Нарты для апостола: Как Иннокентий Московский всю Сибирь на собаках объездил

Святитель Иннокентий (Вениаминов) — миссионер, просвещавший христианской верой народы, жившие на востоке Российской империи. Мастер на все руки, он сам собирал часы, чинил барометры, знал кузнечное, плотницкое, столярное ремесло. Был богословом, этнографом, натуралистом, переводчиком. Спасал индейцев от оспы. Составил алфавит и перевел Священное Писание для алеутов, колошей, якутов.

Его епархия была самой большой в мире и включала в себя Камчатку, Аляску, Алеутские, Командорские и Курильские острова, побережье Охотского моря, часть Якутии и Приамурье. Чтобы добраться до всех поселков, стойбищ, островов, которые он окормлял, святитель преодолевал огромные расстояния. По землям, где никогда не было дорог. По вечной мерзлоте. По рекам, морям и океанам. Он пережил настоящие шторма и кораблекрушения. Совершил кругосветное путешествие, обогнув Южную Америку и доплыв с Аляски до Санкт-Петербурга через два океана.

На его счету 4 путешествия по епархии от 8 до 18 месяцев каждое. Во время одного из них святитель преодолел больше 6 000 км по суше, а вместе с морскими плаваниями его путь составил около 20 000 км. И это в те времена, когда даже пароходы были редкостью.

В 70 лет святитель Иннокентий был назначен митрополитом Московским и Коломенским. В конце ХХ века его причислили к лику святых. Наш рассказ о том, как миссионер Иннокентий Московский путешествовал на собачьих упряжках и как устроен этот необычный вид транспорта.

Путевые хлопоты

В 1838 году отец Иоанн Вениаминов отправился в Петербург, чтобы хлопотать о расширении миссионерского дела. Вернулся он оттуда через три года уже епископом Камчатским, Курильским и Алеутским и с новым, данным ему при постриге в монашество именем — Иннокентий.

Святитель принял в ведение самую большую и самую малонаселенную в мире епархию. И путешествовал по ней на самых приспособленных к суровым условиям средствах передвижения — собачьих упряжках.

С ноября 1842-го по апрель 1843 года епископ Иннокентий проехал больше 5000 километров — частью морем, частью на собаках. Владыке часто приходилось ночевать в сугробах в сорокаградусные морозы — ледяной ветер не давал поставить даже палатку. Вьюга продолжалась иногда несколько дней. Для спасения в таких случаях на каждых пятидесяти километрах стояли юрты. В них путешественники могли найти убежище и переночевать. Юрта представляла собой непрочный бревенчатый сруб с очагом (чувалом).

Но часто путешественники не успевали добраться до пристанища к ночи. Тогда они прорывали снег до земли, делали что-то вроде логовища, при входе раскладывали огонь и так, в снежной яме, и ночевали. При этом вся одежда сначала отсыревала, потом замерзала, и её нужно было менять.

В пути случались и другие неприятности: то сани сломаются, то след потеряется, то выйдет навстречу путникам голодный медведь или волчья стая… Но все это владыка Иннокентий принимал с благодушием: «Слава и благодарение Господу, дивно хранящему меня во всех путях моих! — писал он. — Платье давно уже высохло и носится, бок поболел около двух месяцев и перестал, а из полыньи давно уже меня вытащили».

Спуск в ущелье на ремнях

Протоиерей и путешественник Прокопий Громов, который сопровождал епископа Иннокентия в поездках, вспоминал необыкновенную историю, случившуюся в 1843 году по пути из порта Аян к Охотску.

Когда владыка выехал из селения Лесного, где отдыхал несколько дней у своего брата, тоже священника, ему пришлось 70 верст подниматься на горный хребет, оканчивавшийся обрывом. Подъехав к обрыву, по которому надо было спуститься в темное ущелье, он сказал:

— Ну, теперь я вижу физиономию Камчатки. Как же тут быть?

— Извольте снять шубу и надеть кухлянку (так называется меховая куртка).

Камчадалы подвязали ему под обувь что-то вроде подковок из железа с шипами, потом обвили его ремнем и приготовились спускать.

— А вы как спуститесь? — спросил владыка Громова.

— По-ребячьи, на оленьей шкуре, которая на мне — скачусь вниз, как ребята катаются на Масленицу. А чтобы не отнесло, возьму в руки оштол (шест для управления собачьей упряжкой), чтобы в случае слишком быстрого разгона упереться, и через две минуты буду на дне ущелья.

