Преподобноисповедник Георгий, в миру – Герасим Дмитриевич Лавров, родился в деревне Касимовка Орловской губернии в 1868 году в крестьянской семье. По бедности окончил лишь три класса сельской школы. В 1890 году поступил послушником в Оптину Пустынь, в 1899 году пострижен в монашество с именем Георгий, затем стал священником. С 1915 года – настоятель Мещовского Георгиевского монастыря (Калужская губерния). Запомнился делами милосердия, в частности, помощью жителям окрестных деревень во время голода. В 1918 году арестован и через полгода приговорен к расстрелу за «принадлежность к тайному заговору». Верующие Мещовска направили на имя главы советского правительства телеграмму с просьбой пересмотреть дело. Чтобы избежать недовольства в народе, власти отправили его и остальных смертников на расстрел в другую тюрьму, но по молитвам праведника вагон с заключенными оказался прицеплен не к тому поезду, отправился не по адресу, а по выяснении обстоятельств пришла амнистия. Спасшиеся вместе с отцом Георгием соузники стали его духовными детьми.
С 1922 года – насельник Московского Данилова монастыря, духовник, окормлявший около тысячи человек. В 1928 году вновь арестован и выслан в Казахстан, в поселок Кара-Тюбе, где его почитали даже казахи-мусульмане, заметившие, что, когда «русский мулла» молится, прекращаются пожары и нашествия насекомых. В 1932 году исповедник, уже тяжелобольной, был освобожден без права проживания в Москве и ряде городов. 4 июля того же года (21 июня по старому стилю) в Нижнем Новгороде в окружении съехавшихся к нему духовных чад старец мирно отошел ко Господу прямо с Чашей со своим последним Причастием в руках. Честные останки обретены и покоятся в Свято-Даниловом монастыре в Москве (немного подробнее о жизненном пути преподобноисповедника Георгия на сайте "Фомы" мы писали тут - прим. ред.).
«Жизнь наша не в том, чтобы играть милыми игрушками, а в том, чтобы как можно больше света и теплоты давать окружающим людям. А свет и теплота – это любовь к Богу и ближним.
Ласка – от ангела, а грубость – от духа злобы.
Не будь обидчивой, а то станешь как болячка, до которой нельзя дотронуться.
Берегите дорогое, золотое время, спешите приобрести душевный мир».
Из воспоминаний о дне накануне предполагавшейся казни:
«Нужно ли говорить, что поднялось в душе каждого из нас? Хотя мы знали, что осуждены на смерть, но она все стояла за порогом, а теперь собиралась его переступить… Не имея сил оставаться в камере, я надел епитрахиль и вышел в глухой, без окон коридор помолиться. Я молился и плакал так, как никогда в жизни, слезы были до того обильны, что насквозь промочили шелковую вышивку на епитрахили, она слиняла и растеклась разноцветными потоками… как вижу, в каменной стене коридора брешь образовалась. Через нее я увидел опушку леса, а над ней, в воздухе, свою покойную мать. Она кивнула мне головой и сказала: “…сынок, вас не расстреляют…” Видение окончилось, и я опять очутился возле глухой стены, но в душе у меня была Пасха! Я поспешил в камеру и сказал: “Дорогие мои, благодарите Бога, нас не расстреляют, верьте слову священника”… Великая скорбь в нашей камере сменилась неудержимой радостью. Мне поверили… кто целовал мои руки, кто плечи, а кто и сапоги. Мы знали, что будем жить».
