Несколько лет назад на почту «Фомы» пришло письмо. Его публикация потрясла тогда огромное число людей. В нем учительница из Мордовии рассказала о своем ученике Алексее Дарькине. Он болен тяжелой формой ДЦП, не говорит и не ходит. Но пишет рассказы о своей жизни. Эти рассказы «Фома» дал на сайте под заголовком «Что сказал человек, который не может говорить?». С тех пор мы получили много просьб от читателей опубликовать что-то еще из текстов Алексея. Мы связались с ним — и Алексей прислал нам рассказ о Пасхе.
Праздник Пасха
Сегодня я спал долго до самого обеда. Проснулся, когда солнце поднялось уже совсем высоко. Яркие лучи осветили весь дом и щекотали мне глаза. Когда я окончательно пробудился, оглянулся вокруг, и показалось мне, будто все у нас дома изменилось, как-то все необычно стало и ярче, и веселее что ли. На тумбочке, возле кровати, красовались кулич да крашеные яйца: красные, малиновые, желтые, зеленые — все цвета радуги подмигивали мне.
Тут я все вспомнил: сегодня Пасха. В этом году я первый раз в жизни встретил праздник в храме. Да и не было у нас в деревне никогда даже маленькой церкви, а вот недавно построили. Целую ночь я провел в храме, лишь только к утру вернулся домой.
Мне очень захотелось выйти на улицу и посмотреть — может, там тоже все изменилось.
Лишь только мама вывела меня на крыльцо, слышу голос бабушки Акулины, она уже совсем пожилая, живет через дорогу от нас, никуда не ходит, а к нам почти каждый день. Как увидел бабушку — ахнул от удивления. Какая она нарядная — седые волосы убраны под ярко-зеленый с красными цветочками платок, и так ей к лицу бордовое платье, которое на ней. Как-то даже моложе стала выглядеть бабушка, и морщинки куда-то исчезли. Медленно, опираясь на палочку, она приближалась к нашему дому и с полдороги, весело улыбаясь, восклицала:
— Христос воскресе! А я опять к вам! Куда мне еще идти — некуда! — бабушка протянула в мою сторону руку, и, весело прищурив глаза, продолжила, — это тебе, Леша-сыночек, — на ладони у нее лежали три крашеных яйца ярко-красного цвета и шоколадка.
Бабушка не села на скамеечку возле крыльца как обычно, она прошла в дом, отложила палочку в сторону и важно как-то расположилась на кресле:
— Вот, вот так на Пасху люди должны поступать, если зашел человек в гости, то должен присесть поудобнее, — продолжая немного лукаво улыбаться, сказала бабушка, — тогда у вас круглый год будут куры нести яйца и выведут много-много цыплят летом. Не смотрите на меня как на сумасшедшую с удивлением, мол, старуха из ума выжила, это обычай такой.
Мама улыбнулась, не поверила, а я верю.
— Видела, видела вас вчера вечером в окно, как нарядные в храм пошли. Целую ночь там провели аль не выдержали до утра? — спросила бабушка Акулина.
— До самого утра пробыли в храме, — ответила мама и начала свой рассказ, как замечательно мы провели время в церкви. Поведала бабушке все до самых мелочей.
— Эко оно как! — вздохнув, вымолвила бабушка Акулина, когда мама закончила описание всего праздника, — вот ведь, если храм построили в деревне, и праздник по-другому величают. Это хорошо, что теперь все жители Пасху встречают в храме, а ведь еще год назад не было Божьего дома, на улице приходилось встречать праздник. Сейчас, Леша-сыночек, я тебе расскажу, как мы готовились к великому дню и как праздновали. А ты иди-иди, делай свои дела, — как всегда обратилась бабушка к моей маме, — ты и сама видела, как мы всем селом праздники встречали, а вот Леше расскажу, его ты сроду не брала на ночной костер.
Мама вышла из комнаты, чуть слышно было, как гремит посудой на кухне, а бабушка Акулина начала свой рассказ:
— Раньше мы задолго до Пасхи начинали готовиться к празднику. Вычищали дома от грязи да копоти, которая накапливалась за зиму. Топили чем — вон, гнилыми пеньками да хворостом, а печки-то худые, вот и прет дым в дом, не доходя до трубы, к весне потолки черные, да и все углы в доме не чище, в сильные морозы и телят маленьких приходилось заводить домой. Эх, эх, эх, трудное время после войны было, да и морозы — ух, какие злые были.
А уж к празднику великому все вычистишь, каждый уголочек. Бывало, возьмешь кирпич, мелко-мелко накрошишь, водичкой разбавишь и давай тереть этим порошком каждою дощечку на потолке да и стены тоже. Ох и устанут руки, ноют от боли, да зато после такой чистки комнаты примут ярко-желтый цвет, даже глазу приятно. Это сейчас у каждого в доме вон как прибрано да красиво, а в прежние времена мы и думать о таких вещах не могли. Что у нас-то было: стол, лавки вдоль окон да кровати у кого железные, а у кого из досок сколоченные — вот и вся наша мебель. А теперь-то, теперь и в сенях вон какое убранство, аж боязно ступить, вот и сажусь на скамеечку возле крылечка, когда прихожу вдруг куда в гости.
