Когда Русь осознала себя великой державой? Когда она стала полноправным игроком на сцене мирового Православия? А главное, благодаря кому? Спор о миссии русского народа, о его особом историческом пути тянется полтысячи лет. «Русский хронометр» — у самых его истоков.
Карта местности
Сколько в прессе и на телевидении разговоров о нашей исконной российской «великодержавности», которую то возносят до небес, то выбрасывают на помойку истории! Но мало кто интересуется, когда и почему родилась эта идея. Когда Русь почувствовала, что она — уже не задворки христианского мира?
Эта мысль родилась в церковной среде, впервые ее сформулировали ученые монахи-иосифляне в начале XVI века.
Незадолго перед тем произошли события, ошеломительные и для Русской Церкви, и для всех образованных людей нашего отечества, и для политической элиты Руси. Во-первых, благочестивые греки «оскоромились», договорившись с папским престолом об унии в обмен на военную помощь против турок. И митрополит Исидор, пришедший на Московскую кафедру грек, активный сторонник унии, попытавшись переменить религиозную жизнь Руси, очутился под арестом, а потом едва унес ноги из страны. Во-вторых, Русская Церковь стала автокефальной, то есть независимой от Византии. В-третьих, в 1453 году пал Константинополь, казавшийся незыблемым центром Православной цивилизации. И все это — на протяжении каких-то полутора десятилетий. А затем, до начала XVI столетия, государь Иван III превратил крошево удельной Руси в Московское государство — огромное, сильное, небывалое по своему устройству. Примерно за семь десятилетий произошел величайший переворот в истории нашей страны. Родилось государство, которое впоследствии станут называть Россией.
Переломная эпоха породила целый букет религиозно-философских концепций. Из них добрая половина касались нового положения Руси в мире. К этому времени относится и знаменитая идея «Москва — Третий Рим», не получившая тогда особой популярности; и другая, менее известная идея «Москва — Второй Иерусалим», а также официальная идеология Московского княжеского дома, возводившая его корни к Римской Империи («Сказание о князьях Владимирских»).
Тогда же и появилась книга «Русский Хронограф», составитель которой показал Русь как музыканта, получившего сольную партию в оркестре Православной цивилизации.
Что что же это за жанр такой — хронограф? И почему именно «русский»? Начать придется издалека.
В тени Византии
В исторической литературе Древней Руси было два основных жанра. Во-первых, всем известная летопись, содержавшая сведения о прошлом Руси. Во-вторых, хронограф, — едва ли не более популярный у современников, чем летопись, но ныне мало кому известный. Он рассказывал о прошлом всего мира.
Древнейшие русские хронографические памятники — «Хронограф по великому изложению» и другие — включали известия по ветхозаветной истории, евангельский сюжет, кое-какие сведения об античных державах, а также биографию мировой христианской общины. Последняя представлялась в виде череды правлений православных монархов, но далеко не всех. В центре внимания была Византийская империя, затем Болгария и Сербия. Западные державы, в религиозном отношении подчиненные Риму, существовали там лишь в «фоновом режиме», на задворках повествования.
Что же касается Руси, то она вообще не фигурировала в ранних хронографах. Причина проста: информацию по всемирной истории наши книжники брали из византийских и сербских источников. А для Византии и Сербии Русь была на периферии интересов, в исторических сочинениях писали о ней мало. Между тем, в отечественной исторической мысли на протяжении многих столетий не возникало идеи вписать свою землю и свой народ в судьбу мирового христианства. Отчасти это можно объяснить относительной молодостью Руси как христианской страны. Отчасти же наших книжников завораживал прекрасный мираж Царьграда, который долгое время воспринимался как величайший культурный центр мира. Было очень трудно осознать себя чем-то самостоятельным, пребывая в тени величественной Византии.
Кроме того, в период ордынского ига и удельной раздробленности требовалось незаурядное умственное усилие, чтобы вообще помыслить страну как единое целое. Осознание того, что Русь и в творческом, и в культурном, и, конечно, в политическом отношении достойна находиться в компании великих православных царств, пришло нескоро.
В более поздних хронографах, составленных русскими книжниками, известия, взятые из русских источников, например, из летописей, уже использовались, но крайне редко, да и то в основном как материал по истории Византии. Вот древние русы идут на Царьград,... а вот наш русский летописец с печалью повествует о разорении византийской столицы грабителями-крестоносцами... Русь в хронографах выглядела далеким северным отблеском великой православной цивилизации. Не более того.
В свою очередь, летописцев очень мало интересовало все, находящееся за пределами Руси. Поэтому летопись до начала XVI века нередко несла отпечаток своего рода культурной провинциальности. История Руси была представлена в ней с необыкновенной тщательностью, но сама мысль соединить летописание и хронографию, вписать Русь как активно действующий субъект в историю Православного мира, созревала крайне медленно.
Буря событий, произошедших в середине — второй половине XV века, послужила катализатором.
Переплести и сжать пальцы
«Русский Хронограф» составлялся, скорее всего, в Иосифо-Волоцком монастыре. Предположительно, его творец — Досифей Топорков, племянник и ученик святого Иосифа Волоцкого. Он был убежденным и весьма деятельным иосифлянином, прославился как крупный церковный писатель, великий знаток книжного слова. После долгих дискуссий историки установили время возникновения «Русского Хронографа»: между 1516 и 1522 годами. Это время правления Василия III, не отличавшегося заметным блеском государственного ума, но все-таки сумевшего не растерять, а приумножить достояние, унаследованное им от великого отца — Ивана III.
