Имя Артема Булгакова уже известно читателю «Фомы». Очерки этого тринадцатилетнего школьника из города Балахна Нижегородской области вызывают немало читательских откликов. Мы предлагаем вашему вниманию новую работу Артема — рассказ о событиях, случившихся с ним год назад.
За окном шел снег, злой и колючий. Папа про такую погоду не зря говорит: хороший хозяин собаку не выгонит. И мама, выглянув мельком в окно, тихо, как молитву шепнула: Боже, помоги тому, кто в поле.
Однако стрелка неумолимо приближалась к семи, и мокрый собачий нос нетерпеливо ткнулся мне в колени. Пора выводить Чака на вечернюю прогулку, а заодно и сходить в магазин.
Так и есть! На улице самый настоящий собачий холод!
Чак, быстренько покончив со своими обычными делами, неожиданно резво сорвался с привычного маршрута и скрылся за углом дома.
Тут же раздался его лай, но не сердитый, а скорее тревожный. Кстати, Чак лает редко, и если уж такого молчуна становится слышно, значит и впрямь появляется веская причина. Я побежал к нему — и увидел, что лает он… на сугроб. А приглядевшись, понял: сугробом это является лишь наполовину.
Скорчившись и спрятав голову между колен, в снегу сидел мальчишка. Мне показалось, он спал. Вероятно, он сидел тут довольно долго, снег уже почти полностью занес сгорбленные плечи и высоко поднятые колени.
Неожиданно меня остро кольнуло: замерзнет же! На улице минус 28! И метель!
Я осторожно тряхнул мальчишку за рукав.
— Эй, вставай!
Фигура шевельнулась, показалась голова. И я, наконец, смог рассмотреть моего нового знакомого.
Ему было примерно столько же, сколько и мне. Двенадцать или тринадцать, не больше. Скуластое бледное лицо неожиданно перекосила недобрая гримаса.
— Пп-пошел тт-ты-ы-ы! — хрипло пробормотал он.
Первым моим желанием было послать его гораздо дальше, однако что-то не дало мне наговорить гадостей. Вместо этого я стал тянуть его за рукав, понуждая подняться. Хоть он и сопротивлялся, мне наконец удалось вытянуть его из сугроба.
Что делать дальше, я знал четко. Прежде всего — согреться. Мы молча дошли до подъезда, я просто впихнул в дверь моего нового знакомого. Однако перед самой дверью в квартиру он заупрямился.
— Не пойду я! И вообще, чего пристал, добренький, что ли?
Я подумал и неожиданно для себя честно ответил:
— Да!
— Ну и ну! — присвистнул мальчишка. — Да ты не добренький, ты просто придурок! Как тебя зовут?
— Артем…
— А меня Андрюха. — Он протянул мне узкую, покрытую красными цыпками ладонь с грязными обгрызенными ногтями. — Покурить есть?
Получив отрицательный ответ, он огорченно вздохнул и закашлялся. Я, конечно, не врач, но и без того было ясно: кашлял Андрюха нехорошо.
— Ты заболел? — отчего-то глупо улыбаясь, спросил я.
Он презрительно хмыкнул и пожал плечами.
Зато Чак внимательно всматривался мне в лицо, нетерпеливо елозил толстым мохнатым задом по ступеням, явно ожидая команды «Домой!».
Когда я звонил в дверь, то никак не представлял себе реакцию родителей на появление Андрюхи. Однако надо отдать им должное! Выдержка у мамы оказалась, как у иностранного шпиона на грани провала. Лишь во взгляде полыхнул страх.
Однако уже через пару секунд она справилась с собой и вполне будничным тоном скомандовала:
— Живо!
Мы переступили порог…
— Раздевайтесь!
Без куртки Андрюха оказался еще меньше и костлявее. Да и на порядок, а может, и на два грязнее.
Моя шестилетняя сестра Анита с любопытством уставилась на неожиданного гостя. Но поскольку не страдала излишней скромностью, то именно она и разрядила невольно затянувшуюся паузу.
— Хочешь, я тебе пазлы покажу? — К слову сказать, это было ее свежее увлечение, и она крайне гордилась тем, что у нее из кучи кусочков в итоге получались колобок и лиса. — Пошли! — Она уже втаскивала в комнату свою новую жертву.
