртые мелом медали горят
– Две медали на память о чёрных годах,
О прикрытых сердцами родных городах…
(«Новый мир», 1968, № 11)
Уникальные звукозаписи авторского чтения
Константин Симонов. «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…»
<А. Суркову>
Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав от дождя их к увядшей груди,
Как слёзы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали: – Господь вас спаси! –
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем вёрстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук охраняя живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в Бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина –
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти дороги, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с жалобой женскою
Впервые война на просёлках свела.
Ты помнишь, Алёша: изба под Борисовом,
По мёртвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьём,
Ты помнишь, старуха сказала:
– Родимые, Покуда идите, мы вас подождём.
«Мы вас подождём!» – говорили нам пажити.
«Мы вас подождём!» – говорили леса.
Ты знаешь, Алёша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской полях раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока ещё милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я всё-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
1941
Анна Ахматова: из цикла «Ветер войны»
Клятва
И та, что сегодня прощается с милым,
– Пусть боль свою в силу она переплавит.
Мы детям клянёмся, клянёмся могилам,
Что нас покориться никто не заставит!
Ленинград
Июль 1941
* * *
Важно с девочками простились,
На ходу целовали мать,
Во все новое нарядились,
Как в солдатики шли играть.
Ни плохих, ни хороших, ни средних…
Все они по своим местам,
Где ни первых нет, ни последних…
Все они опочили там.
1943
Мужество
Мы знаем, что ныне лежит на весах
И что совершается ныне.
Час мужества пробил на наших часах.
И мужество нас не покинет.
Не страшно под пулями мёртвыми лечь,
Не горько остаться без крова,
– И мы сохраним тебя, русская речь,
Великое русское слово.
Свободным и чистым тебя пронесём,
И внукам дадим, и от плена спасём
Навеки!
Февраль 1942
Давид Самойлов: «Сороковые…»
* * *
Сороковые, роковые,
Военные и фронтовые,
Где извещенья похоронные
И перестуки эшелонные.
Гудят накатанные рельсы.
Просторно. Холодно. Высоко.
И погорельцы, погорельцы
Кочуют с Запада к Востоку…
А это я на полустанке
В своей замурзанной ушанке,
Где звёздочка не уставная,
А вырезанная из банки.
Да, это я на белом свете,
Худой, весёлый и задорный.
И у меня табак в кисете,
И у меня мундштук наборный.
И я с девчонкой балагурю,
И больше нужного хромаю,
И пайку надвое ломаю,
И всё на свете понимаю.
Как это было! Как совпало –
Война, беда, мечта и юность!
И это всё в меня запало
И лишь потом во мне очнулось!..
Сороковые, роковые,
Свинцовые, пороховые…
Война гуляет по России,
А мы такие молодые!
1961