Недавно к моей дочке пришла в гости подружка — пятилетняя француженка Лиза, живущая в Германии. Принялись они было играть, да тут по русскому телеканалу начался мультфильм режиссера Леонида Носырева «Вершки и корешки». И хотя мы видели его раз двести, все равно засмотрелись. Но реакция Лизы меня поразила: девочка смотрела на экран, а на ее личике читалась целая буря эмоций, вызванная никогда не виданным ранее искусством. Она не понимала ни слова, вряд ли слушала мой перевод. Но ее совершенно очевидно захватил изобразительный ряд: огромный мир русской сказки, который режиссер смог уложить в десять минут экранного времени.
Неделю спустя я сидела напротив Леонида Викторовича Носырева, который терпеливо и подробно отвечал на вопросы, копившиеся в моей голове больше двадцати лет — с того самого момента, когда впервые довелось увидеть его мультфильмы: «Антошка», «Два веселых гуся», «Тигренок на подсолнухе», «Волшебное кольцо», «Архангельские новеллы», «Комарова», «Чуридило», «Mister Пронька» и другие. Ответы художника сами собой сложились в короткие и емкие истории.
О выборе пути
В мультипликацию я пришел вроде как случайно, а вроде и нет — уж очень много совпадений произошло, которые меня к анимации привели. Родился и вырос я в подмосковной Ивантеевке, в рядовой коммуналке, как и тысячи моих сверстников. Хулиганом я не был, любил с детства уединение, и к рисованию, сколько себя помню, меня всегда тянуло. В 1952 году я начал учиться в Федоскино, в знаменитой школе миниатюрной живописи. Учился четыре года, а потом еще в артели живописцев работал. Мы тогда ездили в сторону Федоскино на «кукушке» — ходили тогда еще настоящие дымящие паровозы. Такой паровоз отправлялся с Савеловского вокзала. Каждый раз, добираясь до вокзала, я проезжал на троллейбусе здание «Союзмультфильма» на Каляевской улице. Ездил-ездил мимо, а однажды прочитал в «Советской культуре» объявление о приеме на двухгодичные курсы художников-мультипликаторов.
Мультфильмы у меня всегда ассоциировались с ощущением праздника. В нашем рабочем клубе в Ивантеевке их показывали только во время различных выборов: в Верховный Совет, в народный суд, в местные советы… В общем, я решился, сдал вступительные экзамены, меня взяли.
Поступил в 1959-м, а в 1962 году стал одним из художников-мультипликаторов в фильме «История одного преступления». Этот фильм, как принято считать, положил начало новому стилю в отечественной мультипликации.
Так что не был я изначально к мультипликации расположен, воспринимал себя как художника-живописца прежде всего, а получилось, что стал мультипликатором. Кстати, федоскинская манера письма никуда не делась. Она плавно перекочевала из миниатюры в персонажей моих фильмов.
В 1969 мы выпустили детский журнал «Веселая карусель», куда вошел мой мультфильм «Антошка». Тогда же я познакомился с композитором Евгением Ботяровым (он скончался в 2010 году). Когда впервые услышал его музыкальную тему для фильма «Рыжий-рыжий, конопатый», то понял, что в мультипликации я своего композитора обрел. Ведь музыка — это тоже драматургия, создает особое настроение и характер фильма. Если заранее нашел музыку, подходящую к материалу, то и работается иначе, приходит фантазия, диктуемая звуками. Вместе с Евгением Михайловичем мы ездили позже в Архангельск, записывали песню-причет для новеллы «Поморская быль».
Меня часто спрашивают, откуда взялся этот причет — «Увы, увы, дитятко, поморский сын». Мы нашли текст, а в Архангельске нам посоветовали обратиться к учительнице пения — Зинаиде Поповой. Очень важны были драматургия голоса, характер этой песни, которую причитали жены и матери, не дождавшиеся с моря своих сыновей и мужей.
О Севере
В 1961 году зашел я в один магазинчик книжный, что прямо у платформы Болшево. И увидел книжку Бориса Шергина. Ее название — «Океан–море русское» зацепило. Купил я книгу, открыл ее, прочел первые строчки. И все. Считайте, что я с этого момента заразился Русским Севером. Борис Шергин по первой специальности художник был. Уже в молодости он стал записывать на свой лад поморские сказания, сочинять сказки. Он потрясающий рассказчик, его язык произвел на меня огромное впечатление, и захотелось своими глазами увидеть Русский Север — родину Шергина.
