Павел КРЮЧКОВ

Заместитель главного редактора, заведующий отдела поэзии журнала «Новый мир».

…Как происходит открытие поэта — когда в один прекрасный день чьи-то стихи словно бы «упадают» в твое читательское сознание и становятся частью личной судьбы? Почти всегда это неожиданность, озарение, подарок. Иосиф Бродский вспоминал, как ему открылись стихи Анны Ахматовой. Он был уже знаком и с ней самой, и с ее поэзией, но целокупно, по-настоящему, услышал ее своим внутренним слухом — возвращаясь однажды из Комарово в переполненной пригородной электричке. «Знаете, там все сдавлено, трясется темное окно, в котором отражаются пассажиры, — и тут я… услышал ее стихи. И я все понял. Как пелена с глаз упала».

Елена Лапшина
Фото из архива автора

Нечто похожее — по ощущению — было у меня с поэзий Елены Лапшиной, уроженки подмосковного Фрязино. Ее стихи время от времени оказывались перед глазами (она и пишет всерьез всего-то лет десять), пока однажды я не раскрыл, готовясь к обзору, киевский журнал «Радуга» — как раз на ее подборке. Было это в 2007 году. И вдруг меня всего словно бы осветила ее миниатюра про улитку: «Стреляет день из солнечных баллист / над тишью монастырского придела. / Улитка мерит виноградный лист / прикосновеньем маленького тела. // В янтарной капле на ее спине / таится свет для долгих летних странствий. / И кажется, что раковины нет — / сплошное неэвклидово пространство».

Это было одним из самых необычных благодарений за красоту и мудрость Божьего мира. О религиозности стихотворения, казалось, напоминали только два слова. С тех пор я и стал постоянным и преданным читателем Елены Лапшиной, и мне радостно думать, что рядом с нательным крестом ношу подаренный именно ею образ Ангела-Хранителя…

Рубрика «Строфы» Павла Крючкова, заместителя главного редактора и заведующего отдела поэзии «Нового мира», — совместный проект журналов «Фома» и «Новый мир».

Мы назвали подборку по заглавию ее недавнего сборника — на мой вкус, одной из самых значимых поэтических книг минувшего десятилетия. Название это, как видите, пришло из шестой строки 150-го псалма. Среди подобранных в сборнике отзывов напечатаны и проникновенные слова поэта Дмитрия Полищука — о целомудрии, смирении и внутренней силе «тихих» стихов Елены Лапшиной. Давайте услышим их вместе.

Всякое дыхание. Поэзия Елены Лапшиной
Рисунок Марии Заикиной

* * *

Через целую жизнь — отгордившись грехами отцов

и наделав своих, — наконец принимаю сиротство.

Чёрно-белые карточки милых моих мертвецов

в неопрятном альбоме теряют портретное сходство.

Я вас помню не так… Я за вами иду по пятам.

Вы такие, как есть, — это мой коленкор изменился.

Призакроешь глаза — и как будто проснулся не там.

И как будто не жил, а кому-то навязчиво снился.

В подмосковье весна — захолустному снегу каюк,

мать-и-мачеха прёт, и на Пасху такая отрада!..

Улетевшие птицы, ну как там обещанный юг?

А у нас тут земля проседает, корёжа ограды.

За любой недогляд плотяное пуская на слом,

землеройствует жизнь… Но порою привидится снизу,

будто небо меня задевает своим подолом —

я тихонько лечу, ухватившись за синюю ризу.

* * *

От земли поднимутся холода,

незаметно к ночи повалит снег.

Ты увидишь небо из-подо льда,

ты проснёшься рыбою, человек.

Неусыпным оком гляди во тьму,

серебристым телом — плыви, плыви…

И не думай: Это зачем Ему? —

всё, что Он ни делает — от любви.

Не ропщи, что речь твоя отнята,

не по небу ходишь, не по земли.

Если рыбе дадена — немота, —

то самим дыханьем Его хвали.

* * *

Кукареки-кукареки-курике,

в небе голуби, пескарики в реке.

Едут сани,

едут сами,

едут задом-наперёд.

Никто замуж не берёт.

Кукарекать-кукарекать-куковать.

У соседушки скрипучая кровать.

А синица —

ей не спится,

ей не спится, хоть убей —

сразу снится воробей.

Как пошла синица в гости к воробью…

А у Боженьки журавлики в раю.

В небе птицы —

голубицы,

а пескарики — в реке.

Всё у Боженьки в руке.

* * *

На даче — лепота: пионы и люпин

толкутся  у стола, заглядывая в чашки.

Теплынь, а ты с утра ворчишь, и ты — любим

до каждой клеточки на клетчатой рубашке.

Смородиновый чай, кузнечики у ног,

сомлел соседский кот на плиточной дорожке.

Ты отгоняешь прочь цветочный табунок,

встаёшь из-за стола, отряхивая крошки.

И всё ещё —  оса над чашкой голубой;

и всё уже — как есть, и не в чем сомневаться.

И фотку бы в альбом: «Вот это — мы с тобой…»

Но это — я и ты — в свои невосемнадцать.

И надобно опять — в прозябшее жильё —

отважиться на жизнь с повадкой постояльца —

в болезни и нужду, в безлюбие твоё, —

чтоб не пускать корней и смерти не бояться.

* * *

Всяко хищного хитрого зверя во мне излови,

облегчи не ручную поклажу — сердечную кладь.

Научи меня, Господи, той нетелесной любви:

не лицо дорогое — любить, не объятья — желать.

Зверь и впроголодь жив — не кормлю, не давала бы пить,

да сама угасаю — близнец не по крови родной.

Научи меня, Господи, так незлобиво любить,

чтобы алчущий зверь не метался по клетке грудной.

Научи меня, Господи, видеть очами любви

не своё отражение в муже — подобье Твоё,

чтоб не выло, не корчилось, изнемогая в крови,

то дитя, одичавшее с голоду, яко зверьё.

* * *

О. И.

Как речная рыба по стуже мрёт —

по любую сторону правоты

изгибайся, бейся об этот лёд,

умоляя: воздуха и воды…

Золотою сукровицей кропи

эти льды и воды угрюм-реки,

проходи насквозь, выживай, терпи,

раздирая жабры и плавники.

Чтобы после — в долгий июльский зной —

в наступившей неге и немоте

прикоснуться выструпленной спиной

ко ступне Идущего по воде.

0
0
Сохранить
Поделиться: