В качестве свидетеля по делу отца Иоасафа была допрошена некая женщина, направленная властями в село с ревизией; она показала: «При обследовании работы среди женщин в Миньяре 3 мая сего года мне сказали, что священник в Симу Боев привлек на свою сторону пионеров, они сейчас ходят в церковь и поют, а священник им покупает за это пряники и конфеты. Когда я приехала в Сим и на собрании женского актива поинтересовалась этим вопросом, мне женщины рассказали, что у них в Симу учительницы религиозны, ходят в церковь и поют на клиросе и сумели привлечь часть учеников, из них есть пионеры. В привлечении ребят в церковь много помог учителям священник. На мой вопрос, как на подарки реагируют женщины, мне сказали, что женщины ему очень симпатизируют, считают, что он очень хороший радетель для церкви, из своих денег он ребят угощает пряниками…»
Позже следователь объявил архимандриту Иоасафу об окончании следствия и спросил, не желает ли он что-либо добавить к предыдущим своим показаниям. Священник ответил: «Предъявленное мне обвинение я не признаю, прошу спросить верующих общины села Аратского, и главным образом бедноту, пускай они покажут о моих действиях.
В отношении того, что я якобы учил детей Закону Божьему, это я тоже отрицаю, никогда никого не обучал, за исключением того, что приходившим ко мне верующим давал для прочтения религиозные книги. Детей-пионеров я в церковь не привлекал, но был такой случай в прошлом году в октябре месяце: пионеры еще до моего прихода в церковь пели на клиросе, и после этого на другой или третий день эти певчие и несколько детей собрались у меня в квартире. Я их угощал чаем, конфетами и другими гостинцами. Кроме этого, я вообще давал детям денег, кому на карандаши, на тетрадки… И вообще я многим помогал бедным, шел всегда навстречу, но никогда я не говорил детям, чтобы они не ходили в пионерский клуб, такого случая не было, и я это отрицаю. Проповедей антисоветского характера никогда верующим не говорил…»
Вскоре отца Иоасафа приговорят к ссылке. Но этой ссылкой мучения его не окончатся…
* * *
Преподобномученик Иоасаф родился 20 апреля 1879 года в семье крестьянина Орловской губернии Василия Боева и в крещении был наречен Иоанном. Во время ареста в 1927 году, когда следователь потребовал рассказать о себе, архимандрит Иоасаф написал: «Я <…> родился в Москве в Красных Казармах; отслуживши службу, отец поступил в Голицынскую больницу, где я и возрастал при окладе 7 рублей жалованья, при готовой квартире, отоплении и освещении. Семья состояла из пяти человек. Отец, мать, я — один сын, и две дочери. По бедности отец не мог мне дать образования, и я едва кончил два класса городского училища и был отдан на одиннадцатом году учиться сапожному мастерству. Как мне не хотелось быть сапожником! Я два раза бежал от подрядчика ввиду строгого отношения и побоев. Отец выпорол меня за побег и отправил опять в сапожную мастерскую, только к другому хозяину. Прослуживши у последнего четыре года, я вышел мастером из ученья и работал до двадцати одного года у разных хозяев. Но я не вмещал этой жизни ввиду пьянства и разврата, так как в праздники приходилось работать, а понедельник и вторник похмеляться; жениться у меня не было призвания, и я ушел в монастырь в сорока верстах от Москвы в Богородском уезде, под названием Берлюковская пустынь.
В 1912 году получил монашество с именем Иоасаф, в 1914 году в мае месяце был послан на экзамен во диакона к епископу Можайскому Димитрию, жившему на Саввинском подворье по Тверской улице. На экзамене епископ Димитрий сделал мне предложение перейти к нему на службу, на что я согласился. По возведении меня в иеродиакона, я был переведен на службу к епископу Димитрию на Саввинское подворье, где и служил до 1918 года, а потом был переведен в Никольский единоверческий монастырь в Москве у Преображенской заставы.
В 1921 году я был рукоположен во священника епископом Богородским Никанором в церкви этого монастыря. <…>
4 марта 1926 года умер священник Иванов в Симском заводе, и на его место симская община просила меня, на что я согласился. <…> 20 июня 1927 года я был арестован уполномоченным ОГПУ Павловым и представлен в Златоустовский изолятор. На допросе 5 июля мне было предъявлено обвинение по 58-й статье в том, что занимаюсь контрреволюцией. <…> Теперь является мне вопрос, не страдаю ли я безвинно, потому что я никогда не говорил такой глупости в церкви с амвона, какую мне предъявляет обвинение…»
Во время допроса следователь спросил отца Иоасафа:
— Производили ли вы сборы среди крестьян без разрешения сельсовета?
