Незадолго до Дня защиты детей в московской Морозовской больнице прошла необычная акция. Пациентам 16-го нефрологического отделения, ребятам из детских домов и приютов, книги советского писателя-сказочника Сергея Козлова и современного автора Александра Ткаченко прочел актер Егор Бероев.
— В Морозовской нет отдельного нейроонкологического детского отделения, — рассказывает Егор, — и по этой причине в отделении нейрохирургии дети с травмами головы поступают в палаты, где лежат ребятишки, проходящие лечение онкологических заболеваний. А ведь препараты, благодаря которым маленьких пациентов можно спасти, очень сильно снижают иммунитет. Поэтому всегда есть риск, что недавно поступившие пациенты принесут «с улицы» какое-нибудь инфекционное заболевание, которое для ребенка, пытающегося побороть рак, может оказаться смертельным.
— И что, на Ваш взгляд, может изменить ситуацию?
— Конечно, в идеале нужен новый корпус. Но это мечты на будущее. А сейчас изменить положение можно, перестроив существующий корпус таким образом, чтобы расширить помещения в соответствии с санитарными нормами, разделить детей с травмами и детей с онкологическими заболеваниями, сделать для них отдельные входы, создать стерильные боксы. Там должна быть своя реанимация, современные процедурные кабинеты... А если говорить о сегодняшних стандартах, то и игровые комнаты. Ведь дети с онкологическими заболеваниями лечатся месяцами и даже годами.
Сложность еще и в том, что старые здания Морозовской больницы — памятник архитектуры, и менять там ничего нельзя. Даже просто перегородку поставить... Однако постепенно ситуация начинает меняться: здание поставлено в план реконструкции, отделению выделяют еще один этаж... Надеюсь, что это решение останется не только на бумаге.
— Почему Вас затронули проблемы именно Морозовской больницы?
— Беда коснулась моих друзей, и после этого я не смог остаться равнодушным к проблемам «Морозовки».
Еще нужно обязательно сказать о потрясающих людях — волонтерах. Они каждый день приходят к детям в больницу, отдавая им свое время и силы. Они помогают ребятишкам жить и дарят им радость общения, внимания, любви. А дети эти очень нуждаются в общении, причем каждому нужно что-то свое. С кем-то нужно поиграть, кому-то почитать книжку, а кто-то настроен на серьезный разговор по душам... Хотелось бы по именам назвать тех, кто составляет костяк волонтеров фонда «Подари жизнь!»: Мария Смольянинова, Ксения Кандабарова, Ольга Ибрагимова, Дмитрий Акимов, Светлана Акимова, Светлана Лунева, Анастасия Степанова, Алла Харютина, Ольга Матюнина, Алексей Новицкий и многие, многие другие...
«Нелегальный монастырь» прабабушки
— Егор, Вы крестились в сравнительно зрелом возрасте — в 23 года. Как Вы пришли к такому решению?
— В большей степени это мой собственный осознанный выбор. Но нельзя сказать, что до этого выбора Православие было для меня чем-то внешним, что я открыл его как-то внезапно. В нашей семье всегда чувствовалось уважительное отношение к Православной вере, хотя и не было традиций церковной жизни. У бабушки в комнате стояли иконы, на полке лежали молитвословы. Молитва была для нее естественной потребностью.
А вот моего деда, писателя и журналиста Леонида Почивалова, нельзя было назвать по-настоящему верующим человеком — от Церкви он был совсем далек, хотя верил в какую-то высшую силу и справедливость. В последние годы жизни дед много сотрудничал с немецкими пастырями, поскольку его собственные предки были из немецких лютеран. Он участвовал в организации встреч, посвященных памяти павших с обеих сторон в годы Второй мировой войны. Конечно, речь здесь идет, скорее, о дружеских связях, чем о духовных. Но мне кажется очень важным, что дедушка участвовал в этом деле.
— Я знаю, что у Вас в роду была женщина, которую до сих пор помнят многие верующие в Риге...
— Да, это Мария, самая старшая из 27 детей моего прапрадеда, жившего в Орле. (В Риге она жила позже). О ней мне много рассказывала воспитавшая меня прабабушка, которая ее помнила.
