Погода в день рождения Натальи Петровны выдалась ясной, как по заказу. До этого неделю шли дожди, земля кисла, а небо смотрело на город хмуро и безрадостно.
И вдруг с утра — такой подарок! Наталья Петровна, поглядев в окно, радостно вздохнула:
— Слава Тебе, Господи!
До вечера нужно много успеть: приедет сын с семьей, каждому надо приготовить то, что он любит. Может, и Елена доберется из соседнего района. Правда, в последнее время подруга жаловалась, что с трудом доходит даже до магазина. Но кто знает — вдруг и ей полегчает в такую-то погоду?
Первым делом Наталья Петровна добежала до церкви. Для женщины в шестьдесят пять лет слово «добежала» звучит, наверное, слишком смело, но в этот день ей все давалось легко. Она купила свечки, поставила перед любимыми образами. Пожилые прихожанки, знавшие о том, что у Натальи Петровны день рожденья, дружно пропели «многая лета». Наталья Петровна пригласила их в гости, только не сегодня, а завтра.
— Сегодня сын приедет, — сказала она, извиняясь. — Семейный ужин...
Вернувшись домой, она пристально оглядела единственную комнату, кухню, прихожую... Не помешает еще раз пройтись влажной тряпкой — как-никак невестка в гости пожалует. Да и сыну незачем знать, что матери все труднее наклоняться или забираться на табурет, чтобы смахнуть пыль с верхних полок. Не такая уж она и старая...
Ей казалось, что сын Вадим в последнее время стал к ней невнимателен. Редко звонил, заезжал и того реже. Понятно, что живут молодые на другом конце сибирского мегаполиса, оба работают в серьезной фирме, дел хватает.
Раньше, до того как Танечку отдали в садик, Наталья Петровна отводила душу с внучкой. Но вот уже два года Танечка живет в другом районе, и, чтобы ее повидать, бабушке приходится самой добираться туда через весь город.
Наталья Петровна прикинула в уме, сколько же она не слышала голос Вадима в телефонной трубке. Да, почитай, уже неделю...
«Ну, сегодня увидимся, — успокоила она себя. — Не могут же они забыть про мой день рожденья!»
Удержалась от того, чтобы позвонить самой и спросить, когда их ждать в гости. Как будто решила проверить: забудут или нет? Отогнала неприятные мысли и взялась за праздничные хлопоты.
Невестка Валентина любит соленую рыбу. Для нее Наталья Петровна припасла кусочек горбуши собственного посола. Со вчерашнего дня готов рулет из курицы, сын его с детства обожает... Для Танечки застывает в холодильнике разноцветное фруктовое желе. А еще будут запеченная телятина, бабушкин «фирменный» торт с клубникой и слоеные пирожки с мясом!
Наталья Петровна взглядом полководца окинула содержимое холодильника. Обычно она жила скромно — много ли нужно одинокой пожилой женщине. Но сейчас на полках выстроилась целая армия банок, цветных пластиковых упаковок, бутылочек с соусами...
Зазвонил телефон. Наталья Петровна птицей метнулась через всю комнату: сын спешит ее поздравить! Наверное, уже звонил, пока она была в храме...
Это оказалась подруга Елена.
— Наташенька, с днем рожденья! Здоровья тебе, долгих лет да внуков побольше! Твои-то о втором малыше не думают?
— Спасибо, Леночка. Да кто их знает! Они же мне не докладывают...
В голосе против воли прозвучала обида. Наталья Петровна взяла себя в руки: еще не хватало осуждать близких людей!
— Ну, у них, молодых, все впереди! Это мы, старики, уже ни на что не годны, — пошутила Елена. — Ты уж прости: не смогу я сегодня к тебе приехать. Со вчерашнего дня лежу: давление зашкаливает. А подарок для тебя давно уже припасен!
Поговорив еще немного, подруги тепло распрощались. Наталья Петровна вернулась к стряпне.
