Ирина Мешкова — руководитель направления помощи бездомным Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению Русской Православной Церкви и сотрудник службы помощи «Милосердие». В проект Ирина попала 6 лет назад, и с тех пор забота о бездомных — дело всей ее жизни. Девушка рассказала «Фоме» несколько историй из своего служения, которые перевернули ее представления о людях с улицы.
После первого посещения палатки для бездомных в «Ангаре спасения» ее запах преследовал меня несколько недель. Он у меня буквально «стоял» в носу. Я не могла его ни заесть, ни запить, не могла нормально вдохнуть — этот жуткий запах был везде. Коллеги, которые дежурили в «Ангаре», для меня были фантастическими героями, людьми из другой вселенной. А я просто вылетела оттуда. Со временем моей обязанностью стало общение с бездомными — я писала их истории для соцсетей проекта. И в какой-то момент эта обязанность переросла в искренний интерес. Каждый раз они удивляли меня не только своими историями, но и личными качествами, поступками. Это меняло не только мое отношение к бездомным, но и меня саму.
Несколько лет назад я познакомилась с бездомной Ларисой. Около пятидесяти лет, тинейджерского вида, с короткой стрижкой, такая общительная, доброжелательная. Она ушла на улицу добровольно из собственной квартиры, когда у ее мужа начались отношения с ее же сестрой. Невозможно представить, как больно и тяжело было этой женщине. Не могу сказать, что я восхищена или что именно так нужно было поступить в этой ситуации, нет. Но эта история меня поразила. Лариса совершенно не обижалась на людей, которые так жестоко с ней поступили. Она просто не хотела стоять на пути чужого счастья. При этом женщина не считала, что ее предали или обидели. Как же нужно любить этих людей, чтобы ради них покалечить себе жизнь? Кстати, у них родился ребенок. Лариса была уверена, что поступила правильно, что главное — это счастье мужа и сестры. А сама тихонько погибала на улице.
Одним из моих первых проектов в «Милосердии» была программа «Возвращение», которая работает до сих пор. Мы помогаем вернуться домой людям, которые приехали в Москву, попали здесь в беду и оказались на улице. В буквальном смысле — покупаем билет домой. Однажды к нам попал дедушка восьмидесяти двух лет, Алексей Корнилович. Он поехал через всю страну из села Амгу Приморского края в Крым — такая вот у него была мечта. Путь сложный и дорогой, но все получилось. Уже на обратном пути в Москве его ограбил таксист, а последние вещи пропали в больнице, куда Алексея Корниловича забрали с улицы. И при этом дедушка ни на кого не злился и даже оправдывал своих обидчиков. Конечно, мы помогли ему попасть домой и даже договорились с местным МЧС о вертолете (часть пути в Приморском крае можно преодолеть только так).
А три года назад произошла важная для меня и остальных сотрудников «Ангара» история. Можно сказать, что она даже стала поворотной в нашем служении. Мы всегда поздравляли бездомных на Рождество: готовили особенный обед, организовывали досуг. А в тот год владыка — епископ Пантелеимон, глава Синодального отдела по церковной благотворительности и социальному служению, благословил придумать что-нибудь и на Пасху. Так сложилось, что вскоре после этого у нас был традиционный отчет: мы наперебой рассказывали о достиженях и забрасывали владыку цифрами (в общем-то, впечатляющими — за год у нас около 23 тысяч обращений). Мы очень гордились, что помогли стольким людям. Владыка слушал все это, слушал, а потом вдруг спросил: «А вы уверны, что нужно все делать именно так? Возьмите лучше одного человека, но уделите ему больше времени, просто поговорите с ним, пообщайтесь. С бездомными нужно дружить». Мы даже немного растерялись вначале: а как дружить? С кем именно? Как его выбрать? Что с ним делать?
