Видя, что священник отвергает все навязываемые следствием обвинения, следователь спросил:
— В чем же вы себя сами признаете виновным, то есть в какой антисоветской или контрреволюционной агитации вы себя считаете виновным?
Следователь не мог поверить, что священники, которых беспрестанно преследовали, арестовывали и ссылали, закрывая и разрушая храмы, в которых они служили, не выступали с протестами. Оставалось, как ему казалось, только договориться с подследственным — какой эпизод своей деятельности тот изберет для признания.
— Ни в какой антисоветской и контрреволюционной агитации я себя виновным не признаю, — ответил иеромонах Антипа…
* * *
Преподобномученик Антипа родился 3 августа 1870 года в селе Братки Борисоглебского уезда Тамбовской губернии в семье крестьянина Петра Кириллова и в крещении был наречен Антонием. Будучи человеком глубоко религиозным, он в 1898 году поступил послушником в монастырь на Старом Афоне и подвизался там до 1912 года, когда перешел в Новоспасский монастырь в Москве. Здесь он был пострижен в монашество с именем Антипа. После революции 1917 года в связи с закрытием обители он уехал на родину, в село Братки, и здесь служил псаломщиком в церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы.
Фото французского армейского фотографа
В 1929 году монах Антипа был рукоположен во иеромонаха и стал служить в храме Боголюбской иконы Божией Матери в селе Козловка Борисоглебского района Тамбовской губернии, переименованной к тому времени, дабы стереть память о России и о связанных с нею событиях, в Центрально-Черноземную область, названную так по географическому и сельскохозяйственному признакам. С 1931 года отец Антипа стал служить в храме Воздвижения Честнóго и Животворящего Креста Господня в селе Татаринцево Бронницкого района Московской области.
За шесть лет служения иеромонаха Антипы в Татаринцеве прихожане полюбили его за благочестивую жизнь, за то, что он всецело посвятил себя служению Господу, за проповеди, за то, что в любое время к нему можно было обратиться за помощью и за советом. В 1937 году отцу Антипе исполнилось шестьдесят семь лет. Жизнь, казалось бы, незаметно подходила к концу. Никого из близких родственников не осталось, кроме паствы и своей души уже не о ком было заботиться. И приближалось время, когда можно будет сказать: «Ныне отпущаеши раба Твоего...».
Но по-разному в разные эпохи это время встречали. Одни встречали его в окружении близких и родных, для других это была мученическая кончина, и тогда вся прошедшая жизнь представала перед совестью христианина, как перед Страшным судом.
Последнюю свою службу в храме отец Антипа отслужил на праздник Сретения Господня. 16 февраля 1938 года он был арестован и заключен в коломенскую тюрьму. Сотрудников НКВД, специализирующихся на подобного рода делах, не хватало, и иеромонаха Антипу допрашивали начальник районного отделения НКВД и начальник паспортного стола Бронницкого отделения милиции. Допросы начались почти сразу же после ареста и продолжались непрестанно более суток. Сотрудники НКВД, по усвоенному ими правилу, стремились в течение первых же суток ошеломить свою жертву, чтобы сломить ее волю и вырвать у нее заверенные ее подписью лжесвидетельства.
— Следствие располагает сведениями, что вы в августе 1937 года распространяли клевету на советскую власть, что эта власть — наказание Божие, что самых лучших людей советская власть ссылает и сажает. Признаете ли вы себя виновным в этой антисоветской агитации? — спросил священника следователь, называя то, что могло быть в действительности, что мог говорить любой человек. А если это мог сказать любой человек, то почему не мог сказать обвиняемый? Но отец Антипа не поддался искушению, понимая, что через следователя отец всякой лжи будет преследовать свою собственную цель, и, сославшись на слова Священного Писания, сказал:
— Я этого не говорил, потому что я верующий. Я говорил, что всякая власть от Бога и мы ей покоряемся.