Андрей, увидев спящего на диване папу, вновь заупрямился и сделал попытку попятиться.
— Не бойся, это наш папа, он с суточного дежурства и потому спит, ты ему нисколько не мешаешь, — немедленно вмешалась мама. — Идите мыть руки. Ужинать будем.
Из ванной я слышал, как она нервно звенела тарелками и несколько раз роняла на пол не то вилки, не то ложки. Однако когда мы наконец вышли к столу, на нем стояли две тарелки с жареной картошкой и сардельками.
Пока мы ели, мама сидела на стуле и искоса поглядывала на Андрея, то и дело вздыхая и расстроенно покачивая головой.
Тут как раз проснулся папа, и мама немедленно утянула его в ванную, по дороге делая и мне, и ему «страшные глаза». Несмотря на то, что родители предусмотрительно открыли краны и с горячей, и с холодной водой разом, их яростный приглушенный шепот был слышен и на кухне.
— Пойду я! — резко засобирался Андрей. — Вон как твои родаки из-за меня лай подняли…
Мама появилась, как всегда, вовремя. Ей хватило пару минут, чтобы вполне трезво оценить ситуацию. Не знаю, почему она не стала психологом, но вновь убедился, что ей по силам разговорить и фонарный столб.
Спустя полчаса мы знали невеселую историю Андрея во всех подробностях.
Все оказалось просто и банально. Родители пили. Причем всерьез и с увлечением, с каждым последующим годом посвящая этому все больше времени. И все реже вспоминали о том, что у них подрастают двое детей. Голод и побои все чаще заменяли родительскую заботу и любовь. Старшая сестра Андрея, едва ей стукнуло пятнадцать, рванула в Москву. Андрей скупо, буквально в двух словах поведал о том, что сестра уехала практически в никуда и в чем была, не взяв даже расчески и зубной щетки. С той поры прошло почти три года, но из Москвы не было ни одной весточки. Андрей рассказывал это каким-то бесцветным, хрипловатым голосом. С отъездом сестры ему пришлось совсем туго. Дом превратился в вечный ад!
И в один из буднично-поганых дней ушел и Андрей. В подвалы на улицу!
Теперь, по его словам, он почти бомж, хотя имеет прописку в своей квартире здесь же, в Правдинске*. Прибившись к небольшому сообществу таких же, как и он, разновозрастных бедолаг, он вынужден наравне с ними бороться за жизнь. Особо хорошо, он говорил, можно было даром покушать в «Макдоналдсе». Незаметно собрать со столов остатки картошки-фри и допить колу из высоких бумажных стаканчиков с соломкой…
Мелкие кражи на базаре и попрошайничество в электричке — еще одна статья невысокого, зато постоянного дохода Андрея.
Чем больше я слушал, тем больше понимал, что я везунчик…
Несмотря на протесты, мама постелила ему на кухне, вытащив с антресолей видавшую виды раскладушку.
Спал я в ту ночь беспокойно, постоянно прислушиваясь к тому, что происходит, однако из-за плотно прикрытой кухонной двери не доносилось не звука.
Незаметно для самого себя я, наконец, задремал.
А проснулся неожиданно резко — у меня было чувство, что падаю с кровати. Мама сидела на ее краешке. Она уже успела надеть пушистый зеленый халатик и теперь расчесывала свои непокорные кудряшки. Я встретился с ней глазами и даже открыл было рот, но она приложила указательный палец к губам и отрицательно покачала головой. Я соскочил с кровати и поспешил на кухню. Однако там никого не было, кроме старины Чака, вальяжно развалившегося на раскладушке и теперь виновато махавшего хвостом оттого, что его застукали в столь не выгодном для него свете.
— Он ушел ночью, когда мы спали, — виновато и расстроенно ответила мама на мой немой вопрос об Андрее.
Из ванной вышел папа, обнаженный по пояс, с мохнатым, страшно колючим полотенцем через плечо. Видимо, после утреннего обливания.
