К 210-летию Бородинского сражения журнал «Фома» представляет проект «1812» — серию ответов на самые частые и «неудобные» вопросы об Отечественной войне 1812 года.
Готовясь к войне, Наполеон собрал против России беспрецедентно огромную по тем временам армию в 600 тысяч солдат, из них 450 тысяч — в первом эшелоне. При этом во время боев под Смоленском главные силы Наполеона насчитывали 185 тысяч, а при Бородино — лишь около 130 тысяч. Почему так произошло? Соответствовало ли это планам русского командования? И как это соотносилось с замыслами Наполеона?
Как и во многих вопросах, связанных с Отечественной войной 1812 года, тут начинающего знакомится с темой человека ожидают неожиданные открытия. Несмотря на то, что никакого формально утвержденного Александром I генерального плана войны историкам не известно, сохранилось немало документов, позволяющих судить о замыслах военно-политического руководства России — оперативная документация и переписка. Смысл этих документов мы можем понять, опираясь на наше «послезнание», то есть возможность спустя два с лишним века сделать выводы из реального хода боевых действий.
Уже в наши дни историк Виктор Безотосный нашел в Российском государственном военно-историческом архиве документ под названием «Патриотические мысли, или Политические и военные рассуждения о предстоящей войне между Россиею и Франциею». Эта аналитическая записка была составлена 2 апреля 1812 года (по старому стилю, то есть менее чем за три месяца до начала войны) по распоряжению Барклая де Толли подполковником Чуйкевичем, служившим в Особенной канцелярии военного министерства — так назывался орган, координировавший деятельность военной разведки, недавно созданный Барклаем. Незадолго до начала войны русской разведке удалось добыть точные сведения о расписании Великой армии, на которые опирался автор записки. Текст документа выглядит так, словно Чуйкевич успел заглянуть в будущее, воспользовавшись таинственной машиной времени. Что же он предлагал в документе?
Исходя из двукратного численного превосходства противника и анализа стратегических принципов Наполеона («прославился быстротою в военных его действиях», «ищет генеральных баталий, дабы одним или двумя решить учесть целой войны»), автор записки сформулировал ключевую идею стратегии будущей войны: «предпринимать и делать совершенно противное тому, чего неприятель желает [подчеркнуто в оригинале]». Это означало «уклонение от генеральных сражений, партизанская война летучими отрядами, особенно в тылу операционной неприятельской линии, недопускание до фуражировки… Надобно вести против Наполеона такую войну, к которой он еще не привык…».
По мысли автора записки, «потеря нескольких областей не должна нас устрашать, ибо целость государства состоит в целости его армий». Когда же численность неприятельской армии сократится, надо дать сражение «со свежими и превосходящими силами», и «тогда можно будет вознаградить с избытком всю потерю, особенно когда преследование будет быстрое и неутомимое, на что мы имеем перед ним важное преимущество в числе и доброте нашей конницы».
«Патриотические мысли…» — это аналитическая записка, а не утвержденный императором план войны (найти такой план, как говорилось уже, исследователям не удалось). Тем не менее, мы можем определенно утверждать, что Барклай разделял изложенные в ней идеи и действовал в соответствии с ними вплоть до назначения Кутузова главнокомандующим. Более того, после перехода командования к Кутузову тактика русской армии не изменилась — в действиях Барклая и Кутузова видна преемственность, несмотря на их взаимную личную неприязнь.
Что же думал сам император? Как отмечал Виктор Безотосный, перед началом войны Александру было предложено более 40 планов её ведения. Но лишь немногие авторы планов имели доступ к сведениям, полученным военной разведкой.
О мнении царя мы можем судить по его переписке в начале войны. В письмах командующим армиями (командующему Дунайской армией Чичагову и 2й армией Багратиону) мы находим сходные мысли: необходимо уклоняться от генерального сражения ввиду подавляющего превосходства противника, вести войну затяжную, «сколь угодно продолжительную». В письме графу Салтыкову даже обсуждается возможность вывоза ценностей из Петербурга. К необходимости длительного отступления армий постепенно готовили общественное мнение и официальные «Известия о военных действиях».
