Реставратор — это не роскошь, или Как Церкви сохранить иконы

— Галина Сергеевна, давайте начнем с личного вопроса. Как получилось, что Вы, изначально светский реставратор, после двадцати лет работы в Московском государственном академическом художественном училище 1905 года вдруг стали преподавать в ПСТГУ?

— Когда-то я работала в ВХНРЦ (Всероссийском художественном научно-реставрационном центре) и очень много ездила с исследовательскими и рабочими (реставрационными) командировками по стране. Я возглавляла экспедиции по обследованию церквей Ярославской, Липецкой, Рязанской областей, Красноярского края, была членом комиссии по охране памятников Московской области. Тогда-то и увидела, в каком удручающем состоянии находятся иконы. Музейные реставраторы, даже имея самое горячее желание помочь, мало что могли бы сделать: во-первых, их очень мало, а во-вторых, им пришлось бы выкраивать время на выходных или за счет своего отпуска. То есть для провинциальных храмов это совсем не помощь. Тут нужны церковные реставраторы.

Поэтому, когда открылся Свято-Тихоновский университет, я сама напросилась туда на работу — учить реставраторов.

— А чем подготовка реставраторов в ПСТГУ отличается от обучения тому же самому в светском вузе?

— Мы учим студентов по серьезной шестилетней программе профессионального вуза, но, кроме того, добавили еще корпус богословских дисциплин, литургику, церковный обиход. То есть наши выпускники знают не только как реставрировать иконы, но и что такое служба в церкви, почему открывают Царские врата, зачем батюшка или диакон машет кадилом и так далее. Помимо всего прочего, это дает понимание реальной жизни икон в храме.

Нам очень бы хотелось, чтобы наши выпускники были более востребованы сегодня не только в музеях, но и в Церкви. Ведь именно такие специалисты сумеют исследовать и сохранить иконы, которые сейчас находятся в церковных собраниях.

Где и как хранят иконы

 — Существует ли сегодня практика взаимодействия Церкви и музеев, в частности, в вопросе реставрации?

— Да, конечно, но таких примеров мало. Например, Ярославский музей передал в Толгский женский монастырь Толгскую икону Божьей Матери — древнюю икону, почитаемую и верующими, и специалистами-искусствоведами. В монастыре за иконой тщательно следят, специалисты и хранители музея регулярно приезжают ее осматривать. В случае необходимости вызывается музейный реставратор.

Но одно дело, когда икона уникальная и за ней следят не только опытные храмовые ризничие, но и музейные специалисты. И совсем другое дело, когда ни первых, ни вторых нет. Увы, отрицательного опыта очень много. Даже в храме вроде бы глубоко воцерковленные люди умудряются нанести иконам страшный вред — не преднамеренно, разумеется, а в силу некомпетентности, незнания элементарных вещей.

Например, почему нельзя икону протирать тряпкой? С точки зрения бабушки-уборщицы — ну как же не протереть, если она грязная? Тем более к празднику! И берет бабушка чистенькую тряпочку да мыльце… В итоге — катастрофа.

Дело вот в чем: икона состоит из дерева, паволоки, левкаса, красочного слоя и покрытия. Все эти слои тонкие и гигроскопичные, то есть и забирают влагу, и отдают ее. Что происходит, когда влага попадает на красочный слой? В каждой иконе есть мелкие кракелюры — трещинки, через которые влага достигает левкаса. Это нарушает связь между слоями, из-за чего начинается шелушение. Очередной раз протерли икону тряпочкой — и вместо красочного слоя получили белое пятно.

И это лишь самый простой пример. Я уж не говорю о сильных перепадах температуры вследствие неправильного проветривания помещений — такие перепады очень влияют на состояние древесины. Материалы, из которых состоит икона, по-разному отдают влагу, из-за чего древесина трескается и икона распадается на части.

— Можно ли утверждать, что в музеях созданы идеальные условия хранения икон?

— Вовсе нет. Идеальные условия созданы только в самых крупных музеях страны — таких, как Третьяковка, Эрмитаж, в которых были выстроены специальные хранилища. Это депозитарии с особыми условиями хранения произведений искусства. А вот в провинциальных музеях все отнюдь не так лучезарно. Это касается и условий хранения (когда под хранилища приспосабливались практически любые помещения, а не специально выделенные), и количества специалистов, и оплаты их труда. Увы, государство всегда держало музеи на нищенском пайке. Знаете, сколько было в СССР аттестованных специалистов-реставраторов? Около тысячи человек. Сравните с количеством инженеров или врачей. Причем эти специалисты в основном концентрировались в Москве, Ленинграде, сколько-то их было в Ярославле, Костроме, Вологде и Великом Новгороде. А в остальных регионах — один-два реставратора на область. Правда, в Белоруссии, Грузии и Украине ситуация была получше, но в целом в республиках и тем более по провинции дела обстояли неважно. В каждом музее должны были быть реставраторы, даже ставки на это имелись, но занять их было некем. В постсоветские годы ситуация лишь усугубилась.