Мария родилась в 1890 году и прожила до конца 60-х годов прошлого века. Четырнадцатилетней девочкой она серьезно заболела, кажется, туберкулезом, и остановилась в росте. Так и ходила с тех пор — низенькая, горбатенькая. Жила она в Орле: сначала при церкви, а затем при женском монастыре. Когда в 1923 году монастырь закрыли и всех сестер разогнали, Мария приютила часть их у себя дома. То есть, можно сказать, создала нелегальный монастырь. В НКВД много было дел о подобных «домашних обителях», и в одном из них фигурировала и моя двоюродная прабабка.
Когда мы пришли в архив ФСБ посмотреть протоколы ее допросов, то женщина, которая работает там тридцать лет, сразу же вспомнила, о ком идет речь. Это удивительно!
— Чем же Ваша родственница так запомнилась?
— Просто она помогала людям, а это не забывается. Говорят, что Марию знали очень многие жители Орла и многие просили ее молитв. А мой двоюродный дед Григорий был благодарен ей до конца своей жизни. Он, пилот истребителя, получил серьезную травму позвоночника и не мог двигаться. Мария много молилась за него, и вскоре Григорий исцелился. Позже он перевез ее в Ригу — и там к ней сразу потянулись люди. А на похороны Марии пришел буквально весь город. Рассказывают: когда несли гроб, на него село такое количество голубей, что его пришлось поставить.
Во время поездки с телепрограммой «Моя родословная», куда меня пригласили в качестве участника, я увидел, что в Орле до сих пор помнят Марию, знают историю ее жизни. Священник одного из орловских православных храмов рассказал случай, как во время фашистской оккупации немцы изнасиловали и убили дочь одной женщины. Та была на грани помешательства и самого страшного греха — самоубийства. После разговора с Марией она пришла в себя, стала молиться и продолжать жить.
Когда я путешествовал с «Моей родословной» в Орел, то постоянно ощущал, что происходит что-то невероятное. Эти поездки, знакомство с местами и людьми, связанными с историей моей семьи, очень многое во мне поменяли — словно открылись новые перспективы дальнейшего моего существования.
Я почувствовал серьезную ответственность за все, что я делаю и буду делать, за все, происходящее со мной. Эти впечатления глубоко проникли в сердце, в душу, в подсознание. Специально найти их невозможно. Они всегда неожиданны.
Мертвенность веры не безнаказанна
— С чего, по-Вашему, начинается эта ответственность перед предками за свою жизнь, за свои поступки?
— Прежде всего — не следует допускать раздвоенности в своей вере и жизни. Я замечаю, что нередко люди в храме сосредоточиваются на внешнем, на обрядовой стороне: вот здесь надо постоять, а вот здесь — к образу приложиться. Это все важно, но правильное исполнение обрядов и правил само по себе еще не способно сделать из человека христианина. Если наша вера реализуется лишь в неких шаблонных фразах, в ритуалах, но не касается сердца, души, то возникает эта самая опасная раздвоенность: приходя в храм, мы словно выполняем некий духовный долг, а выйдя из него, можем забыть, что вокруг нас живут люди и кто-то нуждается в помощи, просто во внимании. Мне кажется, что такая «мертвенность» веры не останется безнаказанной для нас...
— А Вам приходилось встречать людей, у которых вера живая, горячая?
— Конечно! Я знаю много людей, которые помнят, что рядом есть те, кому нужна помощь. Вот они живут именно с верой в сердце. К примеру, во время съемок программы «Моя родословная» в Орле мы познакомились с начальником ФСБ Орловской области генералом Сергеем Николаевичем Блиновым. Он помог нам с архивными документами, связанными с судьбой моей бабушки. Вместе со своими подчиненными Сергей Николаевич опекает детский дом в Мценске и использует каждую возможность, чтобы навестить ребятишек.
И нас туда повезли, но не для того, чтобы развлечь съемочную группу, а чтобы порадовать подопечных. Мы с ребятами показывали друг другу концерты, а затем просто общались.
Я восхищаюсь людьми, которым настолько небезразличны чужие дети, что они все силы, время, нервы тратят на то, чтоб позаботиться об их судьбе. У меня есть знакомые, которые спасают детей уже буквально из абортариев. Они разговаривают с женщинами, которые хотят сделать аборт, причем не просто ведут беседы о том, как это страшно, но и просят женщину доносить и родить ребенка и обещают гарантированную материальную помощь в течении первого года жизни малыша. К сожалению, не многих удается уговорить, и очень мало кто из сохранивших ребенка оставляет его себе. Если мать все-таки отказывается от ребенка, то они стараются найти новую семью для спасенного малыша. Мне кажется, что это — настоящее чудо, конкретный шаг на пути к тому, чтобы детей не убивали во чреве матери.
