М. : Региональный общественный фонд «Память мучеников и исповедников Русской Православной Церкви», 2018. — 159 с.
Митрополит Евгений родился в Москве в 1877 году, жил и трудился на окраинах страны в самое тяжелое для нее время и в 1937 году, как и тысячи других верующих, принял мученическую смерть в лагере по «приговору» энкавэдэшной тройки, ни в чем не признавшись и никого не выдав.
Житие повествует о ключевых этапах жизни митрополита Евгения, каждый из которых становился полем для духовного подвига. Будучи инспектором в Черниговской семинарии, владыка Евгений сначала встретился с противодействием коррумпированного начальства, а затем, при попытке восстановить дисциплину среди учащихся, — с погромом и беспорядками. На должности ректора Иркутской семинарии чуть не расстался с жизнью — брат семинариста, узнав о казенных деньгах, пришел к нему в квартиру с парой до зубов вооруженных дезертиров-«экспроприаторов». После назначения епископом Киренским, викарием Иркутской епархии, пренебрегши удобствами, отправился в миссионерскую поездку по самым глухим деревням, куда добираться приходилось на телегах и берестяных лодочках через тучи мошкары. Далее — революционная резня в Благовещенске, аресты, Колчак, снова красные, вызовы обновленчества, Соловки, ссылка, лагерь, расстрел.
Это издание — результат кропотливой работы с документами в различных архивных учреждениях. Текст изобилует цитатами из источников и подробными сносками. Иллюстрации — аутентичные фотографии: лес, крытые лодки, речной пароходик местного купца, деревенские церкви и школы, встречающий епископа на берегу народ.
Будучи лицом государственным, митрополит Евгений особое внимание обращал на общественно-политическую обстановку, честно и без прикрас отмечал в записях требующие внимания проблемы — а таких находилось более чем достаточно.
Кроме личности владыки Евгения, вторая точка интереса для читателя — обстановка в Российской империи. В коммунистической пропаганде Россию изображали «империалистическим адом». Судя по книге архимандрита Дамаскина, адом, конечно, она не была. Но также не была и «христианским раем». И если недостаток благополучия можно списать на разруху и тяжелые годы... то как объяснить семинаристов-революционеров-погромщиков? Как объяснить, что в одной деревне хотя бы раз в год причащались лишь 30 % населения, а в другой в церковь ходили только женщины? Что колчаковцы, требуя у Церкви помощи в пропаганде, просили священников выступать с агитацией?
Перефразируя Розанова, как же так вышло, что Святая Русь слиняла за три дня