Так Громов и сделал и уже снизу, из ущелья смотрел, как несколько камчадалов поддерживали ремень, которым был обвязан епископ, а один из них вырубал пред ним в снегу ступени. Так и спустили владыку Иннокентия на дно ущелья.

Обычно на этом перевале собак, разделив на купы, связывали ремнями в большие «клубки» и по одному спускали в ущелье. Затем спускали каждую нарту (повозку, которую везли собаки) отдельно. Вся эта операция продолжалась часа два.

А тем временем в ущелье, окруженном со всех сторон хребтами, зажигали костры, у которых грелись и готовили чай или еду участники экспедиции.

Дранкинский хребет и землянка в тундре

Вот как протоиерей Прокопий Громов описывал то самое ущелье, в которое спустился святитель:

«Из стены восточного утеса бьет в ущелье водопад <…>, и из него берет начало река Дранкинская, вливающаяся уже в Восточный Океан, тогда как все реки на западной стороне полуострова впадают в Охотское море. Семь раз доводилось мне переезжать через Дранкинский хребет и с западной, и с восточной стороны, где в первом случае задача в том, как с него спуститься, а во втором — как на него подняться по отвесной почти стене, покрытой снегом. На собаках подниматься немыслимо, а пешком, закладывая ногу в вырубаемую топором идущего впереди камчадала (так называют местных жителей) ступеньку в крепко убитом снеге, рискуешь при малейшей потере равновесия опрокинуться и слететь назад в пропасть. Но во все эти семь раз дивные высоты и глубокая пропасть оставляли в памяти моей одну живописную картину.

Теперь же, в восьмой раз, в этом одном из глубочайших ущелий Камчатки как сейчас вижу епископа Иннокентия в темную зимнюю ночь, сидящего в одеянии из оленьих кож на камне, освещаемого заревом, отражающимся на вершинах гор, окружающих пропасть, среди добродушных детей природы камчадалов, грызущих юколу (сушёно-вяленая рыба. — Ред.), и между не одною сотнею маленьких ездовых животных, свернувшихся в клубки и крепко уснувших от утомления. <…> Закусив, камчадалы подремали, собаки отдохнули и тоже съели по юколе, и за полночь потянулись мы из ущелья, которое сжимает едущих на несколько верст».

Вскоре путешественники расстались. Святитель двинулся по берегу Берингова пролива на север, а Громов — в Петропавловский порт, на юг: «На одном переезде застигла пурга, которая, можно сказать, смешивает небо с землею, не дозволяя видеть впереди себя предмет на пол-аршина. К счастью, мы наехали на одну землянку, каковые на подобные случаи на обширных тундрах по местам приготовлены для бедствующих. Вползши в это подземелье и осветив его, на доске, поддерживающей потолок, прочитал я следующую вырезанную ножом надпись: “Здесь сутки спасался епископ Иннокентий со своею свитой от пурги”».

Экипажи для езды на собаках

Святитель Иннокентий:

«Повозочку, в которой я ехал, очень можно назвать гробом, только внутри она обита медвежатиной». Повозка, привязанная к собачьей упряжке, по форме узкая, длинная и действительно напоминает гроб. «Но благословен Господь, хранящий меня во всех путях моих! И я всецело благодарен Ему за жребий свой…»

Из письма святителя Иннокентия (Вениаминова), митрополита Московского А.Н. Муравьёву, Письма. Том I. 1828–1855

Протоиерей Прокопий Громов:

«В нашем поезде было 12 повозочек, в которых помещались: преосвященный, я, взятый из Большерецка священник, иеродиакон, иподиаконы, келейники и певчие; да для клади 4 нарты. Полагая для 16 экипажей, средним числом, по 15 собак для каждого, для всей кавалькады требовалось около 300 собак. У моей повозочки привязан был колокольчик, с тою целью, чтоб в случае надобности во мне, преосвященному удобнее было отыскать меня среди тянувшихся гусем, на протяжении 200 саженей, повозочек».

Из "Очерка жизни и деяний Иннокентия, митрополита Московского", автор - Евгения Тур (урожденная Елизавета Васильевна Сухово-Кобылина), очерк был опубликован в журнале «Детский Отдых» за 1884 год. 

Послушать программу о святом Иннокентии на сайте "Веры и Фомы":

Рисунки Натальи Кашинцевой