Летом 1963 года я поехал в Ферапонтов монастырь, где копировал «Рождество Богородицы» Дионисия — душа требовала художественного озарения, толчка к созданию чего-то такого, чего не было еще. Дионисий дал мне это в полной мере: древнерусское искусство, я считаю, — высшее достижение в живописи. Тогда сошлось для меня в одной точке всё — Богородица, монастырь, озера эти, Бородаевское и Паское, Цыпина гора. Север уже не отпускал, я впитывал его в себя и не думал пока, как я смогу это применить в фильмах.
Но уже в моих работах ранних, созданных до фильма «Смех и горе у Бела моря» появились северные мотивы — в «Не любо — не слушай», в «Дожде» или в «Волшебном кольце». Поморское искусство, фольклор, народные промыслы, его дух питали и художника моих фильмов Веры Кудрявцевой, и меня. Я застал в своих поездках еще деревянный Архангельск, еще целые часовни и деревянные церкви Кенозерья, которых уже давно нет.
С того памятного лета 1963-го я уже каждый год бывал на Севере. В 1964, например, путешествовал с художником Светозаром Русаковым (автором волка и зайца из «Ну, погоди!») — мы поехали на Белое море, в Зимнюю Золотицу, на родину Марфы Крюковой — знаменитой поморки-сказительницы.
Если помните, «Смех и горе…» начинаются титрами на фоне поморских просторов, которые открываются с высокой колокольни. Титры словно поднимаются по восьмерику, который никак не кончается. Этот образ не взят с потолка, эта колокольня и сейчас стоит себе в Малых Карелах под Архангельском. В шестидесятых ее привезли в парк из села Кулига Дракованова, что под Красноборском. На эту колокольню мы поднимались и снимали панораму, которая и перешла в мультфильм. Там же, в Карелах, записывали колокольный звон, звучащий в начале фильма. Звонил знаменитый на весь Архангельск человек — смотритель заповедника, хранитель северных традиций, звонарь Иван Данилов, уже, к сожалению, ушедший от нас.
О Юрии Ковале и любимом фильме
«Песней мы свое нутро проветривам, песней мы себя, как лампой, освешшам».
(Степан Писахов. «Своя радуга»)
Рассказывая о создании мультфильмов, Леонид Викторович прерывается вдруг, и начинает цитировать ковалевско-писаховско-шергинские фразы из своих мультфильмов наизусть. Он растворяется в поморской речи целиком, словно переносится из вгиковской аудитории, где мы сидим, куда-нибудь в Кемь или в терскую Варзугу, или в Мезенскую губу Белого моря…
— Самая известная моя работа — сказка «Волшебное кольцо». За нее мы получили много призов на разных фестивалях, в том числе и в Дании, на родине Андерсена — серебряный приз за лучшую сказку. Это был второй мультфильм, созданный вместе с Юрой Ковалем, — прекрасным детским писателем, любителем народного слова и Русского Севера. (Первым был «Дождь», про архангельских мастеров-красильщиков, по сказке Степана Писахова, мы сделали его в 1978 году). Коваль хорошо знал Бориса Викторовича, бывал у него в Хотьково и написал о нем очень теплый очерк «Веселье сердечное».
Без Юрия Коваля не было бы у мультфильмов того словесного колорита, каким они запомнились зрителям. Он придумал знаменитые вступления и связки между новеллами, стилизованные под речь сказочника-помора. Помните, в «Волшебном кольце» голос Евгения Леонова:
…поморску сказку-скоморошину,
про доброго Ваньку и царя нехорошего,
про хитру царску дочку Ульянку,
котора хлебала в Париже солянку,
представлю в сию эпопею
двух верных друзей и змею-скарапею.
«Мистеру Проньке» именно Коваль присвоил обращение «мистер», а сказка Шергина называлась «Пронька Грязной». «Мистера» мы написали латиницей, что удачно легло в тему всяких тогдашних кооперативов и народной любви ко всему американскому. Очень удачно у Юры получился стихотворный скомороший зачин, звучащий от лица балаганного раевщика:
Невероятная история
Про грезного Прония
про пари американско,
про семейство царско,
про меньших братьев ковбоев,
похожих как два куска обоев.