Чтобы получить представление о «Русском Хронографе», надо переплести пальцы правой и левой руки, а потом крепко сжать их. Именно так перемежаются в нем известия мировой и древнерусской истории. Собственно русские известия начинаются со времен Рюрика и первых Рюриковичей — ближе к концу памятника. Но в дальнейшем они присутствуют постоянно и в значительном объеме.
Более ранние хронографы представляют собой набор известий, без особого порядка выписанных из разных источников и собранных подобно нестройной толпе на вечевом «митинге». «Русский Хронограф» — совсем другое дело. Досифей Топорков проводил тщательную литературную обработку его статей, добиваясь единого стиля, гармоничного звучания текста.
На протяжении всего периода с начала XIII и до конца XV столетий повествование о событиях, случившихся в Северо-Восточной Руси, проходит под чередующимися заголовками: то «Великое княжение Русское», то «Великое княжение Московское». В начале XVI века всем ясно: ведущей политической силой на Руси является государь московский, прямой наследник древних князей владимирских, в частности, знаменитого Всеволода Большое Гнездо. Конечно, существуют еще независимая Рязань и Литовская Русь, но Москва первенствует самым очевидным образом. Однако в не меньшей степени ясно и другое: ни в XIII столетии, ни в первые десятилетия XIV века она политическим лидером всех русских земель не была.
Таким образом, составитель хронографа показывает: история блистательного ожерелья северных русских городов была преддверием триумфа Москвы и ее великих князей. В 70-х годах XV столетия возник Московский летописный свод, четко сформулировавший точку зрения государей московских на русскую историю. Он оказал столь сильное влияние на всю последующую историческую мысль России, что даже сейчас авторы учебников, не осознавая того, плывут порой по фарватеру, открытому летописцами Ивана III... В 1495 году появился сокращенный летописный свод, уходящий корнями в этот монументальный памятник. Его-то и использовал Досифей Топорков как главный источник знаний по истории Руси.
Мы не лучше греков
Составитель «Русского Хронографа» скорбит о печальной судьбе других православных народов. Они попали под власть турецкого султана. Столь плачевное положение — следствие кары Господней за грехи всей Православной цивилизации. Тут Досифей Топорков не делит православных на греков, сербов, болгар и так далее, оказавшихся «более грешными», и русских, за которыми числится, как можно было бы подумать, меньшее количество прегрешений. Этого нет и в помине. Виноваты все православные. Он пишет: Господь «...не до конца положил в отчаяние благочестивые царства: если и предает их неверным, не милуя их, то отмщая наше прегрешение и обращая нас на покаяние. И сего ради оставляет нам семя, да не будем как Содом и не уподобимся Гоморре. Это семя яко искра в пепле — во тьме неверных властей; семя же глаголя — патриаршие, митрополичьи и епископские престолы...» Таким образом, беда греков и южных славян по сути своей — призыв к великому покаянию всех православных. И когда это произойдет, гнев Господень сменится на милость: «Православнии же надежду имеют, что после достаточного наказания нашего согрешения вновь всесильный Господь погребеную, яко в пепле, искру благочестия во тьме злочестивых властей вожжет зело и попалит измаильтян злочестивых царства, якоже терние, и просветит свет благочестия и паки возставит благочестие и царя православныя».
Чем же отличается Русь, не только не попавшая под иго османов, но напротив, относительно недавно освободившаяся от власти ордынцев? Особой государственной силой? Особым благочестием? Особой чистотой веры?
Досифей Топорков не заносится мыслями столь высоко, более того, он даже не пытается толковать непознаваемую сущность воли Господней, исключившей страну из зоны великого наказания христианских народов. Он лишь подчеркивает сам факт: другие «благочестивые царства» — Византия, Сербия и прочие, — пали, а Русь уцелела. Не вооруженной силой, а молитвой спасена. Древние православные страны «...грехи ради наших Божиим попущением безбожнии турки попленили и опустошили, и покорили под свою власть. Наша же Росийская земля Божиею милостию и молитвами пречистыя Богородицы и всех святых чудотворцев растет и младеет, и возвышается. Ей же, Христе милостивый, дай же расти и младети и разширятися и до скончания века»*.
Тем самым составитель «Русского Хронографа» сообщает соотечественникам: по милости Божией мы освобождены от страшной кары и ныне обрели особенную судьбу — лучше, чем ту, что выпала на долю греков и сербов. Сохранение этой особенной судьбы зависит от силы упования на любовь Божию к Руси и от молитв о благом устроении дел ее Высшим Судией. Другого пути нет.
***
«Русский Хронограф» был исключительно популярен на Руси. Науке известно о существовании около 130 списков (копий) этого памятника, созданных в XVI, XVII и даже XVIII столетиях! Он мощно повлиял на более поздние русские летописи и хронографы. Немудрено: именно «Русский Хронограф» вывел отечественную историческую мысль с провинциального уровня на мировой. Именно в нем Русь впервые была представлена как великая Православная держава.
И тем более печально, что в наши дни эта поистине великая книга практически не известна. Историческая мысль русского средневековья кажется массовому сознанию скудной и даже однообразной. Даже образованные люди — и то вспомнят разве что про «Москву — Третий Рим», «Повесть временных лет», ну, кое-кто, возможно, еще «Слово о законе и благодати» митрополита Иллариона. Вот, наверное, и все.
А между тем наша церковная культура породила великое множество идей, объясняющих смысл русской истории. Идей, которые еще ждут своих популяризаторов.