— Производил в 1926 году на покупку церковной утвари, это было в Симу и было в селе Аратском в 1925 году. Собирали на ремонт церкви также без разрешения, за это на собранные продукты, муку, овес и деньги наложили арест, меня посылали в Катавский РИК, где разобрались, и меня отпустили. На заданные мне вопросы о моей агитации, критике советской власти и коммунистов, о том, что я якобы устраивал в церкви разные собрания верующих под видом службы, где говорил якобы против советской власти и где группировал вокруг себя кулачество, заманивал в церковь детей, и вообще будто бы сопротивлялся всем мероприятиям советской власти, — на это я категорически заявляю: ничего подобного не было, я такой глупости не говорил, никаких собраний не собирал — и добавляю, что мне мстить советской власти не за что.
5 декабря 1927 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило архимандрита Иоасафа к трем годам ссылки.
По возвращении из ссылки весной 1930 года архимандрит Иоасаф переехал в Уфу и стал служить в Симеоновском храме. В ноябре 1931 года из Уфы в Москву отправился один из священников, намереваясь встретиться с епископом Андреем (Ухтомским), который в то время освободился из заключения и жил в Москве. При встрече епископ дал ему письма к верующим Уфы, а также попросил передать одному священнику письмо в Бугуруслан. Все письма имели церковный, лишенный политического содержания характер. На обратном пути, в поезде к священнику подсел агент ОГПУ, которому тот рассказал, что должен передать письмо в Бугуруслан. Агент принял решение арестовать его в Бугуруслане. Увидев, чем окончился его разговор с попутчиком, тот попытался сначала бежать, а затем уничтожить письма, но был схвачен и арестован. ОГПУ сочло поездку священника с письмами весомым доказательством наличия в городе Уфе контрреволюционной церковной организации и арестовало пятьдесят одного человека — среди них одиннадцать священнослужителей и в их числе архимандрита Иоасафа, двадцать восемь монахинь и двенадцать мирян.
ОГПУ предъявило арестованным обвинение в том, что ими при Симеоновском храме проводились беседы с верующей молодежью, а также велась широкая благотворительная деятельность. Однако сами обвиняемые, не находя в этой деятельности ничего предосудительного и считая ее с точки зрения христианских заповедей даже необходимой, нисколько не отрицали ее. Одна из монахинь показала на следствии: «Как я стала монашкой? С 1924 года я стала болеть активным туберкулезом легких и находилась, что называется, в безнадежном состоянии, ибо врачи отказывались лечить меня. Я дала обет, что, если вылечусь, приму постриг. Действительно, я выздоровела и в 1930 году приняла постриг. Моя религиозная деятельность заключается в том, что я два раза проводила религиозные беседы с верующими. На этих беседах бывало большое количество верующих, в том числе и молодежь. <…> Знаю о благотворительной деятельности при Симеоновской церкви. <…> При церкви имелась специальная кружка для бедных. Собранные деньги расходовались на устройство бесплатных обедов в церкви для бедных и нуждающихся. От верующих принимались пожертвования, на кои делались передачи и отправлялись посылки заключенным и ссыльным. <…> Посылки и передачи заключенным и ссыльным имели своей целью утешить и морально поддержать их, что я со своей стороны считаю христианским долгом…»
Но иначе смотрела на подобного рода деятельность советская власть. 13 апреля 1932 года Особое совещание при Коллегии ОГПУ приговорило архимандрита Иоасафа к трем годам заключения, которое он отправлен был отбывать в Красно-Вишерские исправительно-трудовые лагеря. После возвращения из заключения отец Иоасаф служил в храме на Таганке в Москве, а затем с апреля 1937 года стал служить в Никольском храме в селе Никольском Звенигородского района Московской области.
27 ноября 1937 года архимандрит Иоасаф был вновь арестован по обвинению в контрреволюционной деятельности и заключен в Таганскую тюрьму в Москве. На допросах он категорически отказался признавать себя виновным и заявил: «Виновным себя в проведении контрреволюционной деятельности, направленной против советской власти, не признаю».
5 декабря 1937 года тройка УНКВД по Московской области приговорила его к расстрелу. Архимандрит Иоасаф (Боев) был расстрелян 10 декабря 1937 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
