"О том, что было от начала, что мы слышали, что видели своими очами, что рассматривали и что осязали руки наши, о Слове жизни, - ибо жизнь явилась, и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам вечную жизнь, которая была у Отца и явилась нам..."
(I Иоан. 1:1-2)
В фильме "Бриллиантовая рука" герой Миронова просыпается в холодном поту после кошмарного сна. Мы видим его глупо-испуганное лицо, нелепую сеточку на голове... Эпизод, безусловно, комический. Потом камера выхватывает висящую в красном углу икону с лампадкой. По замыслу создателей фильма это, видимо, должно было усилить сатирический и комический эффект. Еще бы: раз Бога нет, то и икона служит характеристикой неразвитого человека. Этакий талисман суеверности: ведь вера и суеверие тогда воспринимались как "близнецы-братья" (хотя против этого бунтует даже само словообразование: суеверие, т.е. суетная вера). Тем не менее, в массовом сознании икона была именно таким атрибутом отсталости и серости, свойственным бабушкам из прошлого. А потому в глазах авторов и зрителей этой замечательной комедии, икона в доме незадачливого контрабандиста - это комично.
Подобное отношение к иконам и иконописи осталось в прошлом. Теперь икона воспринимается, прежде всего, как памятник национальной культуры. Об иконах говорят, пишут книги, устраивают выставки... Однако в каком-то смысле этот подход мало чем отличается от прежнего. Ведь если задуматься: зачем создаются иконы? В отличие от картин, иконы не пишутся для музея или выставки. Для христианина икона - это способ молитвенного общения с Богом. Икона наполнена жизнью, она не мертвый памятник делам давно минувших дней, не "преданье старины глубокой".
Поэтому нашими собеседниками будут именно те специалисты - ученые, искусствоведы, иконописцы - для которых икона (греч. eikona - образ) и есть прежде всего образ. Живой образ Бога и Царствия Небесного.
* * *
Существуют два совершенно различных направления среди верующих. Некоторые - а может быть, и все иконописцы считают, что икона не только должна быть написана по канонам, но пронизана благоговением и молитвой и освящена в церкви, и что икона, воспроизводимая искусственным образом (напечатанная в типографии - прим. ред.), в этом отношении чего-то лишена. Меня бесконечно радует, что, вопреки суду опытных иконописцев, на Руси столько чудотворных икон, которые любой знающий иконописец назвал бы плохими иконами, что Бог Свою благодать соединяет не с совершенством иконописного искусства. Как через нас, людей несовершенных, передается другим благодать, так и через несовершенное человеческое произведение Бог доносит благодать до людей.
Я не сомневаюсь в том, что бумажная икона - надорванная, заклеенная, приделанная к дощечке или клейкой бумаге, изображающая Спасителя, Божию Матерь или кого-то из святых, является святыней в самом сильном смысле этого слова (так же, как каждый из нас является образом Божиим, как бы мы ни были изуродованы грехом и несовершенством). И икона, по моему глубокому убеждению, делается такой святыней не потому, что ее писали так или иначе, а потому, что она взята, положена на святой престол, окроплена святой водой; в древности иконы еще миропомазывали так же, как миропомазывают христианина после его крещения, - и она тогда входит в тайну Церкви и благодати.
Я вам сейчас выразил свое глубокое убеждение; я не утверждаю, что прав, но я с благоговением храню бумажные иконы, доставшиеся мне от матери или от людей, которых я любил, и я не вижу в них разницы в этом отношении. Но я не настолько невежествен, чтобы не понимать, что икона, написанная по канонам, не только как бы фокусирует благодать, является центром излучения, она является тоже поучением; но это другая тема.
* * *
Если сравнивать икону и картину - у каждой свои преимущества, в зависимости от того, о чем вы говорите и что хотите сказать. Картина дает изображение того, что этот наш тварный мир на сей день содержит: добро и зло, свет и тьму, борение - и победу, и поражение, совокупность всего, включая и неудачу, и становление, и двусмысленность. В этом смысле охват картины шире, чем охват иконы, потому что икона исключает целый ряд вещей. Икона не старается дать картину становления зла; вернее, когда зло присутствует в иконе, оно приражается добру (скажем, дракон на иконе Георгия Победоносца), но это олицетворенное зло, которое ясно присутствует, оно не пронизывает вещи так, как двусмысленность может пронизывать их в картине.