Радости на душе поубавилось: она соскучилась по Елене. А еще было неприятно вспоминать тон, которым она сама говорила о сыне с невесткой. Какой толк обижаться на молодое поколение? Ведь жизнь сейчас так изменилась! Попробуй-ка устройся в ней так, чтобы и тебе, и близким все нравилось!
День пролетел незаметно, за окнами начало смеркаться. Наталье Петровне звонили еще несколько раз: коллеги по институту, где она когда-то работала, давняя, но не очень близкая приятельница, молодые девчонки из храма... На часах была уже половина седьмого. Хоть бы Вадим позвонил, что они уже выехали, тогда Наталья Петровна мигом сунула бы в духовку телятину, чтобы к приезду гостей мясо как раз
покрылось аппетитной корочкой!
К семи часам она накрыла на стол. Ваза для цветов стояла на виду. Вино можно достать из холодильника позже. Осталось прикрыть накрахмаленной салфеткой корзинку с красиво разложенным хлебом. Ну, вроде все готово... Где же вы, гости дорогие?
К девяти вечера она перестала реагировать на шаги на лестнице. Все они сначала приближались к ее двери, но потом неминуемо начинали удаляться. Телефон молчал.
Наталья Петровна обвела взглядом праздничный стол. Блестели вазочки с закусками, сверкали начищенные приборы, снежно белели салфетки, в нетронутых фарфоровых тарелках отражались рожки люстры. Над всем этим бесстрастно тикали трофейные настенные часы, доставшиеся ей от отца. Стрелки с неторопливой немецкой основательностью переползали от одной готической цифры к другой.
Когда часы пробили десять, Наталья Петровна поднялась со своего места, чтобы убрать со стола, и застыла, опираясь руками на столешницу и опустив голову. У нее болезненно, нехорошо ныло сердце.
Все ее хлопоты, хорошее настроение, утренняя радость — все оказалось зря: про нее забыли. Значит, напрасны не только телятина в духовке, красивые ломтики соленой горбуши и слоеные пирожки. Вся ее жизнь, отданная сыну, — тоже напрасна... Так, что ли?
Женщина беспомощно огляделась в поисках флакончика с лекарством. Он оказался на тумбочке у кровати. Наталья Петровна дотянулась до него, снова села за стол, налила себе в бокал морса из прозрачного кувшина. Лекарство сильное, нужно строго соблюдать дозировку. А может, Бог с ним, сегодня выпить немножко больше? После такого расстройства можно и до утра не дожить.
Наталья Петровна внимательно посмотрела на пестрый флакон. А стоит ли доживать? Если ты на старости лет оказалась не нужна единственному сыну — зачем продолжать и дальше коптить небо? Наталья Петровна с горечью усмехнулась. У нее полфлакончика сильнодействующих таблеток, а много ли ей нужно, чтобы заснуть навсегда! Взгляд женщины упал на иконостас. Богоматерь смотрела внимательно и строго.
— Твой-то Сын о Тебе и на Кресте помнил! — сказала Ей Наталья Петровна. Дескать, Тебе не понять, так что и не осуждай...
Она высыпала на скатерть с дюжину крошечных белых таблеток. Происходящее казалось ненастоящим. Словно какая-то другая женщина сидела в пустой квартире за ломящимся от праздничных блюд столом и раздумывала, не свести ли ей счеты с неудавшейся жизнью. Натальей Петровной эта женщина быть никак не могла. Наталья Петровна никогда не чувствовала себя такой одинокой, покинутой и никому не нужной. У Натальи Петровны были сын, подруги, Бог, в конце концов. И совершенно непонятно, что заставляло ее сейчас собирать в щепоть эти несчастные таблетки и...
В дверь коротко, решительно позвонили. Наваждение разом пропало, отпустила сердечная боль. Женщина сама не поняла, как оказалась в прихожей. Не заглядывая в глазок, распахнула дверь... И отступила.
На площадке стоял сосед из квартиры напротив, высокий мужик лет тридцати, которого, кажется, звали Александром.