Это был последний мультфильм, созданный в соавторстве с Ковалем. Весной 1995-го я поделился с ним идеей поставить вместе «Пинежского Пушкина», но в августе Юры не стало… Делал мультфильм я позднее, и уже один. «Пинежский Пушкин» — мой любимый фильм*. Мультфильм раскрывает значение Пушкина с новой, фольклорной стороны — как жизнь и образ поэта преломляются в сознании северных крестьян-сказочников. Прочитав рассказ Шергина, я был поражен, насколько точно, полно и вместе с тем образно и лаконично передана жизнь нашего гения. Я подумал, а смогу ли я изобразить это в мультфильме? Работал очень напряженно, в чем-то «Пинежский Пушкин» стал для меня новаторским. Например, рассказчиц, от чьего лица ведется повествование мы не рисовали, а снимали настоящих «трех девиц под окном». По-моему, неплохо получилось. А в сцене дуэли я поставил персонажей — Пушкина и Дантеса — на ровную возвышенность, Савкину горку, которую позаимствовал в Пушкинских горах, вручил дуэлянтам ружья вместо пистолетов. В момент попадания пули красная рубаха Пушкина меняет цвет на белый — погребальный. Жаль, мультфильм вообще не показывают на телевидении, чаще его можно увидеть на фестивалях, ну и в Интернете.
О художественном стиле и мультипликации
Не так давно в Архангельске переиздали «Сказки Сени Малины» Степана Писахова. Честно скажу — не очень понятен мне стиль художника. В его иллюстрациях все персонажи придурковатые, с малиновыми лицами, будто под хмельком. Художник, особенно северный, должен чувствовать стиль повествования. Ни к чему тут китч, нужна простота. Этим иллюстрация, как и анимация, интересна. В выразительной простоте кроется самое главное: мы смотрим на рисованный мир, красивый, интересный, сказочный, в котором творятся чудеса.
Мои «Архангельские новеллы» тоже объединены собирательным образом рассказчика, но «Сеня Малина» совсем другой — мужичок в годах, с лучистыми глазами, немного с хитринкой. Неторопливо вяжет рыбацкую сеть при свете керосиновой лампы: «Спите, крещеные? — Живем!»
Поморы очень дорожили своим сказителем, на такую должность полагался полноценный артельный пай. За него другие артели бились, переманивали. Кто еще развеселит и поднимет трудовой дух в длинную полярную ночь где-нибудь на Новой Земле? От интонаций рассказчика, от его голоса зависело настроение всех охотников-зверобоев, а зачастую и сама жизнь.
Еще пример. Новые полнометражные мультфильмы по мотивам русских былин. «Алеша Попович и Тугарин Змей» и так далее. Персонажи и сценарий кажутся мне просто насмешкой над нашим героическим эпосом. Надо ли такими дешевыми способами пробуждать у детей интерес к былинам, к таким фигурам народным, как Илья Муромец или князь Владимир? Герой мультфильма должен запоминаться характером, чем-то особенным, личным, только своим. Этого я в «новых былинах» не увидел, увы.
Когда мы начинали работать в мультипликации, кино было штучное. Мои коллеги-однокурсники давно вошли в золотой фонд нашей анимации. Это Юра Норштейн, Эдуард Назаров, Геннадий Сокольский (пример удачного сотрудничества с японскими коллегами — его «Пингвиненок Лоло»). К сожалению, Анатолий Петров («Полигон»), Валерий Угаров («Халиф-аист», «На задней парте», «Бабка Ёжка и другие») — недавно скончались. Поколение уходит. Нет сейчас и того важного «среднего» звена специалистов, без которых не обойдется самый гениальный художник. Уменьшается и государственное финансирование, студии сами ищут средства. Не вижу я большой заинтересованности государства в должной поддержке анимации, как это было в советские годы. Но я не отчаиваюсь. Передаю опыт, знания своим студентам. Среди них много талантливых ребят, по-настоящему увлеченных, хороших художников.
О планах
Давно лежит у меня сценарий по чудесной смешной сказке Писахова «Громка мода». Были бы средства — с удовольствием взялся бы.
Или вернулся бы к давным-давно начатому фильму по стихотворению сибирского поэта Тимофея Белозерова «Лесной плакунчик». Живет в лесу эдакий крохотный старичок, утешает заплаканных потерявшихся деток. Текст очень мягкий, добрый:
Лесная дорожка —
Грибы да морошка.
В задумчивый ельник
Свернула дорожка.
Плакунчик по ней
Не спеша семенит,
Привычно пылит лапотками.
На шапке его Колокольчик звенит —
Подснежник с тремя лепестками...
Сейчас очень не хватает детям таких стихов и мультфильмов — спокойных, человечных, уютных...
*Последняя из законченных работ Леонида Носырева, основанная на поморском биографическом сказе, записанном Борисом Шергиным. — Ред.
Фото Екатерины СОЛОВЬЕВОЙ
