В 1966 году в разрушенный до основания страшным землетрясением Ташкент ехала, кажется, вся страна. Со всех уголков Союза тянулись эшелоны со стройматериалами, шли поезда со специалистами всех областей. Восстановить самый большой в Центральной Азии город своим долгом считал каждый.

Тогда же молодой художник, выпускник скульптурного отделения Калининского художественного училища Сергей Трошин и приехал в Ташкент. Талантливый, полный идей и готовый к свершениям, он приехал «завоевывать» город. «Для меня Ташкент был моим Парижем, — вспоминает Трошин. — За одну ночь я нарисовал эскиз монументальной скульптурной композиции на тему Октябрьской революции, ставший настенным рельефом на улице Шота Руставели».

Впрочем, художник по призванию, Трошин вдохновлялся в работе идеей героизации не столько советской истории (это было скорее госзаказом), сколько истории России, возможностью свои мысли, чувства и талант облечь в материальную форму. Он перепробовал все смежные специальности: скульптора, реставратора, художника-иллюстратора, работал на комбинате прикладного искусства московского отделения художественного фонда. 17 лет как медальер разрабатывал эскизы к мелкой пластике, резал из камня и гипса, лил из бронзы медали. И наравне с темами: «Открытие Антарктиды», «История морского флота России», портретными сериями — «Союз-Аполлон», «Полководцы России», появлялись значки-плакетки «Стражи Москвы»: Андроников, Донской, Новодевичий, Андреевский и Даниловский монастыри, или медаль с изображением храма Христа Спасителя. И это в 1983 году! Время, когда на месте храма еще плескались волны бассейна «Москва». В 1985 году сделана медаль «Высоко-Петровский монастырь», где в окружении храмов монастырского комплекса стоит митрополит Петр.

Питер. Крюков канал. Пастель. Темпера. 1980 г.

70-е годы XX века для нашей страны были бурными: восстановление городов, стройки века, покорение горных вершин и северных широт, турпоходы — все это было «позитивной» частью советской действительности и вполне естественной ее потребностью. После Ташкента Трошин и его друзья-художники продолжили свои турпоездки — правда, это были уже поездки по святым местам.

«Мы не уезжали в паломничество, никто об этом не думал. Наши поездки имели одну цель: потрудиться, помочь в восстановлении храмов», — рассказывает Сергей Алексеевич. А что, собственно, еще было реставрировать и восстанавливать художникам в СССР, как не храмы? Реставрация многих памятников культуры, не принадлежавших Церкви, была поставлена на высоком уровне и шла под контролем государства, как было, например, с Соловецким монастырем, который с 1961 года восстанавливался учреждениями культуры в качестве музея-заповедника. Но еще чаще восстановление храма было делом добровольным.

...Незаметно творческие экспедиции трансформировались в трудпоходы, совершаемые из любознательности поездки сделались паломническими. Случилось невозможное. В стране воинствующего атеизма религиозность и искра веры зарождались там, где, казалось, было уничтожено все до основания. Они передавались, как фольклор, из уст в уста.

...Монастырь за монастырем, храм за храмом, параллельно с основной работой на комбинате… И все сложнее становилась работа в храмах, превращалась в настоящую реставрацию.

Эта история случилась в Радонеже, где Трошин работал в бригаде реставраторов. «Помню, в Преображение был на Литургии. Пошел приложиться к аналойной иконе. Меня поразило тогда, что рядом с живописной иконой лежала резная. Приложился, и мне вдруг стало так хорошо, тепло и ясно. Я физически ощутил праздник. Не то чтобы окно открылось. Я почувствовал, что икона действительно — стимул к познанию первообраза. И параллельно с современной, прямо скажем, часто неудачной живописью, живет особенная, сделанная непосредственно глаза в глаза. Это был образ, который воздействовал непосредственно. Если мерить категориями моей жизни, это было не так давно. Я начал резать скульптуру на религиозную тематику. Это была работа исключительно для себя, совсем не думал ни о каких выставках. Да и кому были бы интересны мои бабки «Под епитрахилью» или скульптура «К причастию»? Но с деревянной скульптуры начался мой путь к пластическому образу иконы».

Работы Трошина, вырезанные из можжевельника и кипариса, красного дерева и самшита, сегодня украшают храмы в Архангельске, Рязани, Вильно и Москве. Его резные иконы стоят в иконостасе единственной православной часовни «Воскресения Христова» в Дахау. А страстной цикл, выполненный в красном и черном дереве, готов к отправке в Голгофо-Распятский скит на Анзере.

Вокруг деревянной иконы ведутся споры, ведь для русской культуры объемные изображения считаются нехарактерными, а значит, и непривычными для зрителя. Скорее всего, это связано с тем, что резная скульптура и икона не раз находились под запретом Святейшего Синода. Традиция, пришедшая в XI веке из Византии, была пресечена в петровскую эпоху. Под запретом тогда оказалось изготовление и употребление в церквях резных икон. Запрещено было иметь «резные и отливные» иконы даже в домах. Впрочем, центры резного позолотного искусства (а иконы на рези и скульптуру часто расписывали, пытаясь в росписях передать иконописную технику) сохранились в монастырях (Троице-Сергиевой, Киево-Печерской лавре, Псково-Печорском, Кирилло-Белозерском, Соловецком монастырях). Монастырские летописи так и продолжали называть среди важного церковного убранства «иконы на рези».

Но вопрос по-прежнему всплывает. И Алексей Трошин, стоя у своих работ в стенах Московской духовной академии, где сейчас проходит его персональная выставка, говорит: «Будучи в монастырях Греции, на Кипре, я убедился в равнозначности живописного, резного, каменного образа и мозаики. На чём и чем сделана икона — ровным счетом значения не имеет. При чем здесь материал?! Образ Божий поругаем не бывает. Да “нравится — не нравится” — не категория оценки вообще! Дело в том, что живопись, скульптура, икона обязывают к определенной подготовке и восприятию. И когда я берусь за библейские сюжеты, я понимаю, что они требуют такой простоты, чистоты, ясности и высочайшей мудрости, которую, не знаю как и достичь! Только, наверное, очень глубокой верой... Не знаю, получается ли, но я стремлюсь к простоте тех икон, которые видим у коптов. Не сказать, что они по-детски наивны, но мудро просты. Как просто Евангелие. Это простота, за которой скрывается глубочайшая истина и тысячи смыслов».

Под Епитрахилью. Сосна. 2000 г.

Встреча. Можжевельник. 1987 г.

К исповеди. Сосна. 1983 г.

Васьк – Нарва. Храм Ильи Пророка. Акварель. 1980 г.

Святой Иоанн Предтеча. Ангел пустыни. Красное дерево, дуб. 2005 г.

Преподобный Тихон Калужский. Акварель.1983 г.

Пресвятая Троица. Кипарис, дуб. 62х50 см. 2005 г.

Несение Креста. Кедр. 1989 г.

Фото Юрия ЛЮБЦОВА

0
0
Сохранить
Поделиться: