В 1993 г. я приехал в Бельгию, в город Брюгге, чтобы пройти курс обучения в расположенном там Европейском Колледже.
Мне исполнилось 24 года, по политическим убеждениям я был умеренным западником, а религиозных убеждений не имел вовсе.
Вернулся я из Европы убежденным патриотом-государственником и вскоре крестился в Храме Знамения иконы Божьей Матери в Кунцеве. Несколько лет, проведенных вдали от России, не сделали меня ненавистником Запада, но полностью избавили от иллюзий. Россия моим товарищам по Колледжу представлялась, цитируя одного из них, «огромным темным пространством на Востоке, непонятным, аморфным, чуждым». Не врагом, нет. Но некоей непостижимой инопланетной цивилизацией.
Разумеется, с годами эта «непостижимость» России (связанная, полагаю, с мифом о «загадочной русской душе» и окончательно зафиксированная в годы «железного занавеса») постепенно сдавала свои позиции. Terra Rusica уже не выглядела в глазах европейцев и американцев иной планетой: обычная периферийная цивилизация, каких много. Потом изменилась геополитическая ситуация, Россия усилилась как углеводородная держава; трубопроводы, по которым газ и нефть текли на Запад, накрепко привязали к ней Европу, вызывая в европейцах обидное ощущение зависимости. Тогда поднялась новая волна русофобии: Россию стало модно презирать, считать ошибкой исторического прогресса и даже «прорехой на человечестве». Лишь одно все время оставалось неизменным: ощущение чуждости.
Среди примет этой чуждости: другой алфавит, воспринимающийся едва ли не как иероглифика. Другая ментальность, в том числе политическая. И — что очень важно — другая религия.
Православие, с точки зрения среднего западного человека, религия крайне экзотичная. Не ересь, конечно (хотя некоторые католики, пожалуй, скажут, что ересь), но и не респектабельная деноминация, вроде баптизма. И при этом крайне значимый маркер, отделяющий православный мир от мира западного.
В одной из поездок, организованных Европейской Комиссией, мне пришлось вести важные переговоры с чиновниками разных национальностей. Среди них был некий грек, от которого зависело распределение довольно значительных грантов. И вот после моей беседы с этим греком кто-то из еврочиновников (кажется, француз) с некоторым оттенком зависти произнес: «ну, эти ортодоксы всегда между собой договорятся».
Брюгге, Бельгия.
Фундамент католицизма — Рим, престол Петра, суровое средневековье. Основа протестантизма — крепнущая буржуазия, усердные торговцы и ремесленники, тяжким трудом сколачивавшие первоначальный капитал и не желавшие делиться кровно заработанным с бездельниками в сутанах. Все это — Запад. А корни православия в представлении западного человека — Византия, Восток, азиатская развращающая роскошь. Совсем не случайно жрецы Илиона в голливудском блокбастере «Троя» подозрительно напоминают византийских священников в парадном облачении. Здесь проходит черта: Запад — это ахейцы, Микены, Афины, Рим, Лондон, Нью-Йорк; Восток — троянцы, персы, Византия, Русь, Москва.
Впрочем, черта эта проведена лишь в сознании западных интеллектуалов, имеющих некоторое представление об истории Старого Света. У массового сознания другие мифы. Для среднего американца, в принципе более терпимого к религиозному многообразию, Россия долгое время была страной воинствующих безбожников, страной, где рушили храмы и ссылали в Сибирь священников. Любое отклонение от этого шаблона воспринимается как шок.
Суммируя, получаем неутешительный результат: для Запада мы страна либо не слишком христианская, либо вообще не христианская. Более того: укрепление позиций Православия в России после 1991 г. не воспринимается на Западе как позитивная тенденция. С точки зрения западных политиков и медиа, речь идет не о церковном возрождении, а об усилении позиций авторитарного государства, одной из опор которого является РПЦ.
Складывается парадоксальная ситуация: в то время, как в русском православном сознании Запад часто выступает синонимом бездуховности и кризиса христианства, для Запада Россия и вовсе находится вне христианского цивилизационного контекста. Между Западом и Россией лежит пустыня цивилизационного отчуждения, делающего нашу страну менее понятной для Запада, нежели даже существующий в принципиально другой культурной парадигме Китай.
Тут уместен вопрос — а зачем нужен нам такой Запад, считающий Россию досадным недоразумением, отклонением магистральной линии истории? Не унизительно ли доказывать, что мы тоже христиане? С какой, собственно, стати?
На этот вопрос можно ответить по-разному. Можно сделать акцент на чисто прагматических аспектах: контакты между группами элит, разделяющих схожие религиозные взгляды, гораздо эффективнее и плодотворнее. Шире возможности для дипломатии, больше потенциал экономического взаимодействия... Но это лишь одна сторона дела.
В последние десятилетия и Россия, и Запад подвергаются яростным атакам одних и тех же противников. Это и фундаменталистский ислам в его крайних формах, и воинствующее анти-христианство, под пестрыми масками которого прячется все тот же старый сатанизм.
В логике этой войны террористы, уничтожившие башни-близнецы на Манхэттене, еврочиновники, по инициативе которых из Конституции ЕС было изъято упоминание о христианстве, как об основе культурной идентичности Европы, юные идиотки в «балаклавах», устроившие «панк-молебен» в Храме Христа-Спасителя, и певица Мадонна, топчущая на сцене православный крест — находятся по одну сторону баррикад.
А все христиане — если понимать под этим словом тех, кто искренне верует в Иисуса Христа, а не «людей, не соединенных с христианством никаким духовным интересом», пользуясь выражением В.С. Соловьева — находятся по другую сторону.
По правую.
Христиане, к какой бы конкретной церкви или деноминации они не относились — перед лицом общего врага должны научиться преодолевать разделяющую их пустыню отчуждения. Иначе в этой войне — а она идет, не стоит обманывать себя тем, что мы имеем дело с разрозненными и не связанными между собой эпизодами — не победить.
Я не призываю к экуменизму и слиянию церквей. В годы Второй Мировой войны тоже не шла речь о том, чтобы войска союзников подчинялись маршалу Жукову или генералу Эйзенхауэру. Но это не помешало русским, американцам и англичанам объединить свои усилия для разгрома общего врага.
Не должно помешать и сейчас.
Читайте также:
Кризис беспочвенности, или с чего все началось — О том, как начинались отношения России и Запада и когда они были наиболее правильными
Должны ли православные ненавидеть Запад? — представляем вашему вниманию точку зрения Юрия ПИВОВАРОВА, академика, директора Института Научной Информации по Общественным Наукам (ИНИОН) РАН.
Восток и Запад: возможность христианского синтеза — Об истории понятий «Запад» и «Восток» в культуре и о том, куда тут отнести Россию.
Соблазн Востока — обожествленное государство, соблазн Запада — безбожный человек — О многозначности противопоставления Восток — Запад и о том, является ли Россия европейской страной.