Из письма Александра I графу Н.И. Салтыкову:
До сих пор благодаря Всевышнему все наши армии в совершенной целости, но тем мудрее и деликатнее становятся все наши шаги. Одно фальшивое движение может испортить все дело противу неприятеля, силами нас превосходнее, можно сказать смело на всех пунктах. Противу нашей 1 й армии, составленной из 12 ти дивизий, у него их 16 или 17, кроме трех направленных в Курляндию и на Ригу. Противу Багратиона, имеющего 6 ть дивизий, у неприятеля их 11 ть. Противу Тормасова одного силы довольно равны. Решиться на генеральное сражение столько же щекотливо, как от оного отказаться, в том и другом случае можно легко открыть дорогу на Петербург, но потеряв сражение, трудно будет исправиться для продолжения кампании. На негосияции [переговоры — ред.] же нам надеяться нельзя, потому что Наполеон ищет нашей гибели и ожидать доброго от него есть пустая мечта. Единственно продолжением войны можно уповать, с помощью Божию, перебороть его.
Итак, после перехода войсками Наполеона границ Российской империи вместо генерального сражения, которого тот жаждал, наши войска начинают отступать вглубь страны. Это был «сюрприз»: Бонапарт рассчитывал на скоротечную кампанию — в письме жене он писал, что через три месяца всё будет кончено. Его замысел заключался в том, чтобы «умножить массу на скорость»: разгромить русские армии у границы, используя подавляющее численное превосходство. При этом совершенно не рассматривался вариант их глубокого стратегического отхода — предполагалось, что русские не будут отдавать без боя свою территорию. Но именно это они и сделали.
Сразу же (даже до пересечения границы, уже в момент сосредоточения) у Великой армии начались проблемы со снабжением. Территории Польши и Восточной Пруссии были слишком бедными, и часто даже за большие деньги невозможно было купить продовольствие и корм для лошадей. Уже тогда участились случаи дезертирства.
Пытаясь нагнать и окружить отступающие русские армии, войска Наполеона двигались форсированными маршами, обозы не успевали доставить заготовленные на границе запасы продовольствия. В результате уже в первый месяц войны, когда Великая армия достигла Витебска (480 км от границы), ее потери от недостатка продовольствия, болезней и дезертирства достигали трети личного состава, а из-за падежа лошадей численность конницы сократилась почти вдвое. Один из приближенных Наполеона, Арман Коленкур, писал: «Эта кампания, которая без реального результата велась на почтовых от Немана... до Витебска, уже стоила армии больше чем два проигранных сражения».
Более того, пять армейских корпусов Наполеону пришлось выделить для действий на флангах: три — на север против корпуса Витгенштейна и два — на юг против 3-й армии Тормасова, а часть сил основной группировки держать для охраны растянувшихся коммуникаций. Например, для осады Бобруйской цитадели (гарнизон, которой насчитывал несколько сот человек) была выделена целая дивизия. Взять эту крепость так и не удалось.
По мере того как линии снабжения растягивались, настоящим кошмаром для обозов и гарнизонов Великой армии стали летучие кавалерийские отряды (упомянутые в записке), состоявшие из частей регулярной кавалерии и казаков. Их жертвами становились склады, обозы, небольшие группы солдат противника (прежде всего — фуражиры), причем их действия не были хаотичными — командование представляло, где и какой находится (эти летучие отряды, «партии», смешивают с вооруженными отрядами крестьян. Однако крестьянские отряды действовали только в пределах своей местности, при случае оказывая помощь армейским отрядам).
Стратегия русского командования в ходе первой половины войны 1812 года оказалась в целом очень эффективной и перечеркнула предвоенные планы Наполеона. Огромные потери Великая армия понесла, ещё не вступив в решающие сражения. Однако чтобы победить, нашим войскам предстояло ещё выстоять в неизбежном сражении, которое и состоялось «у ворот» Москвы.