— Так в чем же тогда преимущество музея перед храмом?

— В музее всегда знают, когда открывать форточку для проветривания, а когда этого категорически нельзя делать: иконам ведь ни в коем случае нельзя находиться на сквозняке. В музее икону никогда не поставят на подоконник или возле батареи, никогда не будут мыть влажной тряпкой, натирать подсолнечным маслом или луковым соком, чтобы была поярче, — как это, увы, нередко случается в храмах. Я уж не говорю про свечи, которые зачастую ставят впритык к образу, что заканчивается самым настоящим ожогом иконы. Думаю, незачем объяснять, как это пагубно. Кроме того, в музее все иконы учтены, а в храме порой даже серьезной охраны нет.

Поэтому очень важно, чтобы в храмах появилось не только охрана, но и люди, которые будут заниматься учетом и контролем за иконами.

Учет и контроль

— Понятно, что в музеях учтена каждая единица хранения, а как обстоит ситуация с церковным учетом и контролем?

— В музеях хранится полное описание вещи со всеми признаками, инвентарным номером, весом, клеймами (для церковной утвари) и фотографиями. В случае кражи музей предоставляет эту информацию в милицию. Да, такая практика существует и в церквях, но, к сожалению, не во всех. Кстати, в свое время именно для этого учета мы ездили в экспедиции от управления охраны памятников Министерства культуры. Мы обследовали всё в храме, всё ставили на учет, фотографировали каждую вещь. Регистрировали и ставили инвентарный номер, делали обмеры и заполняли по специальной форме паспорта иконы (формы эти были разработаны управлением охраны памятников). Один экземпляр формы оставался в церкви, другой поступал в местный орган управления охраны памятников, третий — в министерство. Кроме того, в Ярославской и Липецкой областях (где наблюдались чудовищные кражи) к комиссии был прикреплен сотрудник милиции, который на обороте иконы специальным маркером ставил отметку, увидеть которую можно было лишь в ультрафиолете.

Так вот, те церкви, которые были обокрадены, но в которых имелись такие паспорта, сумели вернуть свои пропажи.

— И эта практика учета церковной утвари до сих пор существует?

— К сожалению, она прекратилась еще в перестроечные годы. Государственное финансирование исчезло, а у Церкви на это достаточных средств пока нет. Вложений это требует действительно больших: сюда входит и проезд нескольких специалистов туда-обратно, и работа по обследованию каждого предмета — от огромных до крошечных. На один храм у нас уходило до пяти дней.

Сейчас такую работу тем более нужно проводить. У нас в ПСТГУ есть кафедра теории и истории христианского искусства, которая готовит не вообще искусствоведов, как, скажем, в МГУ, Строгановке или РГГУ, а искусствоведов — хранителей и ризничих в храмах. То есть специалистов, призванных не только сохранить, но именно учесть церковные ценности. Однако, несмотря на то, что специалистов выпускается много, они не так востребованы, как нам бы того хотелось. Мне вновь хочется повторять: реставраторские кадры есть и сегодня очень важно привлечь их к работе.

— То есть в церквях сегодня существует должность хранителя?

— Конечно. Но, увы, занимают ее часто непрофессионалы, люди, далекие как от искусствоведения, так и от реставрации. Очень важно думать, как исправить эту ситуацию. Впрочем, сегодня не мало существует и выдающихся хранителей. В Москве мне известны два таких грамотных специалиста: это Елена Васильевна Крохина, профессионал высокого уровня, которая работает в церкви Митрофана Воронежского, и отец Георгий Мартынов, который служит в Храме Христа Спасителя. В Софийском соборе Великого Новгорода работает Татьяна Юрьевна Царевская, доктор искусствоведения, которая тщательно наблюдает за состоянием икон. ПСТГУ активно сотрудничает с ней. В случае надобности она связывается с нами, и мы высылаем своих студентов и выпускников в помощь.

Что делать?

— Тогда мы переходим к извечному нашему вопросу: что делать? Ситуация печальная — но можно ли изменить ее к лучшему?

— Думаю, там, где люди хотят ее изменить к лучшему, она в итоге и улучшается. Но начинать нужно с элементарного просвещения — и прежде всего с просвещения священников. Каждый настоятель должен понимать, для чего в его штате реставратор. Ведь гораздо выгоднее и целесообразнее иметь своего реставратора и ризничего, чем за огромные деньги нанимать «шабашника» разовым порядком. К тому же, если все будут знать реставратора и он будет всех знать, ему как минимум будет стыдно портить икону. Как потом в глаза-то людям смотреть: старосте, священнику? Реставратор в храме прежде всего будет наблюдать за состоянием иконы и не только укреплять шелушиночки, но и профессионально реставрировать.

