Почему Бородино называют «полем русской славы», если армия отступила?

В отечественной военной истории есть куда более бесспорные военные триумфы, как, например, Полтава или Итальянский поход Суворова, состоявший из целого каскада побед над французской армией. Даже в войне 1812 года последние сражения — Вязьма, Красное, Березина — выглядят куда более бесспорными успехами: во всех случаях для Великой армии соотношение потерь было кошмарным (в боях при Красном оно превысило 1:15). Тем не менее ни одна из этих побед не занимает такого места в нашей национальной памяти, как Бородино. Результат Бородинского сражения выглядит на этом фоне очень скромно и оставляет много вопросов. Русская армия к исходу дня была выбита со своих позиций (Бородино, Семеновское, Курганная высота), затем отступила, а Москву защитить не смогла. Так почему же Бородино называют «полем русской славы»?

Прежде всего, необходимо разобраться, какими силами располагали стороны. Ведь существует мнение, что русская армия обладала численным превосходством, и при этом Наполеон весь день успешно атаковал, искусно создавая перевес на нужных участках.

Сохранившаяся боевая документация обеих армий позволяет довольно точно определить численность войск в день генерального сражения 26 августа 1812 года (по старому стилю). Армия Наполеона насчитывала 129 тысяч строевых солдат при 587 орудиях. В состав русской армии входило 108 тысяч регулярных войск, 9,5 тысяч казаков при 620 орудиях и 32 тысячи ратников ополчения. Ополченцы, за исключением нескольких батальонов, практически не отличались от нестроевых (две трети ратников даже не имели ружей). Недоразумение возникает, когда их включают в общую численность русской армии, чего военному специалисту того времени никогда бы не пришло в голову. Поэтому говорить о численном превосходстве русской армии невозможно.

Помимо этого, армия Наполеона обладала качественным перевесом — практически все ее части имели опыт и прошли боевое слаживание. В русской армии примерно шестую часть регулярных войск составляли необстрелянные новобранцы, прибывшие буквально накануне сражения; казаки существенно уступали регулярной кавалерии по вооружению и выучке. Начальник штаба 1-й Западной армии генерал Ермолов вообще отрицал их ценность в генеральном сражении. У Наполеона также имелся существенный, в полтора раза, перевес в кирасирах: 7800 против 5400 (этот вид ударной тяжелой кавалерии при массированном применении мог прорывать даже плотные пехотные построения за счет огромного веса лошадей — более 600 кг).

Задача, которую ставил Наполеон, как всегда, была одна: разгром армии противника. Ему нужен был новый Аустерлиц или Фридланд, чтобы подписать «мир на барабане», который подчинил бы его требованиям внешнюю политику России. Он довольно точно оценивал численность русских войск и опасался лишь одного — что они снимутся со своих позиций и продолжат отступление. Согласно воспоминаниям его приближенных, накануне сражения он даже просыпался среди ночи, чтобы убедиться, что русские не ушли.

О намерениях Кутузова нам судить сложнее — он скончался в 1813 году и воспоминаний не оставил. Задача, которая стояла перед ним, была противоречивой: необходимо было дать генеральное сражение и при этом избежать разгрома армии.

Дело в том, что длительное отступление крайне пагубно сказывалось на состоянии русской армии: падала дисциплина, участились случаи дезертирства. Поэтому нельзя было оставить Москву без боя — это могло подорвать авторитет главнокомандующего и привести к полной потере управления.

Задача Кутузова осложнялась тем, что русской армии пока не удалось достичь перевеса в кавалерии (как это будет во второй половине кампании) и сведения о численности армии противника были неточными. Он исходил из несколько завышенной оценки в 150 тысяч. Растянутое построение русской армии ясно указывает на то, что русский главнокомандующий опасался обхода позиции, который неминуемо привел бы к полному разгрому. Значительные силы (два из семи пехотных корпусов) были выделены для прикрытия дорог, по которым в случае неудачного исхода сражения предстояло совершить отход.

Таким образом, Наполеону принадлежала инициатива, а растянутость фронта позволяла выбрать место для нанесения удара превосходящими силами.