Наталья Петровна жила в этом доме уже несколько десятков лет и знала почти всех, но этот снял квартиру всего несколько месяцев назад. Он был смуглым и черноволосым, смахивал не то на цыгана, не то на кавказца. Наталья Петровна то и дело видела его с какими-то женщинами, а, проходя мимо его двери, частенько слышала в квартире женский смех, который казался ей вульгарным. Больших компаний сосед к себе не водил, но люди, которые к нему ходили, не внушали Наталье Петровне доверия. Как и он сам.
Не будь она так расстроена, этот человек, скорее всего, не переступил бы порога ее квартиры, а сейчас ей пришлось разговаривать с ним в прихожей.
— Добрый вечер, — у мужчины был довольно приятный голос, но все впечатление портил сильный запах табака. — Вы уж, ради Бога, простите за поздний визит! Хочу у вас спички попросить — моя зажигалка мне изменила, теперь и прикурить не от чего...
«Да уж куда еще курить-то!» — изумилась Наталья Петровна, но вслух вежливо сказала:
— Подождите минутку, я сейчас!
Спички лежали на кухне, на маленькой полке с иконами. Когда хозяйка вернулась в прихожую, незваный гость с интересом рассматривал ее комнату. Наталья Петровна протянула ему коробок спичек и сказала уже суше:
— Возьмите.
— Вот спасибо! — Александр улыбнулся и кивнул на накрытый стол: — У вас какой-то праздник?
— День рожденья, — неохотно пояснила Наталья Петровна. — Сын с невесткой скоро должны приехать.
— Понятно... — протянул сосед
и посмотрел куда-то прямо и вверх.
Даже не поворачивая головы, женщина знала, что он там видит: стрелки настенных часов показывали начало одиннадцатого.
— Ваш день рожденья? Поздравляю! Ох, и наготовили же вы — как будто целую дивизию ждете! Повезло вашему сыну. Была бы у меня такая мать, я бы ее на руках носил. Ну, всего вам хорошего... Стоп, стоп, это еще что такое?
Наталья Петровна плакала.
Она не собиралась этого делать, тем более перед чужим и не очень приятным человеком. Но после его слов слезы сами хлынули у нее из глаз.
— Не обращайте внимания... — с трудом выговорила она и, почти ничего не видя, побрела в комнату за платком.
— Ну да, как же — «не обращайте»! У вас день рожденья, вам плакать не положено. Расстроились, что сын не приехал?
— Даже не позвонил...
Наталья Петровна вынула из комода платочек и поспешно промокнула лицо. Александр уже без приглашения вошел в комнату и стоял, уперев руки в бока. Услышав ее ответ, он вздохнул.
— Простите, я до сих пор не знаю вашего имени-отчества...
— Наталья Петровна.
— Наталья Петровна, вы не обижайтесь на нас, мужиков! Мы просто так устроены, что иногда ведем себя как последние коз... э-э-э... идиоты. У нас голова таким барахлом бывает забита, вы не представляете! Работа, всякий там бизнес, машины, деньги-шменьги... Нам время от времени надо стучать по голове чем-нибудь тяжелым — для прояснения мозгов. Вы бы сыну-то позвонили накануне и, как бы между прочим, сказали: мол, ты там завяз в своей ерунде и, поди, забыл, какое завтра число... Ведь не звонили?
— Нет. Мне казалось, он сам должен помнить...
— Конечно, должен! Но я по себе знаю: иной раз тебя так закрутит — утром ни имени своего не вспомнишь, ни где ты, ни кто рядом ле... Гм... Короче, всякое бывает. Не сердитесь на сына-то!
— Я не сержусь...
— Вот и хорошо, — Александр ободряюще подмигнул хозяйке и повернулся, собираясь уходить. Но что-то привлекло его внимание, и он опять остановился.
На этот раз Наталья Петров- на проследила за его взглядом. Лекарство. Пестрый флакон, рассыпанные на скатерти белые кружочки и едва пригубленный бокал с морсом. Ей захотелось как-то отвлечь соседа, чтобы избежать расспросов.
— Саша, да вы присаживайтесь! — она, будто невзначай, смахнула таблетки во флакончик. — Сами видите: угощенья много, а есть некому... Хотите, я телятину разогрею? А вот салат с киви, вы такого наверняка не пробовали!
