Нагие и голые
Всем наверняка памятны две картинки на библейский сюжет: Адам и Ева нагие в райском саду (художники обычно стыдливо прикрывают их фигуры ветками деревьев). И рядом — другая картина: та же пара изгоняется из рая, на этот раз уже в грубых одеждах. Между этими двумя изображениями — история грехопадения первых людей. Но при чем тут одежда, ее наличие или отсутствие?
Непостыдная нагота
Однажды две маленькие девочки рассматривали альбомы по искусству. «Они же тут все голые!» — захихикала одна, показывая на картины великих мастеров. «Это ты будешь голая, если разденешься, — рассудительно ответила ей подруга, — а они обнаженные!» Мне не известно точно, на какие картины или скульптуры смотрели эти девочки — может быть, как раз на изображения Адама и Евы. Но вторая девочка очень точно уловила суть дела: бывает непостыдная нагота, которая свидетельствует о красоте человеческого тела, именно ее и воспевали художники всех времен и народов. А бывает состояние униженного, беззащитного, опозоренного человека, которое мы и называем словом «голый». Даже если один человек застал другого без одежды совершенно случайно, если он немедленно вышел или зажмурился — оба все равно будут воспринимать это происшествие как что-то очень стыдное, порой даже разрушительное для их отношений.
Понятие «одетости», конечно, различается в разных культурах и даже в разных ситуациях внутри одной культуры. Где-то требуется сложный костюм из множества предметов, оставляющий открытыми только кисти рук и лицо (а иногда и они скрываются), где-то гостей можно встречать в узенькой набедренной повязке и бусах. Но представление об одежде, отсутствие которой означает позор, свойственно почти всему человечеству, и призывы принципиальных нудистов отказаться от стереотипов и раскрепоститься принимаются очень немногими.
Так проявляется родовая память человечества о том, что случилось в Эдемском саду. Разумеется, поэтический язык первых глав книги Бытия, где описывается эта история, в высшей степени метафоричен, образен, поэтому нам трудно бывает понять, какая именно реальность скрывается за тем или иным словом, образом, описанием. Но, с другой стороны, общие идеи Библия излагает вполне ясно.
Итак, об Адаме и Еве после сотворения говорится: и были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились (Быт 2:25). Здесь употреблено еврейское слово םוֹר עָ (аром), которое обычно обозначает непостыдную наготу. В таком виде рождаются младенцы (Иов 1:21 и Еккл 5:14), в таком виде могли находиться даже пророки, возвещавшие некую важную весть (Ис 20:2-4). Сравнение с младенцами особенно важно для нас: маленький ребенок не знает стеснения, потому что ему нечего скрывать, особенно перед своей матерью. В радости или горе он бежит прежде всего к ней, чтобы поделиться любовью или получить утешение. Он легко и естественно может быть в ее присутствии самим собой, и ему нет никакой нужды что-то прятать.
Такими были перед Богом и Адам с Евой, и друг от друга им было нечего скрывать. И теперь только иногда воз- вращается к нам тень этого состояния непостыдной наготы — между людьми, которые бесконечно любят и доверяют друг другу…
«И открылись глаза»
А что произошло дальше? Эту историю помнят практически все: змей уговорил Еву сорвать запретный плод, а Ева поделилась им с Адамом. В змее обычно видят сатану — падшего ангела, который сознательно выбрал борьбу против Бога и постарался привлечь на свою сторону первых людей, заставив их нарушить один-единственный запрет и тем самым начать жить по своей, а не по Божьей воле.
Но здесь от нашего внимания ускользает еще одна важная деталь, если мы только не читаем книгу Бытия на языке оригинала — древнееврейском. Там ничего не говорится о змее как о сатане, но ему дана довольно странная характеристика: змей был хитрее всех зверей полевых, которых создал Господь Бог (Быт 3:1). И больше о нем не сказано ничего. При чем здесь эта хитрость? Дело в том, что на еврейском языке слово «хитрый» произносится и пишется почти так же, как и «нагой»: םוּר עָ (арум). Что предложил змей Еве? Пойти на определенную хитрость. Он сказал, что Бог запретил людям вкушать плоды с древа познания добра и зла, потому что, вкусив их, они сами стали бы богами. И Ева, как мы теперь знаем, согласилась со змеем, а потом убедила и Адама. Они вкусили плоды с древа познания добра и зла.
