МАМИНО СЧАСТЬЕ

Как современные, эмансипированные, «испорченные» высшим образованием дамы становятся православными женами и многодетными матерями?

Об этом размышляет православная москвичка, мать четверых детей.

Мечты о семье

Я всегда хотела выйти замуж и иметь большую семью. Любящий муж, собственный дом, дети.

Эти мечты, наверное, были следствием того, что в моем детстве мама присутствовала лишь эпизодически — я жила у бабушки, ходила в детский сад на пятидневку, ездила с этим садом на дачу.

А родители брали меня только на выходные и один месяц летом. Остальное время мы общались по телефону. Они жили на другом конце Москвы, много работали, папа часто ездил в командировки, и тогда мама меня вовсе не забирала от бабушки — добраться с ребенком из Бескудниково в понедельник утром было практически нереально.

Потом нам посчастливилось поменяться на Речной вокзал, и я стала жить с родителями.

Только рано радовалась, мое счастье «обладания мамой» длилось меньше года. Родился маленький брат, и все внимание было переключено на него.

Меня не обижали, старались получше одеть, выполняли многие прихоти, но…

Школьные годы пролетели быстро, началась институтская юность. Поступив в престижный вуз, старалась подражать бомонду: ходила на тусовки, моталась по ресторанам, покуривала. В общем, пустилась во все тяжкие. Строгое домашнее воспитание позволяло соблюдать правила приличия, но я балансировала на острие ножа, еще шажок и... пропасть.

На похоронах бабушки друзья познакомили с молодым человеком, которому, волею судьбы, суждено было изменить мою жизнь. Несмотря на некоторые странности, он был интересным собеседником, умел внимательно слушать и отвечать. Постепенно я стала задумываться о жизни, о том, что происходит со мной и как быть дальше.

Митя и его компания ходили в церковь, потянулась следом и я. Имея обширные, но поверхностные знания в разных областях, привыкнув верховодить в компаниях и всегда быть в центре внимания, я и в этой компании пыталась быть на первых ролях. Они крещеные — крестилась и я. Они ходят в храм каждую неделю — я тоже. Ничего не зная о вере и Христе, не понимая службы, я упорно пыталась делать вид, что все знаю и умею. Спросить о чем-то считала ниже своего достоинства.

Я могла прийти в храм к середине Литургии, подойти на исповедь, назвать имя и, получив разрешение, причаститься.

Не только о чтении правила, но и о том, что нельзя есть после полуночи перед Причастием, и надо поститься, не имела ни малейшего представления. Да и не стремилась узнать. В той компании я искала мужа, не более того. При этом продолжала общаться с институтскими друзьями, ходила на модные тусовки.

Женитьба приятеля словно ударила меня обухом по голове. А я-то считала, что он мне симпатизирует!

Но, жизнь продолжается, надо смириться и идти искать дальше. В церковной компании мне было достаточно комфортно, поэтому решила перейти на работу в эту сферу — в Издательский отдел РПЦ.

Но там — та же история. Все приличные парни либо сосватаны, либо дружат с кем-то из своей среды. Я — белая ворона, да еще и с претензиями. Постепенно начала понимать, что, видимо, не так хороша, как казалась себе, и не знаю ничего толком, зато самомнения и эгоизма — выше крыши.

Любовь и скорби

И тут, видимо, Господь коснулся моего сердца — я полюбила. Полюбила так, что готова была всем пожертвовать ради этого человека, и под влиянием любви и любимого начала постепенно меняться.

Всякие тусовки стали ненужным и нелепым времяпрепровождением. С большим трудом, через боль и слезы избавлялась от самолюбия и эгоизма, становясь иной и внутренне, и внешне. Через какое-то время начала читать духовные книги, Евангелие, потихоньку училась молиться и работать над собой.

Когда этот труд принес некоторые ощутимые плоды, мой любимый ушел в монастырь, и я опять чуть не сломалась. Держалась лишь чьими-то молитвами, поскольку сама и сейчас еще толком не умею молиться, и тем, что чуть ли не каждую неделю ездила в Питер, к святой блаженной Ксении.

Сердечная рана постепенно зарубцевалась, я уже спокойно могла говорить о том человеке и... с ним самим.

Он очень много сделал для меня в жизни — по-настоящему привел к Богу, учил молиться, исповедоваться, читать духовные книги, любить. Любить кого-то не для себя, а для любимого, делать так, чтобы хорошо было ему, а не мне. Это очень трудно: надо полностью забыть о себе и раствориться в любимом человеке.

Так и думалось, что дальше буду жить, как живу — ходить в храм, общаться с друзьями, быть всем для всех, а вечером приходить домой. Но, Боже мой, как тяжело и страшно возвращаться в пустой дом, где тебя никто не ждет, как хочется иногда завыть от одиночества…

Я снова стала мечтать о семье: молилась, плакала, просила. Несколько раз ездила в Лавру, просила батюшек там сосватать меня за семинариста. А годы шли. Переступив тридцатилетний рубеж, поняла, что семья и дети не для меня, и как-то внутренне успокоилась. Но именно тогда, когда я перестала страстно желать мужа, появился человек, предложивший мне руку и сердце.