— Да слышал я, как он уходил и как дверь захлопнул, только мешать не стал…
Услышав такое откровение, мама немедленно напустилась на него, движимая своим обычным педагогическим порывом. Однако перевоспитывать папу — дело безнадежное… Странно, но родители словно чувствовали себя виноватыми — то ли за свое относительное благополучие, то ли еще за что. Но про недавнего гостя старались не вспоминать.
А когда папа стал собираться в магазин, выяснилось, что из кармана его куртки пропали сотовый телефон и бумажник — там было рублей восемьсот. Для кого-то это, может, и не деньги, но не для нас.
— Этого и следовало ожидать! — резко прокомментировал папа случившееся и окончательно закрыл тему.
А я все никак не мог понять: зачем? Попросил бы, ему наверняка бы дали денег! В общем, мучило меня присутствие чего-то неприятного и недосказанного. С того дня я потерял покой и все никак не мог найти места моей отчего-то страдавшей совести.
Я мысленно в сотый раз прокручивал наш короткий разговор в подъезде, затем скупую, шокирующую меня своим жестоким цинизмом исповедь за ужином. Но где именно Андрей говорил правду? И самое непонятное, где его искать?
Теперь, пользуясь тем, что родители много работали, я после школы (а иногда и вместо) пропадал на станции и слонялся по базару, надеясь встретить Андрея, но эта встреча все никак не происходила, и я уж было совсем отчаялся.
И вот однажды я ехал в заволжской электричке, ни на что особо не рассчитывая... Как вдруг в проходе длинного вагона появился мальчишка. Он хрипло пел и протягивал к пассажирам белый одноразовый стаканчик, на дне которого жалобно позвякивали несколько монет.
Он! Я сразу узнал его, несмотря на то, что он был совсем в другой куртке, однако по-прежнему большой и грязной.
— Андрей! — негромко окликнул я, едва он поравнялся со мной — и по глазам понял, что он меня узнал, не мог не узнать!
Нагнал я его в тамбуре электрички. Там очень трясло и было сильно накурено.
Я столько раз в деталях представлял нашу встречу, а вот теперь не знал, что сказать…
— А-а-аа, придурок! — вдруг протянул насмешливо Андрей. — Да ладно, не обижайся, — примирительно сказал он, высыпая в карман своей необъятной куртки содержимое стаканчика.
— Зачем ты так?
— Что так? — явно не понял он моего вопроса.
— Ведь попросить было можно…
— А-а-а, ты про это… Жаба загрызла, да? — ехидно поинтересовался он, ловко сплюнув в щель между вагонами. — Да не обеднели же вы…
Я вспыхнул, внутри меня стал разгораться гнев на этого циничного пофигиста. Я хотел ему рассказать, что мама работает воспитателем в детсаду и ее зарплата очень даже скромная, да и папиной, на первый взгляд приличной, зарплаты офицера едва хватает на еду и съем квартиры. Но неожиданно для себя самого передумал и обречено махнул на все рукой.
Андрей выжидательно смотрел на меня, явно ожидая какого-то продолжения.
— Как ты? — поменял я тему. — В школу не ходишь?
— А ты? — насмешливо прищурился Андрей. — По-моему, сейчас ты не тут должен быть?
Я промолчал. Ведь не мог же я вот так сразу и признаться, что уже давно ищу его.
Разговор явно иссяк, и я определенно не знал, что именно нужно сейчас ему сказать. И вообще, найдя его, я ума не мог приложить, что же дальше?
Неожиданно дверь тамбура резко поехала в сторону и в образовавшемся проеме появилась довольно-таки объемная фигура контролерши. Первое, что мне бросилось в глаза — большая железная бляха с каким-то логотипом, ярко горевшая на груди, как орден. И без того не бледное лицо контролерши покрылось неровными ярко-малиновыми пятнами.
— Попались, негодники!
Ее прыть для громоздкой фигуры оказалась поразительной! А хватка — абсолютно железной, ничуть не хуже чем у нашей второй собаки — американского бульдога Рудольфа. Правда, попав в ее стальные объятия, я для приличия (ведь не сдаваться же вовсе без боя) пару раз безнадежно трепыхнулся, как попавшийся на крючок карась. Я не успел подумать о последствиях — все, что случилось дальше, было настолько стремительным, что я не успел ничего сообразить!
