Александр КАЛАЕВ
нейрохирург, профессор Российской академии естествознания
Около десяти лет назад я работал заведующим нейрохирургическим отделением в одной городской больнице. Нередко пациентами становились молодые люди после ночных пьяных стычек. Всем отделением мы запомнили одного такого пациента.
Утром того дня дежурный врач доложил мне, что ночью в больницу поступило десять парней. Почти все — после массовой драки. К счастью для ребят, травмы не угрожали жизни, поэтому все находились в обычных палатах. Мы с коллегой начали обход. Зашли в очередную палату, и я почувствовал характерный запах: сразу понятно, что причиной драки стал алкоголь. Увидел на койке парня: на вид ему было около 20 лет. Высокий, крепко сложенный, с короткой стрижкой. Но первое, что бросилось в глаза — наколки на руках, шее, торсе. Помню, как особенно выделялась огромная нацистская свастика на плече.
По воле судьбы или по милости Господа, который хотел вразумить юношу, его положили в одну палату с ветераном Великой Отечественной войны. В 1943 году он, будучи еще очень молодым, потерял ногу. С возрастом травма все чаще давала о себе знать. И в этот раз дедушка попал к нам в больницу, потому что потерял равновесие дома и сильно ударился головой.
Наш пациент с наколками не мог не заметить пиджак ветерана с орденами и медалями за военные подвиги. Он висел на видном месте, возле входа в палату. Наверное, отчасти поэтому я как-то интуитивно задал парню вопрос:
— Это что такое? — я указал рукой на свастику.
— Татуировка. А что? — с пренебрежением ответил парень.
— У тебя дед воевал?
— Ну… воевал… — тут уже было видно, что мой собеседник замялся.
— И это твоя благодарность деду? — не выдержал я.
Мы с дежурным врачом никак не ожидали последовавшей реакции. Наш молодой пациент посмотрел на нас, потом на ветерана. Дедушка тихо наблюдал за нами со своей койки. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы увидеть и отсутствие ноги, и пиджак в наградах, и какой-то добрый, даже смиренный взгляд на юношу. Парень снова перевел взгляд на нас и приглушенным голосом произнес:
— Я сведу.
В этих словах не осталось ни капли надменности и язвительности. Я повернулся к ветерану и с улыбкой сказал:
— Иван Георгиевич, вот видите, человек одумался!
Ветеран тут же оживился, стал кивать в знак согласия и обратился к парню. Ласково назвал его «сынок» и принялся рассказывать, как воевал, что происходило с ним и его товарищами в годы войны… Ни слова упрека или назидания — только свойственное старикам желание как можно больше рассказать, поделиться важным. Юноша не отрывал взгляда от ветерана, только все выше натягивал одеяло — видимо, хотел прикрыть татуировки. Мы не стали прерывать разговор и незаметно ушли из палаты.
Через несколько дней мне доложили, что молодого человека выписали. Все три дня в больнице он помогал Ивану Георгиевичу: то подняться, то принести воды. Ветеран потом рассказывал мне:
— Паренек решил все свои татуировки свести, точно Вам говорю. Не только свастику. Ему стыдно. Говорит, благодарен судьбе, что ему голову набили и он в больницу попал.
Вот так благодаря неожиданному совпадению парень исцелился от душевной заразы. А Иван Георгиевич одержал еще одну победу.
Подготовила Екатерина Гашкова
Читайте также:
«В тот день она упала на кухне… Это был инсульт». Как я училась жить с прикованной к постели мамой