Я полюбила его, но это не было всепоглощающей страстью, просто мне было хорошо с ним и плохо в его отсутствие. Через год общения мы обвенчались.

Еще через год наступила беременность. Проходила она очень тяжело — несколько раз пришлось лежать на сохранении, пить кучу лекарств и делать уколы. Потом — срочное кесарево в родах и жуткая обида на всех. Особенно на родившуюся дочь. Прекрасно понимая, что малышка ни в чем не виновата, я никак не могла смириться с кесаревым и во всем обвиняла ее. Состояние было ужасное — ходила как на автомате, кормила, пеленала, купала, но никаких чувств, кроме обиды, не испытывала. Перелом наступил вдруг. Однажды ночью, проснувшись от плача девочки, я вдруг увидела ее другими глазами. Лежит такая маленькая, беспомощная и ждет, пока я ей помогу, радуется мне и любит, просто любит, потому что я — мама. В сердце поднялась теплая волна любви, я прижала к себе этот крохотный комочек и долго просила у дочери прощения за свой дурацкий эгоизм, амбиции и обиды.

Доченьки-доченьки

Дочери было девять месяцев, когда я поняла, что она уже старшая. Вторую беременность пробегала без всяких врачей и сохранений. И дочку на руках носила, и в бассейне плавала — все было хорошо. Удручало одно — предстоящее кесарево.

Начались поиски врача, который разрешил бы мне рожать самой. Нас познакомили с Романом Николаевичем Гетмановым, и в назначенный срок я легла в 1-ю Градскую больницу. Обойтись без операции не удалось, но при нормальных врачах и отношение к происходившему было совсем другое. Ни обиды, ни апатии. Часа через три после кесарева Роман Николаевич принес мне родной кулечек, и дочку даже удалось приложить к груди. И домой мы ушли раньше, и вообще все было хорошо.

Конечно, первое время пришлось несладко, но очень выручила мама, забрав меня с малышками на дачу, как только младшую воцерковили и я смогла причаститься.

А в отпуск мы в тот год предприняли довольно смелую вылазку — поехали к друзьям мужа в Новгородскую область. Почти месяц жили в церковной сторожке на краю деревенского кладбища. Когда батюшка приезжал служить, мой муж, к тому моменту рукоположенный во диакона, служил тоже, а я читала и пела вместе с матушкой, одной рукой держа старшую дочь, а другой впихивая соску в рот младшей, висевшей у меня в «кенгуру».

Во время нашего отдыха в стране случился дефолт, и тут я в очередной раз убедилась, что Господь милостив, и помощь Его приходит тогда, когда она нужна. У нас практически не осталось денег, в магазине кончились продукты, но мы были всегда сыты — постоянно приходили бабушки и приносили огурцы, картошку, молоко, яйца. Батюшка привез нам сахар, масло и муку.

Так мы прожили до конца отпуска, а вернувшись в Москву, обнаружили потекший и не подлежащий ремонту холодильник и пропавшие заготовки. И опять все решилось с Божьей помощью. Заняли денег, купили холодильник, а потом и стиральную машинку, и жизнь вернулась в свою колею.

Когда старшей исполнилось два года, мы начали ходить с ней на развивающие занятия, но вскоре это стало неподъемно по деньгам, и пришлось бросить. Примерно через месяц позвонила преподаватель и предложила водить дочку бесплатно, на что мы с радостью согласились — там было очень интересно. Детки рисовали, лепили, занимались с психологом.

На рождественскую службу меня отпустили в храм, удалось даже почитать Великое повечерие, и появилась надежда, что к осени девочки подрастут и я смогу вернуться на клирос.

Но в ноябре наша семья стала многодетной — родилась третья дочка. Именно с ее появлением на свет я поняла, почему говорят, что один ребенок — не ребенок, два ребенка — полребенка и только три ребенка — ребенок. Я в самом деле почувствовала себя взрослой и мамой.

Старшие ходили все на те же «развивалки», маленькая тянулась за ними — рано встала и быстро пошла. Кстати, вставали они все раньше, чем садились, и было забавно наблюдать за малышкой, которая стоит, вцепившись в верхнюю перекладину кроватки, и не знает, что делать дальше. Ноги уже устали, пальчики побелели от напряжения, но падать вниз так далеко, а сесть не получается. Приходилось под дикие вопли отдирать ее ручки от перекладины и усаживать-укладывать, чтобы минут через десять все начать сначала.

В смысле воспитания детей нам очень повезло с Ксюшиным крестным, нашим духовником. Сам из священнической семьи, воспитанный с младенчества в Православии, он объяснял нам, неофитам, что и как делать с детьми. Как водить их в храм, учить молиться, соблюдать посты. Повезло и с книжками — как раз начали издавать дореволюционную детскую литературу — Чарскую, Бернетт, Лукашевич и других авторов. Появились книги Ганаго и Вознесенской.

Когда младшей дочке исполнилось два с половиной, родился наш сын. Ожидая его появления на свет, я молилась преподобному Александру Свирскому и еще очень просила, чтобы родилась двойня, но второго чуда не произошло, мальчик у нас один.