— Как Вы считаете, должен ли человек рассказывать о своих делах милосердия?
— Я считаю, что если кто-то делает что-то доброе, помогает другим, он должен говорить об этом. Это не стыдно — рассказывать о благотворительности и о делах милосердия. И если, услышав рассказ этих людей, их примеру кто-то последует, то помощь нуждающимся увеличится.
Духовник — такой же человек, как я
— На пути веры человеку трудно без поддержки духовного наставника. Но в то же время иногда на поиски духовника уходят годы. Как это было у Вас?
— Да. Найти своего духовного отца в нашей Церкви сейчас непросто. Ведь нужно довериться человеку, его духовному, да и житейскому опыту. Мне в этом смысле повезло. Моя крестная, актриса Елена Цыплакова, познакомила меня с протоиереем Алексеем Потокиным, помощником настоятеля храма иконы Божией Матери «Живоносный Источник» в Царицыне. Я стал приходить к отцу Алексею, затем мы с моей женой Ксенией Алферовой венчались в Царицынской церкви и дочку Дуню там крестили.
— Чем особенно помог Вам духовник?
— Отец Алексей всегда показывает мне, что мой путь к Богу — не какой-то особенный, не отдельный, что я иду вместе с ним. И он, со своим опытом, не где-то далеко вверху — он так же, как и я, сомневается, допускает ошибки. И он такой же живой человек, у него есть семья, дети. Я знаю, что мои проблемы ему понятны.
И если относительно, скажем, политики у меня есть своя позиция, свои приоритеты, то в вопросах веры нельзя быть категоричным, нельзя говорить: этот человек плохо верит, а тот — хорошо. Мы воспринимаем веру и религию настолько, насколько имеем возможность ее осознать. Мне кажется, что мой духовный путь во многом заключается в том, чтобы стараться лучше понимать людей, которые находятся рядом со мной.
Обсуждаю я с отцом Алексеем и некоторые вопросы взаимоотношений с женой. Ведь семейная жизнь — большой труд, требующий от нас очень многого. У нас, как, наверное, в каждой семье, бывали ситуации, когда хотелось разойтись. Но если уж мы выбрали этот путь, обвенчались, то нам нужно идти по нему и стараться сохранить семью. Мне в такой ситуации, в общем-то, посоветоваться не с кем.. С мамой это обсуждать сложно, нужен все-таки мужской совет, а отца у меня нет, дед недавно умер, брат — младше меня. Поэтому я, когда чувствую, что зашел в тупик, иду к отцу Алексею. И он либо даст какой-то толчок для мысли, чтобы дальше я сам додумал, либо подскажет путь разрешения, либо просто поразмышляет вместе со мной. Поговорит со мной, с женой...
— Обсуждаете ли Вы с духовником вопросы, касающиеся своей профессии?
— Иногда советуюсь с отцом Алексеем, участвовать ли мне в том или ином фильме, в той или иной телепрограмме. Порой он помогает мне и в чисто профессиональных вопросах: разобрать роль, образ того человека, которого я играю. Отец Алексей может дать интересный, объемный и важный для меня ответ.
Кроме того, отец Алексей понимает, что я все-таки человек светский и что для меня иногда бывают важны внешние вещи. Например, как я одет, как выгляжу, ведь я выхожу в люди и это часть моей профессии. Главное, чтобы внешнее не мешало внутреннему. А нарочитое презрение ко всему внешнему так же неправильно, как и чрезмерная забота о нем.
— Можете привести пример?
— По этому поводу отец Алексей рассказывал о своей прихожанке, симпатичной молодой девушке. После того как она обвенчалась с молодым человеком, через какое-то время батюшка заметил, что она перестала следить за собой, стала носить ужасную бесформенную одежду, волосы прятала под платком, всегда грустная ходила. Отец Алексей ей строго сказал: «Мужа пожалей! Иди сейчас же в магазин, купи одежду, соответствующую твоему возрасту, отправляйся в парикмахерскую и приводи себя в порядок!» Он всегда говорит о важности внимания к людям, которые живут рядом.