Что-то, вернее сказать, кто-то сильно рванул меня, вагон резко качнуло вправо — электричка как раз входила в очередной крутой поворот — и меня потащило прочь. Увлекаемый Андреем, я пробежал несколько вагонов, на ходу поражаясь — зачем? Ведь в кармане рюкзака лежал честно купленный билет!
Электричка замедлила ход. Ели заканчивались, впереди показалась станция. Мы буквально вывалились из вагона.
— Ну что, салага? Сильно сдрейфил?
— Ничего… А где это мы?
— Какая разница? — пожал плечами Андрей. — Сейчас следующая электричка придет, и дальше поедем.
— Опять так же?
— Ну не платить же! И вообще на электричке хоть куда махнуть можно. Ну если только в оба глядеть всю дорогу.
Проходящая мимо старушка просветила меня, что это станция Алешино.
— Ты ел? — спросил я Андрея, заметив, как тот, старательно шевеля губами и высунув от напряжения кончик языка, пересчитывает монетки. — У меня тоже рублей тридцать есть, свободных. А остальные на билет. Пойдем плюшку, что ли, купим?
— Слупим… — раздраженно процедил Андрей и сердито сплюнул.
— А что? Не хватает?
То, что поведал, Андрей меня буквально потрясло.
Песни в электричках, попрошайничество и сдача пивной тары приносила на первый взгляд не так уж и мало. При усердии и везении Андрей имел в день около двухсот рублей.
Однако половину добычи Андрей должен был отдать некому Вовчику. О том, что это за субъект и чем промышляет, я старался не думать, так как знакомство с миром криминала явно не сулило ничего хорошего.
— А если не отдавать? — все же поинтересовался я.
Андрей только хмыкнул…
Таким образом, путем несложных вычислений можно было понять, что в его распоряжении оставалось рублей сто.
После «трудового дня» Андрей возвращался в «Берлогу». Так он называл квартиру некоего Юрки, алкаша, всегда готового за стакан бормотухи гостеприимно распахнуть дверь любому и приветить кого угодно!
За день постоя необходимо было заплатить либо пятьдесят рублей, либо бутылкой. Но бутылку раздобыть было и сложнее, и явно дороже. Правда, Андрей просветил меня, что малолетство этому не преграда и он знает достаточно мест, где можно достать алкоголь хоть младенцу.
— А может, лучше в детдом? — спросил я.
— Тю! Совсем чумной, — рассмеялся Андрей. — Я там был. Знаешь, кому как. Да и нет там ничего хорошего. Дерьма везде хватает!
Мне хотелось расспросить почему, но Андрей окончательно замкнулся, и я решил отложить разговор на потом.
До Правдинска, по моему настоянию, мы доехали как люди. С билетом.
На станции попрощались. Я попросил его заходить, когда вовсе прижмет, да и просто так… Андрей ушел первым. Он ни разу не оглянулся и скоро завернул за угол.
Я был абсолютно уверен, что эта встреча последняя…Что именно говорить и как общаться с Андреем дальше, я совсем не представлял. Находясь в одном маленьком городке, где поездка из конца в конец на автобусе занимает не больше получаса, — мы жили словно в разных галактиках.
Надо ли говорить, как я был удивлен, когда встретил Андрея на следующий день возле школы. Потом вспомнил, что сам рассказывал ему, что учусь именно тут.
Одноклассники удивленно смотрели на нас, и я спиной чувствовал их насмешливые и любопытные взгляды.
— Как жизнь? — поинтересовался Андрей, протягивая мне руку — как обычно, без варежки.
— Помаленьку, — вздохнул я…
— Я тут… — Андрей замешкался и преувеличенно долго начал рыться в карманах, — тебе гостинец припас…. Вот!
Я не поверил своим глазам — на ладони у него лежал папин телефон. Тот самый, который столь таинственно исчез из кармана его куртки, когда Андрей ночевал у нас на кухне.
— Ты это… не обижайся, вышло так… привычка! — усмехнулся Андрей. Потом рассказал, как из любопытства просмотрел все фотки в телефоне… Он говорил, а я ясно слышал в его голосе не то зависть, не то грусть. Или и то, и другое вместе.
— Может, ко мне зайдем? Мама на работе, сестра в садике, а папа на сутках, — поспешно добавил я, очень надеясь, что он не откажется.