И вот теперь новое знание действительно пришло к Адаму и Еве. Но узнали они совсем не то, что собирались: и открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания (Быт 3:7). Наш Синодальный перевод никак не отмечает эту разницу, но в оригинале здесь стоит другое слово, чем в рассказе о непостыдной наготе. Здесь стоит слово םֹרי עֵ (эйром). Это не «нагой», а именно «позорно голый»: так выглядят угнанные в рабство пленники (Втор 28:48) или женщины, с которых насильно срывают одежду (Иез 16:39). Невинная нагота младенчества сменилась мучительной неодетостью подростка, который сам стесняется собственного тела и старательно прячет его от других.
По сути дела, это история о том, как невинно нагие (аром) люди захотели стать хитрыми (арум), а в результате обнаружили, что они голые (эйром).
«Кто тебе сказал, что ты наг?»
Что же произошло дальше? И воззвал Господь Бог к Адаму, и сказал ему: «Где ты?» Он сказал: «Голос Твой я услышал в раю, и убоялся, потому что я наг, и скрылся». И сказал Господь Бог: «Кто сказал тебе, что ты наг? не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» (Быт 3:9-11).
Основной смысл этого разговора вполне понятен: Бог не сразу осуждает людей, он оставляет им возможность для раскаяния и даже Сам подталкивает их к этому, как и разумный родитель не торопится наказать непослушного ребенка. Любое непослушание поправимо, если есть главное — доверие, если есть желание совместно найти выход из сложной ситуации.
Но почему такое важное место отведено в этом диалоге наготе? Ведь совсем не она была главной в истории о грехопадении. Видимо, потому, что вся эта история построена вокруг противопоставления двух состояний наготы: первой, невинной, когда человеку нечего скрывать от Бога и от другого человека, и второй, мучитель- ной и постыдной, которая заставляет прятаться и оправдываться. Ее осознание не появляется само, кто-то или что-то должно сказать об этом человеку, — и «глаза открывает» ему не столько сам плод, сколько сознание того, что единственная заповедь Бога нарушена и теперь человеку есть, что от Него скрывать.
Особенно хорошо становится это видно, если посмотреть, как развивается далее диалог Бога и людей. На вопрос, не ели ли они плоды запретного дерева, Адам отвечает: «Жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел». И сказал Господь Бог жене: «Что ты это сделала?» Жена сказала: «Змей обольстил меня, и я ела». (Быт 3:12-13). Словом, виноват кто угодно, но только не я: змей, жена или даже Сам Бог, который дал мне эту жену. Человек, совершивший грех, не может больше выходить навстречу Богу радостно и открыто, он прячется за других людей, чужие слова, поступки и обстоятельства жизни, как прячет он свое тело за одеждой. Вместо правды приходят оправдания.
Собственно, вся остальная Библия — рассказ о том, как трудно и мучитель- но возвращалось человечество от этих оправданий к утраченной правде, как заново училось оно «наготе перед Богом», когда ты не пытаешься кого-то из себя изобразить, а остаешься в Его присутствии тем, кто ты на самом деле есть. Этим, кстати, объясняется в Библии очень многое. Например, когда мы читаем в Псалтири проклятия в адрес врагов или хвалу в свой собственный адрес, нам кажется это чем-то неприличным: воспитанные люди так не говорят. Но это пример той самой наготы перед Богом, когда человек искренне говорит Ему, что чувствует и чего желает. Да, перед другими людьми мы не можем и не долж- ны настолько раскрываться, потому и придумывают люди одежду приличия и вежливости, но даже самый роскошный наряд ничего не скроет от глаз Бога.
Можно только надеяться, что в Царствии Небесном у преображенных, изменившихся людей уже не будет повода стыдиться Бога и друг друга. Английский писатель К. С. Льюис в своей замечательной книге «Расторжение брака», описывая обитателей рая (или, точнее, преддверие рая), образно говорил об этом так: «Одни были одеты, другие обнажены, но обнаженные были нарядны, а одежды не скрывали прекрасных очертаний тела». Хочется верить, что это действительно возможно и что первый шаг к этой нарядной наготе мы делаем у крещенской купели, — когда не просто снимаем с себя одежду, а обращаемся к Богу с доверчивостью младенца, которому ничего не надо скрывать.
Иллюстрация — фрагменты фрески МАЗАЧЧО «Изгнание из рая». Нач. XV в.
