О сегодняшнем дне ВНИИЭФ мы попросили рассказать его директора Радия Ивановича ИЛЬКАЕВА.Радий Иванович ИЛЬКАЕВ родился 9 октября 1938 года в Иркутской области в семье учителя. С 1961 года, после окончания физического факультета Ленинградского университета, работает в Российском федеральном ядерном центре ВНИИЭФ. В 1996 году назначен его директором. Доктор физико-математических наук, действительный член Российской академии наук, лауреат трех Государственных премий в области науки и техники, заслуженный деятель науки Российской Федерации. Награжден орденами Почета и “За заслуги перед Отечеством”. Дважды удостоен благодарности Президента Российской Федерации. Имеет награды Русской Православной Церкви.
– Радий Иванович, чем сегодня занимается Ваш Институт?
– Сегодня, когда заключен Договор о запрещении ядерных испытаний, для проверки работоспособности наших изделий нам приходится использовать более точные расчеты, более совершенные физические модели, более сложные испытательные установки и экспериментальные методики. Поэтому в последние годы началось серьезное обновление всей расчетно-теоретической и экспериментальной базы Института. Создаются новые математические программы, более мощные вычислительные машины, лазерные, электрофизические и рентгенографические установки. Одновременно мы усилили нашу научную работу в интересах прикладной и фундаментальной физики. У нас налажены отношения с физическими центрами страны и всеми ядерными центрами мира, в которых решаются аналогичные задачи. В общем, мы делаем все, чтобы на новом, очень сложном и ответственном этапе наш Институт мог решать те задачи, которые перед ним ставит государство.
– Молодежь ВНИИЭФ… какая она? Есть ли среди них верующие люди?
– В начале 90-х приток молодежи резко сократился. Мы поняли: если эта тенденция сохранится, то будущего у Института нет. Поэтому мы разработали программу по привлечению молодых кадров. Институт заключил договоры с пятнадцатью лучшими вузами страны, такими, как Московский и Санкт-Петербургский университеты, МФТИ, МИФИ, ННГУ, нижегородскими, казанскими, тульскими вузами. Уже несколько лет к нам приходит по 250-300 человек ежегодно. Это даже больше, чем до перестройки, когда к нам каждый год приходили примерно 185 человек.
Нынешняя молодежь неплохо подготовлена. Она быстро включается в наши основные программы. И если лет десять назад мы опасались, что нам не удастся передать знания, накопленные нашими специалистами, участниками разработок, полигонных испытаний, то сейчас я вижу, что эту проблему мы решим.
Конечно, люди приходят разные. Но я считаю, что институтская молодежь сделает все возможное, чтобы ядерный щит России был надежным. Что касается веры... Я вижу, что у молодых есть интерес к ней. Все они получили атеистическое образование, все воспитывались в достаточно сложных условиях сегодняшнего диковатого капитализма, и все-таки, по моим наблюдениям, они с большим уважением относятся к истории России, православной культуре и православным ценностям. И я нисколько не сомневаюсь, что молодежь будет любить свое Отечество и уважать те духовные ценности, которые Россия накопила за многие столетия.
– Как Вы считаете, верующий человек – хороший работник?
– Верующий человек, на мой взгляд, отличается от неверующего тем, что у него более спокойный, ясный облик. Мне кажется, что ему и живется легче, и на душе у него спокойнее. В этом смысле верующему работа может принести больше радости, чем неверующему. Потому что у него замкнутая философия. На большинство вопросов он знает ответы, а это очень важно. Конечно, каждый человек задает вопросы, но верующий делает это более конструктивным, не агрессивным образом. Этот подход гораздо чаще приносит успех.
– Как складываются отношения ВНИИЭФ и Церкви? Чего в них больше, взаимодействия или противостояния?
– Когда к нам в атеистический город атомщиков в 1991 году впервые приехал Патриарх, практически всё население, все сотрудники Института приветствовали его приезд. Море людей пришло!.. Их никто не приглашал, никто не агитировал…
Мы очень признательны Церкви за ее поддержку. Вспомните 1996 год, для нас один из самых тяжелых. В СМИ фактически началось гонение на ядерщиков. У многих было непонимание роли ядерного оружия в обороне страны. И тогда мы вместе с Церковью провели в Свято-Даниловом монастыре слушания на тему “Ядерные вооружения и национальная безопасность России”. Это была колоссальная моральная поддержка. Владыка Кирилл вел эти слушания, Святейший Патриарх прислал нам приветствие. Поэтому говорить о непонимании между нами не приходится.