Самый тяжелый день — это, конечно же, суббота перед Пасхой, все, что не успел завершить, с ног свалишься, но закончишь свои дела. К празднику и в доме должно быть чистенько, и во дворе, и новую рубаху на Пасху нужно сшить да вышить все как положено, и еду кое-какую состряпать надо успеть. Ох и нелегкое время было, да мы и не знали, как по другому-то бывает. Но жили дружно, и горевали вместе, и радовались, и к соседям ходили просто так, да коль позвали на помощь — отказа не было, как-то с открытой душой люди жили.
Но как бы ни притомился от домашних дел в субботний вечер перед Пасхой, ближе к полуночи принарядишься — и бегом на костер, который каждый год жгли на конце улицы, и куда только исчезала усталость.
Пламя поднималось, кажется, аж до самого неба, а парни еще подхватывали огромное бревно с двух сторон и подбрасывали в костер, за ними колеса катили и тоже в огонь — яркие искры с треском летели ввысь, не хуже, чем сегодняшние салюты ваши. Вокруг светло, как днем, щеки у всех румяные от жары.
На костер собирались и стар и млад со всех улиц и даже те, кто давным-давно уехали жить в другие села, в этот день приезжали. Каждый старался на великий праздник посетить родные места и обязательно побывать на костре, чтобы со всеми жителями повидаться, пожелать здоровья.
А шуму-то, шуму сколько по всей деревне в эту ночь, ну а возле костра только и слышно — бабах да бабах, аж в ушах звенит. Мужики из ружья стреляют, парни из самодельных обрезов, а уж мальчишки подростки из чекушек — это как бы бесов выгоняли, а костер жгли, чтобы как бы Иисусу дорогу осветить. А кто его знает, что правильно было, а что нет, ведь церквей-то не имелось в то время, вот и придумывала каждая деревня свой обычай, чтобы хоть как-то чествовать праздник. Сейчас все как положено — люди в храм идут, в Божий дом, встречать Пасху да славить Бога.
Ну а в воскресенье, на Пасху, все жители деревни, от мала до велика, выходили на улицу нарядные, посмотришь вокруг — словно на цветочную поляну попал. Женщины, что постарше, в мордовские костюмы наряжены, выберут лужайку поудобнее посреди деревни, усядутся как попало да давай песни петь, а коль подходит гармонист с гармошкой, и в пляс пойдут.
Молодые девчата, одна краше другой, стройные, как белые березки,
смотришь на них — не налюбуешься, в нарядных платьях танцуют — плывут в хороводе, словно река многоцветная течет. А затем, взявшись под руки, пошли вдоль улицы, красивые, веселые да с песнями — чисто яркий ручей струится по дороге, а уж парни вьются, вьются вокруг девиц. Так всей гурьбой задорные шествуют и опять-таки на конец улицы, где жгли ночью костер, только теперь к качелям они направляются.
Я удивленно посмотрел на бабушку, она увидела мой изумленный взгляд и продолжала:
— А как же, как же, каждый год на Пасху парни мастерили огромные качели. Качают своих зазноб, а сами подшучивают: «А ну-ка скажи, как зовут жениха, да погромче, чтобы все слышали», — вопят девки на всю округу, чуть не рыдают, а качели с двух сторон веревками все выше да выше подбрасывают.
Тут же рядом дети пестрят в новых разноцветных платьицах — чисто бабочки порхают, все им интересно. Мальчишки-сорванцы кувыркаются, как козлята, грязные совсем, да все им нипочем.
До самого позднего вечера продолжается веселье. А уж молодые в какие игры только не играют — и в лапту, и футбол, и в круговой, а кто проигрывает, несет угощение тем, кто побеждает в игре, столько смеха, столько радости вокруг. Теперь уж я совсем слаба умом стала, всего и не припомню...
После долгого рассказа бабушка Акулина глубоко вздохнула и задумалась о чем-то о своем.
— Вот, Леша-сыночек, — вдруг неожиданно бабушка продолжила свой разговор, — так было раньше, а теперь пока иду к вам, встретится молодой парень или девушка, я уж и низехонько поклонюсь, и как можно громче скажу — здравствуй, сыночек, а он идет себе молча — в ушах наушники, в руках телефон — и не слышит ничего. Порой взглянут на меня да, наверное, думают: что еще эта старая бабка под ногами крутится. Эх, эх, эх! Теперь, видимо, молодым куда важнее общаться с игрушками-телефонами, чем с живыми людьми.
— Пойдемте за стол! — вскоре раздался мамин голос.
Мы сели за праздничный стол, пообедали.
— Спасибо вам за хлеб-соль, — вставая, благодарила бабушка Акулина, и тебе, Леша-сыночек, благодарна за то, что слушал меня. Вспомнила минуты молодости, что давным-давно забыто, и на душе как-то радостнее стало.
Бабушка ушла, а я мысленно старался представить, какая она была в молодости. А потом сидел один и долго размышлял о том, что во времена бабушки и задолго до нее, и теперь, в наше время, люди отмечают праздник Пасхи, пусть каждое поколение по-разному, но славят Господа Бога. Время течет, одно поколение сменяется другим, а праздник Великой Пасхи почитают, и так будет всегда!
Несмотря на то, что с праздником у каждого связаны свои уникальные воспоминания, всех их объединяет одно чувство — чувство Пасхи. Читайте на сайте журнала «Фома» истории из цикла «Моя Пасха».