Сражение отличалось крайним ожесточением. Потери обеих сторон были огромны: с каждой стороны выбыло из строя более четверти состава и около трети генералов (28 из 73 у русских, 51 из 150 — у французов). Русские задействовали почти все силы, но Наполеон так и не решился ввести в бой свой последний резерв — Императорскую гвардию, несмотря на просьбы своих маршалов.

Французский историк и участник сражения Пеле-Клозо, служивший при штабе Великой армии и впоследствии изучавший русские боевые документы, писал: «Следовало ли вечером двинуть, под страшным огнем, Императорскую гвардию, единственный резерв, не введенный в дело? Она могла быть истреблена прежде, чем дошла бы до неприятеля со своим грозным штыком. Она назначалась не для такого боя».

Наполеон смог нанести русской армии тяжелые потери — 44–45 тысяч, при том, что потери его армии были несколько меньше — 35–40 тысяч. Но устроить русским новый Фридланд ему так и не удалось.

Армия Наполеона к 17 часам (задолго до конца светового дня) была настолько измотана, что прекратила атаки, а когда русские начали отход с поля боя, уже была не в состоянии организовать преследование.

В тяжелейших условиях русская армия смогла выстоять этот день, а после совершить организованный отход.

Как это часто бывает, великое событие обрастает эпическими преувеличениями. Не стало исключением и Бородино. В реляции о сражении Кутузов сообщал императору, что «неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами», а отступление с поля боя на 6 верст объяснял тем, что позиция из-за понесенных потерь стала для армии «невместною». Еще более восторженно писал императору Барклай: неприятель «отраженный от всех пунктов с бесчисленною потерею, удалился с места сего… беспримерного сражения».

Но, как мы показали выше, великая легенда возникла не на пустом месте — даже многим французским участникам сражения его результат казался невнятным.

По точному выражению Лермонтова Москва сдана была недаром:

Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спаленная пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые,
Да, говорят, еще какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!

Несмотря на то, что Москву защитить не удалось, а войска были потрясены решением о ее оставлении, результат Бородинского сражения и его последствия для России оказались, по выражению участника сражения графа Михаила Воронцова, «благоприятными». Русская армия сохранила волю к продолжению борьбы.

Наполеон объявил Бородино своей победой и формально имел для этого основания — поле боя осталось за ним и он смог занять Москву. Но его стратегическая цель достигнута не была: русская армия не была разгромлена и сохранила боеспособность. После Бородина Наполеон почему-то потерял из виду свою главную цель — начал думать, что сам по себе захват Москвы сломает русских и они запросят мира.

Но что-то случилось с самим Наполеоном и его армией… После занятия Москвы Наполеон уже не ставил задачу разгрома армии противника — то, к чему он неуклонно стремился во всех своих предыдущих кампаниях. Два месяца в Москве он ждал, что русский царь ответит на его предложения о мире.

И чем дальше, тем яснее проявлялись тревожные симптомы состояния армии Наполеона. Когда она покидала Москву, то, согласно воспоминаниям участников похода, напоминала азиатскую орду, возвращавшуюся после удачного набега. Французский император так и не решился отдать приказ бросить награбленное, несмотря на острую нехватку лошадей.

Дальнейшие события подтвердили правоту идеи, изложенной в аналитической записке подполковника Чуйкевича (о записке мы подробно рассказывали здесь): «целость государства состоит в целости его армий» — русская армия, несмотря на тяжелые потери, сохранила боеспособность, а затем смогла восстановить свою численность. Бородино стало могилой французской кавалерии, что пагубно сказалось и на состоянии разведки армии Наполеона, действовать которой во второй половине кампании оставалось фактически вслепую.

В день сражения он еще не понимал, что при Бородине он потерял последний шанс для успешного завершения войны.

Спустя два месяца, когда Наполеон понял, что «мира на барабане» не будет, и начал отступление, восстановившейся русской армии удалось, как написал Чуйкевич, «вознаградить с избытком всю потерю», устроив неприятелю «преследование… быстрое и неутомимое».