— Но проблема-то масштабная. С чего здесь следует начинать, как вы считаете?

— Несколько лет я читала в ПСТГУ курс для будущих пастырей, потом мои переработанные лекции вышли в виде книги «Как сохранить церковные ценности». Считаю, что такие лекции нужно читать в обязательном порядке в духовных академиях, семинариях и училищах.

Если реставраторов в ПСТГУ мы готовим штучно, то пастырей — огромными потоками. А ведь священник — это человек, от решений которого непосредственно зависит происходящее в храме, в том числе и состояние икон.

Я, конечно, не обольщаюсь, что все прослушавшие мой курс не просто усвоят материал, но и будут затем применять его в своем священническом служении. Однако если хотя бы один из десяти моих учеников будет стремиться сберечь иконы, находящиеся в зоне его ответственности, — это уже результат.

— Что конкретно может священник?

— Прежде всего настоятель храма, равно как и староста, должен знать элементарные вещи и добиваться их исполнения. Например, надо категорически запрещать уборщицам мыть чем-либо икону, протирать ее какими-либо веществами (в том числе и освященными, потому как это совершенно ничем не оправданно). Также необходимо запретить влажную уборку «по-морскому» — это когда сперва заливают пол водой и затем протирают его тряпкой. Возникающая из-за этого влажность чрезвычайно опасна для икон. Про недопустимость размещать иконы у батарей или на подоконниках, об опасности сквозняков я уже говорила — это очень серьезные требования, и их надо соблюдать неукоснительно. Наша кафедра, кстати, разработала краткую памятку для церковнослужителей, как обращаться с иконами.

Кроме того, иконы обязательно должны храниться в киотах под стеклом. Именно под стеклом икона лучше всего сохраняется, ведь стекло защищает и от резкого перепада температур, и от свечных ожогов, и от влажности. В киотах со стеклами создается буферный микроклимат, резко ослабляющий воздействие внешних условий. Да, это требует средств от прихода — но совершенно не запредельных. Расходы на реставрацию иконы будут гораздо выше. Не нужно забывать и то, что реставрация — дело чрезвычайно медленное.

— А в каком состоянии и сколько икон поступает к вам на реставрацию?

— Сейчас наш факультет в сотрудничестве с ГосНИИР работает над целым иконостасом одной сельской церкви. Впрочем, случай это редкий и даже единичный. Обычно из храмов приходит одна-две иконы. Мы работаем с несколькими регионами и в общей сложности помогаем 14 монастырям и 62 церквям. Многие из икон поступают в ужасающем состоянии: изъеденные жуком, темные, с разрушенным красочным слоем, с большими утратами. Как удалось довезти икону из Воскресенского монастыря, которая сейчас находится у нас на реставрации, я даже и не представляю. Священнику, который это делал, наверное, Господь помогал. Иногда привозят образа и в хорошем состоянии. Обычно это происходит по инициативе прихожан, которые заметили разрушения. Очень важно понимать, что многие разрушения икон можно легко предупредить и даже исключить, вовремя сообщив о них. При этом важно знать, что, например, если икона темная — это вовсе не означает автоматически, что она нуждается в реставрации. Иногда лучше ее оставить, ведь если иконе ничего не угрожает, то при дефиците реставраторов лучше ее не трогать. Но если стали заметны осыпи — значит, надо вызывать скорую реставрационную помощь.

Во многих церквях считают, что серьезные разрушения невозможно восстановить, в то время как возможно все, особенно если к делу приступают специалисты и профессионалы. Реставратор — это как врач, который, видя несчастного, изломанного болезнью человека, бросается его спасть. И работа эта действительно благодарная.

— Давайте как-то подытожим наш разговор. От кого все-таки в большей степени зависит сохранность икон в храмах?

— Прежде всего от настоятеля и старосты, которые должны быть грамотными в этом вопросе. И не только понимать сами, как следует обращаться с иконами, но и проводить серьезный ликбез со своими сотрудниками, служащими храма и прихожанами. Настоятели должны понимать две вещи: во-первых, что любая находящаяся в храме икона, пусть и не самая древняя, всегда остается большой ценностью и произведением церковного искусства, а во-вторых, что ответственность за ее сохранность всегда ложится на весь приход. Поэтому приходские реставраторы, опытные ризничие — не роскошь, а необходимость. Вообще, хороший реставратор — это как хороший участковый врач в старые времена, который приходил на дом мерить давление или вызывал к себе пациента при необходимости — словом, наблюдал. Таким должен быть и реставратор в храме.

Фото Владимира Ештокина