Родился он очень слабеньким и некоторое время лежал в реанимации. Туда можно было пройти, посмотреть, и когда я абсолютно безошибочно подошла именно к своему кувезу, медсестра очень удивилась — дети лежали не подписанные. На самом деле, все было просто — наши малыши при рождении были абсолютно одинаковыми. Подрастая, они менялись внешне, только две старшие так и остались очень похожими друг на друга.

Мысли вслух

Старшие дети в многодетных семьях более ответственны, чем младшие, они раньше взрослеют, больше помогают и меньше капризничают, но в духовной жизни дольше пребывают в младенческом возрасте. Во всяком случае, так получилось в нашей семье.

Старшая дочка кушала перед Причастием лет до трех, а следующая в два года уже подходила к Чаше натощак. Так делали и с остальными детьми. То же самое происходило с вечерним и утренним правилом, посещением храма и постом.

Правило мы читаем с ними детское, но младшие стоят и читают молитвы наравне со старшими, мясо постом младший сын в три года уже не получал, тогда как старшая ела мясо лет до пяти. Старшие дети по благословению духовника до сих пор приходят на Литургию к Херувимской, а в более раннем возрасте мы их приводили сначала к «Отче наш», потом к «Верую»*. Младший приходит сейчас вместе со всеми, поскольку нет возможности оставить его дома и привести попозже. Младшие раньше хотят исповедоваться, в более раннем возрасте начинают посещать воскресную школу. Надеюсь, это не обернется в дальнейшем негативным отношением к храму и нежеланием ходить на службу.

Конечно, каждому возрасту — своя мера, и раньше в больших семьях всегда был кто-то, кто помогал маме заниматься с детьми как положено. Маленьким читали одни книжки, старшим — другие. Играли по-разному, в храм ходили по очереди. У нас так не получается. Папа перед сном читает детям одну книгу по их выбору, и очень часто это — Жития святых. Все остальное — тоже вместе. Единственное, что я стараюсь делать отдельно от детей — исповедоваться и причащаться... Пусть раз в месяц, но я прихожу на всю службу и спокойно стою, не отвлекаясь на детские проказы, поскольку вижу, как порой изнывают маленькие дети, приведенные к началу службы мамой, которая хочет помолиться сама. Они сидят на скамейках или ступеньках клиросной лестницы, балуются в притворе или носятся без присмотра по церковному двору. Считаю, что это неправильно. Если нет возможности попросить кого-то привести детей к тому моменту службы, когда благословил духовник, лучше маме в какой-то день привести к Причастию детей так, чтобы они могли спокойно постоять и помолиться в меру своих сил, в другой — прийти самой. Тогда и дети не будут воспринимать службу как что-то длинное и непонятное, когда нужно долго стоять, нельзя вертеться и разговаривать

Для ребенка приход в храм каждый раз должен быть радостным событием, чтобы хотелось туда возвращаться снова и снова.

Детский пост тоже отличен от взрослого; и Новый год, и 8 Марта в школе мы с детьми празднуем. Дети не ходят до Рождества на различные елки, и Женский день воспринимают просто как праздник мам, бабушек и девочек. Лишать их всего этого считаю неправильным. Дети живут в этом мире, общаются со сверстниками, ходят в школу и не должны чувствовать себя белыми воронами, которым ничего нельзя. Возможно, видя наше отношение к светским праздникам, телевизору, современным книгам и журналам, они тоже постепенно от этого откажутся, но запрещать — нельзя.

Наши дети ходят с дедушкой в Дом кино на хорошие нравственные картины, у нас есть телевизор, по которому мы смотрим в основном новости, а фильмы предпочитаем смотреть на видео. Но телевизор спокойно стоит на кухне, пульт никто не прячет. Дети, оставаясь одни, могут свободно его включить, но этого не делают. Выбирая книги и журналы для чтения, они спрашивают меня или мужа, можно ли это прочитать, и слушаются.

Как будет дальше, пока не знаю. Надеюсь на помощь Божию, потому что без Него и Его Пречистой Матери воспитать ребенка нравственным сложно. Слишком много гадкой рекламы развешано на улицах и в транспорте, взрослые и дети кругом говорят, перемежая русские слова жаргоном и просто неприличными выражениями. При этом они не ругаются, они так разговаривают. Даже школьные учителя — не исключение.

Нам пока очень везет на учителей и друзей детей. Учимся мы там, где нас позвали бесплатно ходить на «развивалки» — там есть и подготовка к школе, и школа. Есть даже свой театр, что очень важно для наших малышей, поскольку дает им возможность вылезти из скорлупки, научиться общаться и не бояться публичных выступлений. Правда, это не мешает старшей каждый раз реветь перед экзаменом по фортепиано, а младшей третий год подряд молчать на вступительных в музыкальную школу...

Сейчас, глядя на свою семью и вспоминая юношеские метания, понимаю, что Господь каждому из нас дает просимое только тогда, когда человек готов принять этот дар. Надо ждать и надеяться. И по вере вашей да будет вам!

На заставке фрагмент фото Flickr.com/PRODonnie Ray Jones