— Не знаю… — он замялся. Но я был уверен, что ему очень хочется согласиться. — Мне тут в одно место надо, захватить кое-что… Пошли вместе…
По дороге мы болтали, как самые обычные люди, и я даже забыл о том, что от таких, как Андрей, большинство обывателей стараются держаться подальше.
О чем болтали? Я даже не помню! О школе, кажется, о папиной работе, о чем-то еще.
Серый двухэтажный деревянный барак неожиданно вырос перед моим носом.
— Пришли. Подожди тут.
Андрей быстро нырнул в серую, мутную глубину подъезда.
Откуда-то сверху доносились голоса. Я прислушался. Визгливый женский голос не то требовал, не то угрожал…
Забыв о том, что меня настоятельно попросили подождать внизу, я вошел в подъезд и начал подниматься по узкой деревянной лестнице, выкрашенной в нелепый грязно-фисташковый цвет.
Наверху что-то тяжело стукнуло, раздался пронзительный визг. Надо сказать, даже это не заставило меня остановиться и благоразумно вернуться назад.
Вдруг одна из дверей с треском распахнулась — и что-то большое и лохматое выпало из глубины квартиры.
Это что-то с воплем скатилось по ступенькам, и, наконец, стукнувшись об стену, остановилось на площадке между этажами.
Я ошарашенно прижался к стене, не зная, то ли убежать, то ли помочь.
Человек ведь упал с такой силой, что, по моему разумению, определенно должен был свернуть себе шею! Однако подтвердилась народная мудрость: пьяного Бог бережет!
Человек — а это, как я успел рассмотреть, была, несомненно, особь женского пола — вполне самостоятельно принял стоячее положение.
Сколько лет было той, кого язык с трудом поворачивался назвать женщиной, определить я бы не взялся ни за что!
Когда-то голубые или серые глаза сейчас были мутными и пустыми. На какое-то мгновение я встретился с ней взглядом, и мне показалось, что меня затягивает злой, холодный, полный немого отчаянья и ненависти омут.
Женщина провела ладонью по лицу, размазывая кровь. Только сейчас я заметил, что губы ее разбиты. Поранилась она до или после падения, было непонятно. Наконец она поднялась, и, цепляясь за стену, грязно и громко выругалась.
Немедленно из квартиры вышел мужик в грязных трениках с большими обвисшими пузырями на коленях, и щедро посыпая свою благоверную отборнейшим матом, стал тащить по ступенькам наверх. Женщина слабо сопротивлялась, хотя кому больше — мужику или выпитому спиртному, было неясно. К моему ужасу, парочка не удержалась и вновь оказалась на полу.
Борясь с силой тяжести, мужик повернулся в мою сторону и наконец заметил меня.
— Ах ты, гаденыш! — замахнулся он.
Я так испугался, что просто прирос к месту и, кажется, завопил от страха.
Направленный удар, явно предназначенный моему не в меру любопытному носу, своей цели почему-то не достиг.
Кто-то метнулся и оттолкнул меня прочь.
Андрей — а это был именно он — поспешно увлек меня вниз по ступенькам. На улицу.
— Попал?
В его голосе были испуг и сочувствие.
— Кажется, нет, — ответил я, вполне понимая, что не успей он вовремя, быть бы мне гостем местного травмпункта.
— Какого лешего тебя понесло? — сердито спросил меня Андрей.
— А кто они?
— Родители, — горько вырвалось у него. Он отвернулся, но я видел, как запрыгали его губы. — Отец пенсию сегодня получил. Мать взять, видно, хотела… Ладно, пойду я. Ты один найдешь?
— Конечно.
Мы не попрощались.
Я брел по улице — и все никак не мог понять, почему одним везет, а другим нет?
Впервые перед моими глазами промелькнула жизнь — та, что по ту сторону жизни. Где дети и родители давно стали чужими людьми… Где страх стал настолько привычным, что люди просто забыли, как можно жить без него.
Больше Андрея я не встречал… он словно растворился. Я не раз потом подходил к его дому. Старушки-соседки сказали, что будто бы он уехал в Москву искать свою сестру.
Очень хочется думать, что у него получится.