На Светлой неделе после Пасхи была хорошая погода, и нам захотелось выехать на природу. Мы решили сделать это вместе с бездомными. Сначала поехали в Саввино-Сторожевский монастырь в Звенигороде, а после него — жарить шашлыки. Мы рассказали об идее одному благотворителю и он пожертвовал килограмм 30 разного мяса, вплоть до индейки и крольчатины. Нас было немного — человек восемь бездомных и столько же нас, сотрудников — столько, сколько поместилось в наши машины. Получился такой небольшой корпоратив. Надо сказать, для меня это было непростое мероприятие.
Где заканчивается грань дружбы с бездомным? Они же не со справками к нам приходят. Друзья не задумываются о том, кто будет готовить, а кто просто сидеть. Я ехала с намерением раздать всем перчатки, а бездомных не подпускать к приготовлению еды. Мало ли что. Но в итоге все пошло не так.
Когда мы приехали, несколько женщин просто рвались помогать с приготовлением еды — они были очень благодарны и хоть как-то хотели принять участие. Вначале я какими-то уловками пыталась их отвести от стола, чтобы они просто посидели. Но скоро поняла, что если продолжу, они все поймут. И им будет очень больно. Никого, кроме меня, эта проблема не беспокоила. И я решила: лучше заболею и умру, но не стану унижать благодарного человека. Слава Богу, никто ничем не заболел, и мы отлично провели время. Хотя к нам приходит очень много людей с разными инфекциями.
И вот мы возвращаемся домой. Вернее, сотрудники возвращаются домой, а бездомные — обратно на улицу. Все это понимали, хотя и не говорили вслух. И чем ближе мы подъезжали к Москве, тем напряженней становилось это молчание. Мы чувствовали какую-то фальшь: вроде бы поехали подружиться, но быстро выяснилось, что у этой дружбы есть предел.
Мне сложно выразить это словами, но в тот момент что-то перевернулось в нашем сознании: мы поняли, что обязаны сделать все возможное для тех, кто пришел за помощью. Потому что если дружить, то до конца. При этом у самих бездомных никакой обиды не было — наоборот, они были очень благодарны и рады. Плохо было нам.
После этого началась работа над сложными программами по социализации и реабилитации бездомных. Мы всерьез стали исследовать причины, которые мешают этим людям жить обычной жизнью. Со временем мы пришли к выводу, что бездомность — социальная болезнь, которая перерастает в зависимость. Социальная она потому, что ней виноват не только сам бездомный, но и общество. Мы считаем, что бездомность можно в ряде случаев вылечить, если правильно диагностировать. Все усугубляется проблемами многих бездомных с алкоголем. Чтобы помогать людям комплексно, нужна работа сразу нескольких специалистов, таких как социолог, психолог, аддиктолог — специалист по зависимостям, социальный работник и, конечно же, священник. На эти исследования и работу с бездомными мы выиграли президентский грант.
Насильно помочь невозможно. У нас нет задачи всем скрутить руки, социализировать и вернуть домой. У человека свободная воля, и мы не собираемся ее нарушать. Жить на улице плохо, если вообще возможно. Человек — образ Божий, который призван трудиться, развиваться, к чему-то стремиться, заниматься творчеством — созидать. А вместо этого огромное количество людей думают только о том, где поесть и поспать. В лучшем случае — поменять одежду, потому что она дурно пахнет. Это деградация. И на это невозможно смотреть равнодушно. Люди опускаются от того, что их вовремя не пожалели, не посочувствовали, не протянули им руку помощи. Наша задача — дать им возможность снова жить обычной человеческой жизнью.
Я стараюсь одинаково относиться ко всем людям, неважно, бездомные они или нет. Мне даже владыка Пантелеимон как-то сказал в качестве отеческого наставления: «Я желаю тебе любить обычных людей так же, как ты любишь бездомных». С одной стороны, было забавно такое услышать, а с другой — сразу стало понятно, над чем мне нужно в себе работать.
| Читайте также:
Дом Друзей
Куда приводит мечта: как москвич создал лучший в столице приют для бездомных
Подготовил Кирилл Баглай
Фото предоставлены Ириной Мешковой