— С киви? — Александр недоверчиво заглянул в хрустальную салатницу. — Однозначно, не пробовал. Даже не знал, что такое бывает!
Наталья Петровна щедрой рукой накладывала закуски в тарелку, предназначенную для Вадима. Что ж, если сын не вспомнил про день рожденья матери, значит, из этой тарелки будет есть другой человек.
— Садитесь вот сюда! Я сейчас чайник поставлю. У меня и торт есть...
— С ума сойти! — Александр потрясенно разглядывал праздничное изобилие. — Наталья Петровна, вы, наверное, профессиональный повар? В ресторане работали?
Хозяйка усмехнулась.
— Инженер. Полжизни отдала проектному институту. А вы?
— Я... — Александр смутился. — Да я все могу понемногу. Где грузчик, где плотник, где маляр... Без определенной профессии, так сказать. Пробовал когда-то свое дело открыть, да конкуренты чуть не съели с потрохами. А у вас, кроме сына, других детей нет?
Наталья Петровна грустно покачала головой.
— Нет. По молодости казалось, еще успеется. Хотелось пожить для себя, сыну дать побольше. А потом уже и возраст, и силы не те... Теперь жалею, но уже ничего не поправить.
Сосед сочувственно кивнул.
— Да, дети — это здорово! Когда они в семье растут, конечно. Без семьи-то совсем не сладко, знаете ли.
— А где живут ваши родители? Далеко?
Он усмехнулся.
— Я вообще-то детдомовский. Отказник. Только не смотрите с такой жалостью, это все — дело прошлое. Очень вкусные у вас салаты, кстати. Особенно — с киви.
— Телятина! — Наталья Петровна подхватилась и побежала на кухню.
Разрезая аппетитно пахнущий кусок мяса, она услышала из комнаты знакомый, почти позабытый звук. А когда внесла дымящуюся тарелку, увидела, что Александр бережно водит пальцами по деке висящей на стене гитары. Раньше на ней играл Вадим, но вот уже год или два к инструменту притрагивалась только сама Наталья Петровна — когда смахивала с него пыль.
— Можно? — мужчина вопросительно смотрел на хозяйку.
— Да, пожалуйста... А вы играете?
— Есть такое дело, — он осторожно снял инструмент со стены, провел по струнам и поморщился: — Расстроена. Ничего, сейчас поправим!
— Сперва поешьте, а то все остынет!
— Обязательно. Только руки вымою.
Послушно положив инструмент на софу, Александр ненадолго вышел из комнаты. А когда вернулся за стол, восхищенно присвистнул:
— Чудо кулинарии — телятина! Вы позволите?
— Конечно! — хозяйка подвинула к нему бутылку с красным вином. — Мне совсем чуть-чуть.
— За ваше здоровье, Наталья Петровна! Долгих вам лет жизни. И помните: что бы ни случилось, мать для мужчины — святой человек. Самая святая из женщин. Вот как Она! — Александр кивнул на красный угол, на большую икону Богородицы. — Так что все у вас будет хорошо.
Наталья Петровна чуть-чуть пригубила вино, а гость опустошил бокал одним длинным глотком. Видимо, ему были привычнее более крепкие напитки. Ел он неторопливо, с явным удовольствием. Наталья Петровна поймала себя на том, что ей нравится смотреть, как он ест. Вадим обычно куда-то спешил, и она часто так и не знала, понравилась ему ее стряпня или нет. В этом чужом человеке было много такого, что ее настораживало, но при этом он все-таки располагал к себе. Даже крошечная серебряная серьга в левом ухе ему шла.
Покончив с телятиной, Александр опять взялся за гитару. Она то постанывала, то дребезжала в его руках, но вскоре, почти незаметно, струны запели стройно. Ловкие сильные пальцы умело пробежались по ладам.
— Какие вы любите песни, Наталья Петровна? Заказывайте!
— Концерт по заявкам? — хозяйка смущенно улыбнулась. — Люди вашего поколения, наверное, что-то свое поют...
