Это случилось, когда мне было лет 15. Мы сидели с бабушкой Галей, разговаривали. Она вспоминала прошлое, рассказывала что-то про своего отца, про то, как он ловил рыбу и приносил ее домой. «Закрою глаза — и чувствую запах этой рыбы. Им были пропитана его одежда, его руки, когда он возвращался», — бабушка сказала это так, что я вдруг поняла: она и чувствует все так же, как в тот миг, много-много лет назад. И та девочка с темными волосами, радостно бросающаяся к вернувшемуся с рыбалки папе, совсем никуда не делась.
Это открытие было удивительным: как можно совместить ту черноволосую румяную девочку и это сухонькую маленькую седую старушку — мою бабушку? Как эта девочка могла сохраниться — через столько-то лет? Как она не потерялась среди всего, что выпало на ее долю? Она пережила раскулачивание родительской семьи, когда крепкие крестьяне, растившие пятерых детей, заработавшие и построившие себе хороший добрый дом, мельницу, вдруг оказались на улице... Она помнила голод (но почти о нем не рассказывала), встречу с молодым военным, моим дедушкой Алешей, замужество, жизнь в военном гарнизоне на границе, на Дальнем Востоке, где она так весело, так зажигательно танцевала на концертах самодеятельности. Поездки в санаторий к морю, войну и трудную жизнь в эвакуации, куда она уехала вместе с маленьким сыном — моим дядей (мой папа родится уже после войны). Смерть мужа, когда бабушка кричала: «Как я теперь одна?!» Третьеклассница, я тогда совсем этого не понимала: почему одна, вот же, два заботливых сына, их жены, внуки... Много позже я осознаю, что связь мужа и жены — очень особенная...
Бабушка, которую знала уже я, носила аккуратное коричневое пальто с норковым воротником, шляпки и сумки-ридикюли, ухаживала на даче за розами, пекла пироги и вообще невероятно вкусно готовила, держала под подушкой лекарство от сердечного приступа...
И тут вдруг — девочка, которая и сейчас в ней живет, которую я не вспоминаю вместе с ней, но вижу. Девочка, радостно обнимающая отца, вдыхающая мокрый запах реки, рыбы, смотрящая на мир счастливыми восторженными глазами...
Люди не взрослеют. От этого моего открытия буквально защемило сердце, хоть проси бабушкины таблетки. Открытия, что так вот устроено в жизни: тело изнашивается, стареет, меняется, но при этом нечто важное внутри остается неизменным.
Значит, такой ребенок, чистый и восторженный, живет в каждом, абсолютно в каждом взрослом. Живет, даже несмотря на то, что некоторые взрослые порой пытаются спрятать его как можно глубже, чтобы не видел он, этот ребенок, всего того, что творит взрослый...
А я с тех пор, если вдруг начинают раздражать окружающие люди, скажем, в переполненном утреннем транспорте, стараюсь смотреть дальше и за невыспавшимися хмурыми лицами (думаю, у меня лицо примерно такое же) разглядеть в каждом улыбающегося ребенка — он там точно есть! Если получается — раздражение уходит, и лица вокруг кажутся не хмурыми, а светлыми, и я сама начинаю тихонечко улыбаться.
Вообще, полезно смотреть на окружающий мир теми глазами, которыми вы вглядывались в него когда-то, десятилетия назад. Потому что взрослая оптика часто работает с искажением. Очень хорошо написал об этом Сергей Довлатов: «Мама говорит, что когда-то я просыпался с улыбкой на лице. Было это, надо полагать, году в сорок третьем. Представляете себе: кругом война, бомбардировщики, эвакуация, а я лежу и улыбаюсь. Сейчас все по-другому. Вот уже лет двадцать я просыпаюсь с отвратительной гримасой на запущенной физиономии».
Будьте как дети — это, наверное, и про то, чтобы сохранять в себе то настоящее, чистое, что было в детстве. Слушать ребенка, который прячется внутри. Оказывается, это очень помогает здесь, в здешней жизни. И, что крайне важно, не только в здешней: если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное (Мф 18:3).
