Проснулась я утром в воскресенье. Весь дом еще спит — и муж, и пёс, и кошки. Тихо так, спокойно на душе. И кажется, что будет что-то чудное в этом дне. Лежу и думаю: а где оно будет, это чудо?
Слышно как за оком дворник лопатой снег загребает: ширк-ширк-ширк. Значит, снега за ночь много выпало. Лень, конечно, из-под одеяла вылезать, а всё же любопытно, что там за окном, в воскресном утре. Выглянула — а во дворе всё белое–пребелое! И снег вáлит. Так густо он с неба сыпет, что дома напротив не видно почти. А нахохлившийся дворник Захид гребет-гребет, а его самого и тротуар тут же опять засыпает…. Остановился он, на лопату опёрся, в небо посмотрел… И опять начал грести.
Хлопья ровно опускаются, пуховые, медленные. Ни города не слышно за этой пеленой, ни машин. Совсем тишина.
И вдруг — тихонько: «Дзынь…» — колокол церковный тонко пропел. И еще — «Дзынь…» — будто совсем издалека. А церковь-то прямо рядом тут, в переулке нашем. Только снег так воздух укрыл, что слышится колокольный звон еле-еле. И звонит он так, как на море в густом тумане на кораблях звонят — грустно и просительно. Словно потерялись они, моряки те, зовут, зовут…
Вот и колокол наш так зовет. Помолчит-помолчит и снова — «дзынь…» И опять ждет молча. Будто прямо ко мне обращается. Надо идти. Оделась я. Осторожно, чтоб никого не разбудить, из дому выскользнула.
Во дворе пусто, Захид уж, видно, отчаялся, ушел. Лопата в сугробе торчит. Иду сквозь белую пелену в переулок, к храму. На улице совсем никого. Только у ограды церковной бомжи стоят, трое их.
Стоят — не шевелятся, на плечах и шапках — целые сугробы выросли. Милостыню они ждут. И чего ждать? Нет же ни души. Бедолаги.
Порылась в кармане, горсть мелочи сгребла, отдала им. Встряхнулись, заблагодарили, что-то доброе вслед прогудели.
Вошла в церковь. Служба еще не началась. Хотела я было две свечки купить — ан нет! — деньги-то бумажные второпях дома забыла. А мелочь раздала всю. Домой возвращаться? Перебужу всех…
Решила я к бомжам вернуться. Они ж меня знают, местные они, наши.
Подошла к ним, говорю:
— Теперь вы меня выручайте, мне 20 рублей надо, на две свечки.
Бомжи по карманам зашарили: «Сейчас-сейчас, сестра, как же не помочь…» Насыпали они мне в горсть двадцать рублей, хотели еще дать, да ни к чему мне.
Вернулась в церковь, купила свечки, поставила. Постояла службу.
А как из храма вышла, смотрю — нет моих бомжей. Видно, пошли туда, где народу побольше.
Снег всё сыпет и сыпет. Спешить домой не хочется, уютно брести по белому переулочку. Иду я медленно, а сама думаю: так что же получается? Кто же кому милостыню подал в результате? Я бомжам монетками рублей пятнадцать отдала. А они мне — двадцать…. Так выходит — это они мне милостыню подали?! Во как…
Вот так оно и случилось — чудное в снежном дне.
А ведь как не хотелось вставать, в храм идти под снегопадом… А теперь надолго во мне чудо то поселилось и радость. Запомнить бы это, на будущее…
Слушайте аудиоверсию этой истории на радио ВЕРА в программе «Частное мнение».