— А я много разных песен знаю! — уверил ее Александр. — Хотите, что-нибудь народное изображу? Или военное? А может, вы романсы любите?
Он прошелся по струнам разгульным цыганским перебором.
— Две гитары, зазвенев,
Жалобно заныли.
С детства памятный напев,
Милый, это ты ли?
Наталья Петровна очень давно не слушала цыганских романсов. В юности они будоражили кровь, потом стали казаться слишком страстными, а душе уже хотелось покоя. Сейчас дикая мелодия опять волновала, но как-то по-другому. Может, дело было в том, как этот парень пел — без надрыва, без горячечного жара, которым обычно веет от цыганщины, а как-то простодушно и тепло.
— Вам нравится? — Александр искоса глянул на нее карим цыганским глазом.
— Очень. Вы замечательно поете. А играете... я бы сказала, профессионально!
Сосед усмехнулся.
— А я и есть профессионал. Даже в консерватории учился. Подавал, как говорится, большие надежды.. А за полгода до диплома возьми да и влюбись! Говорю ей: «Хочешь, я ради тебя все брошу?» А она: «Брось!» Ну, я и бросил...
— А потом?
— Потом... — гитара уронила резкий, тревожный звук. — Потом много чего было. Я ведь не умею ни жить, ни любить наполовину. Как меня кружило и корежило, даже вспоминать не хочу. Иной раз думал: «Чем так, лучше в петлю»...
— Саша, ну что вы такое говорите! — возмутилась Наталья Петровна, забыв о своем недавнем отчаянии. — Вы молодой, здоровый, красивый... У вас впереди еще столько радости!
Гитарист засмеялся:
— Ваши бы слова да Богу в уши, Наталья Петровна!
— Да Он и так все слышит. И вас бы услышал, если бы вы к Нему обратились. Вы же искренний. Кто вам мешает?
Александр отложил гитару, поднялся и встал напротив иконостаса, внимательно вглядываясь в лицо Христа. Постоял так с минуту, потом обернулся к Наталье Петровне и неожиданно спросил:
— Он, поди, и водки не пил, и с женщинами не знался? Как же мне с Ним разговаривать? Если бы можно было сесть за стол да поговорить по-мужски, может, мы бы друг друга поняли. А так... Я не могу.
— Вы же с Ним не о водке и женщинах будете говорить, а о себе, о своих бедах...
— Все мои беды — от водки и женщин! — отшутился Саша. — Впрочем, и радости тоже. Давайте
я вам лучше еще что-нибудь спою.
Стояла глубокая ночь, а в комнате одинокой пожилой женщины один за другим звучали полузабытые романсы.
— В селенье близ лесной дороги
Цыганку парень полюбил
И сердце, полное тревоги,
В один напев с гитарой слил...
Когда начало светать, мужчина спохватился.
— Я же вам всю ночь напролет спать не даю! Гнать надо в шею
таких гостей!
— Что вы, Сашенька! Я и не заметила, как время пролетело. Давно у меня не было такого дня рожденья... Может, вас еще чем-нибудь угостить?
— Нет-нет, мне пора. Спасибо, что терпели меня так долго.
— Приходите еще! — Наталья Петровна улыбнулась.
— Рад бы, только я сегодня уезжаю. Надолго. Может, даже навсегда.
— Жаль... Ну, может, когда-нибудь еще встретимся. Вам нужно вернуться к музыке, Саша. Вы очень талантливы! Это большой грех — зарывать в землю такой дар. Ну, храни вас Бог!
Проводив гостя, Наталья Петровна вернулась в комнату, чтобы убрать со стола. Прислушалась к себе и почувствовала только усталость, ничего похожего на вчерашнее черное разочарование. В груди кольнуло, совсем чуть-чуть, но она по привычке стала искать глазами пестрый флакончик. Его нигде не было. Женщина точно помнила, что, убрав таблетки со стола, поставила их на тумбочку, но они как сквозь землю провалились. «Склероз начинается, что ли?» — удивилась Наталья Петровна.