— Егор, как Вы относитесь к мнению, что вера загоняет человека в какие-то рамки, лишает его свободы?
— Думаю, что происходит ровно наоборот. Люди, которые по-настоящему верят, — любят жизнь, благодарят Бога за все, что посылается свыше. Они свободны, открыты, готовы к каким-то поступкам. И способны не подчиняться тем рамкам, в которые их пытается загнать цивилизация, окружение...
А тот, кто называет себя свободным от всего, — на самом деле оказывается очень и очень зависимым от текущего момента. Наша цивилизация приучила людей не отвечать за себя, за своих детей, а возлагать ответственность на политиков, экономистов, врачей — мол, они виноваты, что жизнь не задалась. Но ведь это и есть зависимость, несвобода. А вера требует от человека отвечать за все, что с ним происходит.
Дмитрий Акимов, отец ребенка, проходившего лечение в Морозовской детской клинической больнице
Чтобы дети улыбались
Морозовская больница уникальна тем, что является одним из немногих в столице медучреждений, куда детки с нейроонкологией могут попасть «по скорой помощи». И неотложную помощь ребенку с симптомами тяжелого неврологического состояния в отделении нейрохирургии обязательно окажут. А если потребуется, то для спасения детской жизни и сложнейшую нейрохирургическую операцию проведут в любое время суток.
Кроме скорой помощи, здесь онкопациенты отделений 1-й нейрохирургии и 14-го отделения онкогематологии (как из Москвы, так и частично — из регионов) получают и длительное лечение.
Сегодня здесь врачи делают для здоровья детей все, что могут. Но проблема в том, что больница построена больше ста лет назад, и старые корпуса, где и находятся отделения, о которых мы говорим, мало изменились с того времени, когда их построил Савва Морозов. В больницу закупается современная аппаратура, но из-за того, что это памятник архитектуры, в отделении нейрохирургии до сих пор нет отдельных боксов, в которых должны проходить лечение детки с онкологическими заболеваниями. Здесь есть две палаты интенсивной терапии, но они перегружены, потому что во время такого тяжелого и длительного лечения дети должны находиться вместе с мамами. Так что реально в небольшой палате находятся по восемь человек. А маленькие пациенты, которых готовят к интенсивной терапии, находятся в 10-15 местных палатах вместе с ребятами, поступившими с черепно-мозговыми травмами. В отделении всего три туалетных кабинки — для детей, родителей и врачей…
В свое время мы с сыном лежали в клинике Шарите в Берлине. Она — практически ровесница нашей Морозовской больницы и там тоже есть и старые и новые корпуса. Так вот те здания, которые тоже являются памятниками архитектуры, внутри ничем не отличаются от современных построек, они полностью перестроены под нужды современной медицины. Да и в той же Морозовке в свое время была сделана реконструкция инфекционного отделения. Теперь там есть все необходимое, включая отдельные боксы с туалетами. Внешне корпус сохранил свой прежний вид, но теперь в здании можно проводить эффективное лечение. По-моему, все от этого только выиграли.
От того, в каких условиях проводится лечение детских онкозаболеваний, очень многое зависит. Ведь в Германии, в принципе, лечение проводится по тем же протоколам и врачи наши ничем не уступают немецким, а часто даже наоборот — предлагают более новаторские способы борьбы с недугом. Но условия, в которых у нас лечатся детки, зачастую сводят на нет все их усилия.
Сегодня город закупает множество препаратов, которые детям необходимы ежедневно. Но пациентам отделений онкогематологии и нейрохирургии помимо лекарств часто требуется переливание компонентов крови. Если бы удалось приобрести для больницы дополнительный сепаратор крови, то больше доноров смогло бы сдавать кровь непосредственно в больнице и можно было бы пополнить небольшой собственный запас донорской крови для случаев экстренного переливания. А если бы в Морозовке был облучатель крови, то у тех деток, кому переливания проводятся часто, реакции отторжения организмом чужеродной крови были бы исключены.
Так что работы хватит всем, и есть куда приложить свои усилия благотворителям. Только все вместе мы сможем пополнить отделения нашей Морозовки улыбками выздоравливающих детей.
На заставке фрагмент фото Владимира Ештокина