Недавно отмечалось столетие прославления Серафима Саровского. И первыми, кто еще в 2000 году начал обсуждать идею этого праздника как события федерального масштаба, были ученые нашего Института, жители Сарова. В этом вопросе было полное единение и Института, и горожан, и Церкви, и государственных деятелей. В 2003 году, когда мощи Серафима Саровского привезли из Дивеевского монастыря в наш храм, восстановленный к торжествам, две ночи к ним непрерывным потоком шли жители закрытого города. Как и Русская Православная Церковь, мы хотим, чтобы наш народ был защищен, благополучен и чтобы возрастала его духовная мощь. В этом мы едины.
Мы будем помогать Церкви, и рассчитываем на помощь с ее стороны. Думаю, это сотрудничество объединит людей, которые имеют благие цели, душевное спокойствие и высокие духовные порывы. А без таких качеств нашим трудным и ответственным оружейным делом заниматься нельзя.
– Кого Вы считаете идеалом ученого и идеалом православного человека?
– Не могу сказать, что среди ученых есть люди, которым я хотел бы подражать на все сто процентов. Мне нравятся многие ученые, особенно те, которые здесь трудились. Однако они в одном отношении могут быть идеалом, а в другом – вовсе нет, и я не могу сказать, что хочу быть похожим на них. Например, их самоотверженное служение науке, своему народу – это для меня, конечно, идеал. Но я прекрасно понимаю, в какое время эти люди жили. Ведь два храма Саровского монастыря были взорваны!.. Как же для меня может быть идеалом человек, который допустил разрушение храмов?
Человек должен брать пример со многих людей. Среди них и Серафим Саровский. Так просвещать людей, так страдать и так терпеть – это действительно святой человек. Нельзя не восхищаться тем, что он давал людям, защищая и поддерживая в них веру.
Конечно, всё это важно, существенно. Но мы люди светские, практические, нам нужно пахать. Идеалы должны быть, но наряду с ними для нас на первом месте наша работа, которая поручена нам народом. Если говорить церковным языком, это наше главное послушание.
– Ваша оценка ядерного оружия. Что это: “детище сатаны” или “щит веры и Отечества”?
– Вполне определенно могу сказать, что этот вопрос идет от недопонимания. Обратите внимание на следующие факты.
Ядерное оружие в Советском Союзе и в Российской Федерации создавалось в ответ. Первая бомба, термоядерное оружие, разделяющиеся головные части, подводные лодки – всё это было ответом. Другое дело, что наши заряды могли быть сделаны лучше, чем у наших оппонентов, или наш ответ был таким, которого не ожидали. Но это был именно ответ, защита государства. На сильного не нападут, не обидят, его не уничтожат.
Это предотвратило серьезную угрозу атомных и термоядерных бомбардировок. Как показали последние десятилетия, силовые методы в политике, к сожалению, не исчезли. То время было еще более суровым. Когда мы создавали термоядерное оружие, американцы имели над нами огромное превосходство по количеству ядерных бомб. Если бы они обогнали нас и в термоядерном оружии, добились бы превосходства уже не в десятки, а в сотни раз, они могли бы решиться на бомбардировки. Искушение применить силу огромно, особенно если есть колоссальное превосходство в силе. Поэтому я считаю, что советские и российские ученые сделали прекрасное оружие. Восхищает, конечно, не его разрушительная сила. Восхищает гений ученых, спасших нашу страну.
Так что, считайте, что это не детище сатаны, а серьезная вещь, которая защитила государство, народ и Православие. Неприятие нашего народа существует в мире и сейчас, и у России по-прежнему есть враги. Они всегда были и будут. Но ядерное оружие защищает в военном отношении нашу страну, ее самостоятельность, дает возможность стране развиваться по пути, который она сама определяет.
– Ваш взгляд в будущее – России, Церкви, Института. Чего в нем больше – оптимизма или пессимизма?
– По характеру я оптимист. Считаю, что у нашего народа и государства есть всё, чтобы разумно, правильно развиваться. И если мы идем не так резво, как хотелось бы, то это, на мой взгляд, из-за нехватки политической воли у тех, кто организует этот процесс, особенно в экономической сфере, которая сегодня подрезает практически все направления. И все же я смотрю в будущее с оптимизмом. Я считаю, что Россия и сейчас, и в дальнейшем себя защитит. Но нашу огромную территорию невозможно защитить никаким количеством солдат. Это полная утопия. Нельзя прикрывать многие тысячи километров сплошным фронтом воинских подразделений. В этих условиях эффективно только оружие сдерживания, основанное на самых последних достижениях фундаментальной и прикладной науки. Я верю, что гений русского народа позволит это реализовать. Наши таланты всегда были на острие самых интересных разработок мирового уровня.
Что же касается нашего Института... Задач у нас много, специалисты есть, поэтому все, что необходимо нашему государству и народу, мы сделаем. Думаю, у нас есть все основания утверждать, что Институт не допустит отставания нашего государства в сфере военной техники.