Лекарство нашлось в ванной, где пряталось между разноцветными бутылочками шампуней и банной пены. Флакон оказался пуст. В унитазе сиротливо плавал одинокий белый кружок. Наталья Петровна усмехнулась. Вот тебе и цыганские романсы! А она-то решила, что гость ничего не понял и забыл про рассыпанные таблетки...
Она успела убрать в комнате и вымыть грязные тарелки, когда в дверь снова позвонили. На этот раз Наталья Петровна сначала выглянула в глазок, удивляясь, кому она могла понадобиться в шестом часу утра. За дверью стоял хмурый немолодой милиционер.
— Здравствуйте! Вы давно проснулись? — поинтересовался он, когда хозяйка наконец открыла.
Видимо, решил, что Наталью Петровну, как многих стариков, подняла с постели бессонница.
— Ничего не слышали? Шума на лестничной клетке? Голосов?
— Н-нет...
Дверь в квартиру напротив была приоткрыта, и внутри кто-то ходил, бесцеремонно передвигая и перекладывая вещи. У Натальи Петровны упало сердце, ноги мгновенно стали ватными.
— Понятой при обыске будете?
— Я... Извините, я очень плохо себя чувствую. А что случилось?
— Киоск взяли в соседнем районе. Есть подозрение, что к этому причастен ваш сосед. Вы давно его видели? Может, заходили к нему, или он к вам?
— Он заходил, — ошеломленно призналась Наталья Петровна. — Вечером. За спичками...
— Что говорил?
— Сказал, что уезжает. Может быть, навсегда.
— Место не называл?
— Нет... Извините, мне действительно очень плохо. Я должна прилечь.
Милиционер вздохнул.
— Ясно. Значит, не будете понятой? Придется будить кого-нибудь.
Наталья Петровна медленно закрыла дверь и прислонилась к ней изнутри. На лестничной клетке переговаривались стражи порядка.
— Думаешь, это Цыган продавца завалил?
— Кто его знает... С него станется! Совсем недавно ушел, должен быть где-то недалеко.
— Странно, что сразу не смылся... Как думаешь, почему?
Милиционеры скрылись в квартире, и продолжения разговора Наталья Петровна не слышала. На подгибающихся ногах она дошла до софы. Вспомнилось смуглое лицо соседа, темные вьющиеся волосы, серьга в ухе... Цыган — это ведь про него! У нее не укладывалось в голове, что парень, который недавно пел романсы за ее столом, и человек, ограбивший киоск, — одно лицо.
Она знала, что уголовники бывают сентиментальны. Может быть, именно этим объяснялось то, что Александр остался с ней тогда, когда ему вообще-то нужно было скрываться от милиции? «Какая разница? — сказал кто-то внутри. — Главное, что ты до сих пор жива. А ведь могла Бог знает что натворить!»
Наталья Петровна подняла глаза на иконы. В минуты смятения она всегда обращалась к Богу, но о чем молиться сейчас, не знала. О том, чтобы Александр ушел от погони? А если он действительно убил человека? О том, чтобы его поймали? Тюрьма — та участь, какой не пожелаешь ни ближнему, ни врагу. О чем же?
— Господи Всемилостивый! — взмолилась она. — Сделай так, как для него будет лучше! Только Ты знаешь, как надо. Он же не совсем пропащий... Помоги ему!
В конце концов она все-таки задремала. Долго спать не пришлось — ровно в десять отчаянно затрезвонил телефон.
— Мама... — виновато выдохнула трубка в ухо Наталье Петровне. — Мама, прости ради Бога, я совсем забегался! И Валя вчера экзамен на права сдавала... Но мы не забыли, ты не думай. С днем рожденья, мамочка! Можно, мы к тебе приедем сегодня после обеда?
— Спасибо, сынок! — Наталья Петровна смотрела на гитару. Она еще не успела повесить инструмент на место, и он безмолвно стоял, прислоненный к тумбочке.
— Я не обижаюсь, я все понимаю. Конечно, приезжайте.
Рисунки Натальи Кондратовой