Из иконы исключено очень многое. Но зато в ней очень ясно присутствует божественное, вечное измерение, абсолютное измерение. В этом смысле она дает больше, чем картина. Но я не думаю, что справедливо было бы сказать: или - или. Если вы держите картину в храме вместо иконы, вы делаете ошибку, потому что она не на месте; но как прозрение в действительность вещей и картина имеет свое место. И когда я говорю о картине, то же самое можно сказать и о всех проявлениях в порядке искусства...
Мне кажется, что с каноном или с классическими иконами дело обстоит так же, как с музыкой. Человек учится на великих произведениях и развивает свой вкус, свое восприятие, технику до момента, когда, вместив в себя все, он ненамеренно начинает творить - не с целью написать музыку иную, чем музыка Бетховена или Моцарта, а просто потому, что он воспринял все, что мог получить от прошлого, и изнутри этого прошлого вырастает нечто новое. Мне кажется, что когда молодые художники (я сейчас думаю о Западе) делают попытки написать иконы, которые были бы "современны", они поступают как люди, которые, не учась музыке, не пройдя через строжайшую дисциплину произведений прошлого, хотят творить что-то новое...
В Древней Руси считалось, что быть иконописцем - это целый аскетический, морально-созерцательный путь. И слишком много людей сейчас на Западе среди неправославных берутся за иконы и пишут иконы промеж дела; то есть они пишут и портреты, и картины, и иконы, и считают, что православное творчество, русское и других православных стран, отжило, потому что оно не укоренено в их культуре. Но, к сожалению, культура-то западных стран оторвалась от православного миросозерцания и опыта так давно, что из культуры, которая началась с Ренессанса, нельзя творить икону.
У нас есть самоучка-испанец, который начал писать иконы и теперь даже школу открыл. Первая моя встреча с ним была не очень удачна. Пришел он ко мне и сказал: "Вот, мне предлагают купить две иконы, и я не знаю, стоит ли их покупать. Можете ли вы мне сказать, что вы о них думаете?" Я взглянул и говорю: "Выкиньте вон - дрянь!.." Он встал и сказал: "Простите, это моя работа!" Я ему ответил: "Сам виноват, не обманывай..." Это действительно было нечто неосветимое. Он и рисует хорошо, и краски кладет хорошо, только в совокупности это была попугайщина какая-то, и на такой предмет молиться невозможно, потому что он выдумал; он взял образ и "улучшил". Он считал,., что Рублев, Феофан примитивны, мы развились с тех пор. Но есть люди, которые пишут изнутри молитвенной традиции, а не изнутри техники.
* * *
Помнится, Григорий Палама ясно говорит, что он видит образ Божий в человеке в том, что человеку дано, наподобие Бога, быть творцом. Мне кажется, что в искусстве человек должен быть художником и выражать то, чему его учит его вдохновение и его умение; но в момент, когда художник старается сделать из своего дела, мастерства иллюстрацию своей веры, это большей частью становится халтурой. Возьмите Толстого: пока он пишет роман, это может быть прекрасно; как только он начинает "думать" - ой! Потому что вместо свободного потока вдохновения он начинает приспосабливать вещи под какую-то систему. Я думаю, что художник должен иметь смелость в какой бы то ни было области действовать как художник. Если он пропитан своей верой, ему не нужно сличать с ней свое вдохновение, потому что они не только переплетены, - они составляют одно. Но я не думаю, что можно ожидать, скажем, от православного художника, чтобы он писал православные иконы, православные пьесы или православную музыку, если он не является православным иконописцем или композитором. Если говорить о чем-то более примитивном, то в книге Иисуса Сираха, в 38 главе, говорится о врачах; там ясно сказано, что Бог сотворил врача, дал ему ум, способности и т.д. - ясно проводится линия, что все дарования от Бога; а как мы их употребляем - это уже зависит от нас.
* Составлено по: Митрополит Сурожский Антоний. О ВСТРЕЧЕ. Клин, "Христианская жизнь", 1999 г. Стр. 1J7-J22.