— Все это сущая ложь, следствию известно, что в декабре 1937 года вы оскорбительно высказывались о Сталинской конституции.
Отец Антипа, как и многие жившие тогда, понимал, что такого рода заявления чреваты арестом, так как преступлением стал не поступок, а произнесенное среди прихожан слово, и потому суждение о властях и совершаемых ими делах предпочитал, как и подавляющее большинство народа, держать при себе.
— Я этого не говорил и факт этот отрицаю, — решительно отверг обвинения отец Антипа.
— Из ваших рукописей видно, что в проповедях вы внушали верующим покорность, смирение, — ни с того ни с сего вдруг сказал следователь.
— Я говорил в проповедях, что богатство и бедность — всё от Бога. Говорил я и то, что не только мы верим, но и многие талантливые люди, о которых я в проповедях говорил, что они также были верующими, и, приводя примеры, перечислял имена этих людей. Из календаря я взял лист, где говорится о естествоиспытателе Линнее, с тем, чтобы показать, что даже советская власть и то его хвалит как талантливого человека и одновременно говорит о нем, что он был человеком религиозным. Все это делалось мной для укрепления веры.
— Следствию известно, что вы во время выборов в Верховный Совет отказались от голосования. Дайте показания по этому вопросу.
— Я не голосовал, потому что за мной не прислали лошадей, хотя и обещали.
— Следствию известно, что к вам приходили на квартиру, чтобы пригласить голосовать, но вы категорически отказались.
— Этого факта не было, — ответил иеромонах Антипа.
На этом допросы священника были закончены. Население в то время было разложено в нравственном отношении госбезопасностью, лицемерие стало обыденностью, а предательство возведено в героизм. И что бы ни говорил обвиняемый, как бы старательно ни следовал он голосу совести и ни отрицал мнимых преступлений, у следователей всегда были в запасе два-три лжесвидетеля, готовых сотрудничать со следствием, и тогда обвинение считалось доказанным и следствие можно было считать завершенным. Чтобы наказать за реальное преступление, то есть попрание прав другого человека, требуются веские доказательства. Но в те времена было не так: если человек обвинялся лишь в том, что он сказал что-то против власти, никаких доказательств не требовалось, а наказание зачастую было значительно строже за слово, чем за убийство.
Законопослушные граждане назывались преступниками, а те, кто в действительности совершал преступления, оставляя в качестве улик кладбища, обитателями которых можно было бы заселить города, считались слугами государства. Это было умопомешательство в масштабах страны.
Еще до ареста отца Антипы сотрудники НКВД допросили двух священников-осведомителей, один служил в селе Давыдово, другой — в селе Салтыково, они и дали нужные для следствия показания. Один из них показал, что иеромонах Антипа, проведший всю свою жизнь в монастырях, говорил: «Как сейчас живет народ, так этого не найдешь ни в одной другой стране. Народ терпит голод, нищету и разорение, эксплуатируется еще больше, чем при царском правительстве. Какое же бесстыдство заявлять, что сейчас живем лучше! Только приходится молчать».
Тогда же был допрошен житель села Татаринцево, согласившийся выступить лжесвидетелем. Он показал, что иеромонаха Антипу знает со времени его приезда в село, что с самого начала было заметно его влияние на колхозниц: они в религиозные праздники перестали выходить на работу и стали чаще посещать храм. А сам отец Антипа перед выборами в Верховный Совет якобы говорил: «На что нам выбирать, кто они, кого нам выдвигают в кандидаты коммунисты, — такие же антихристы, они продолжают дело, начатое большевиками, не нужно голосовать».
27 февраля 1938 года тройка УНКВД по Московской области приговорила отца Антипу к расстрелу. После вынесения приговора он был перевезен в Таганскую тюрьму в Москве, где тюремный фотограф снял с него фотографию для палача. Иеромонах Антипа (Кириллов) был расстрелян 7 марта 1938 года и погребен в безвестной общей могиле на полигоне Бутово под Москвой.
