
«Я денно и нощно хожу пешком по Африке, посещая все ее народы. Наша церковь строит школы, чтобы местные жители могли хоть как-то получать образование. Мы открыли 3 тысячи врачебных пунктов, чтобы людям оказывали хотя бы минимальную медицинскую помощь. Я не могу говорить о каком-то миссионерстве, о какой-то проповеди, если я сначала не смогу хоть немного изменить к лучшему жизнь этих людей. Мы навещаем их в их жилищах и понимаем, что они никогда в жизни не видели мыла. Они фактически живут в земле. Вы можете понять, в каких сложных условиях мы живем…»
Патриарх Александрийский и всей Африки Феодор II
Если спросить сегодня любого прохожего на улице, кто такой Сергий Радонежский, он наверняка хоть что-нибудь да ответит. А многие ли прихожане православных церквей смогут сказать, кто такой Стефан Пермский, еще при жизни фактически признанный святым, в 1862 году в память заслуг перед Россией, изображенный на памятнике "Тысячелетие России" в Новгороде и увековеченный в скульптуре на восточном фасаде храма Христа Спасителя в Москве?
А ведь биографом его был тот же Епифаний Премудрый, который написал первое житие преподобного Сергия Радонежского - младший современник Стефана, он жил вместе с ним в Ростовском монастыре, а перейдя к преподобному Сергию, продолжал встречаться с пермским миссионером, когда тот бывал в обители Святой Троицы.
И именно с ним связан легендарный сюжет из жития преподобного Сергия, когда в 1390 году пермский владыка спешил в Москву на собор и, не имея времени заехать к своему другу в Троицкий монастырь, остановился на дороге, помолился и издали благословил Сергиеву обитель, а ее игумен, сидевший в это время с братией за трапезой, встал из-за стола, помолился, поклонился и сказал: «Радуйся и ты, пастырь Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою». А потом объяснил братии, что «в этот самый час епископ Стефан, идущий в Москву, стал против монастыря нашего и поклонился Святой Троице и нас, смиренных, благословил». И на месте, где, по преданию, поклонился Стефан Сергию, потом поставили часовню Святого Креста с колодцем.
Уральское Эльдорадо
Тема сказочного богатства живущих где-то на краю света диких людей проходит через все европейское Средневековье, об этом золоте мечтали короли и адмиралы, бродяги и пираты. В скандинавских сагах упоминается недоступная сказочно богатая страна Биармия или – Великая Пермь. А на Руси бывалые люди уверяли, будто в устье Оби стоит огромный идол – Золотая баба.
Но в таежных дебрях Северного Урала и нижней Оби жили странные лесные народы, «самоеды», про которых говорили, что они едят человечину, в которых еще Нестор-летописец опознал дикие племена, изгнанные далеко на север Александром Македонским, и которые, согласно пророчеству Мефодия Патарского, в урочное время должны выйти из своих «гор полуночных» и напасть на христиан.
Первопроходцами этой «земли людоедов» были новгородцы. Они собирали здесь дань и бойко торговали, меняя сукно, котлы, сало, кольчуги и толокно на соболей. Правда, время от времени «дикие люди» поднимали восстание и убивали новгородских сборщиков дани каким-нибудь свирепым первобытным способом. За чем обычно следовала карательная экспедиция, и все возвращалось на круги своя.
Но не всех слепил воображаемый блеск золота.
Устами движет Бог; я с ним начну вещать
В принципе, ничего удивительного, что сын устюжского клирошанина загорелся желанием нести евангельский свет этим самым «диким людям», которых он знал с детства и о которых автор его жития Епифаний Премудрый писал: «в то время еще в Пермстем языце не было ни единаго человека, верующа во Христа, но вси убо тамо живущий человецы помрачены быше прелестию сатанинскою, и по-клоняхуся они болваном, и жруще бесом и идолам».
Удивительно другое: как этот мальчик из северного захолустья, в детстве поставив себе цель, десятилетиями планомерно шел к ней, ни на йоту не отклоняясь от намеченного курса.
В семь лет начав осваивать грамоту, он уже через год был канонархом в соборной церкви, где служил его отец, но, хоть и проводил ночи на пролет над священными книгами, скоро понял, что самоучкой знаний, нужных для достижения цели, не получить и засобирался в Ростов, где в монастыре святителя Григория Богослова были и большая библиотека, и люди, способные научить греческому языку.
Там он и познакомился с Епифанием, который пишет о той поре жизни Стефана так: «Он имел обычай внимательно прочитывать то, что читал в книге, и нередко замедливал чтение ради понимания - пока до конца, по-настоящему не уразумеет слов каждого стиха, что они значат... И если видел он человека мудрого и книжного или старца разумного и духовного, то задавал ему вопросы, беседовал с ним, у него поселялся и ночевал, и утреневал, расспрашивая о том, что старался скорее понять». Епифаний вспоминал, как, бывало, спорили они между собой то о каких-то событиях, то о слове из Писания, то о каком-нибудь стихе или строке.
Там, в монастыре Стефан изучил греческий, чтобы уяснить себе все трудно понимаемое в славянском переводе, переписал много книг, но этого ему было мало: ему надо было изобрести для зырян азбуку для выражения звуков их речи, составить слова, которых у не было, таких, как «аллилуйя», «аминь», «херувим» или «грех». При этом многое, не очень ясно изложенное по-славянски, пришлось переводить прямо с греческого.
Решив просвещать зырян, он сделал для них то, что Кирилл и Мефодий для славян - создал соответствующее их фонетике письмо, азбуку, использовав при этом не только славянский и греческий алфавит, но и местные руны, знаки для зарубок на дереве, и перевел на их язык богослужение и Писание.

Около десяти лет провел Стефан в монастыре Григория Богослова, а когда почувствовал, что готов приступить к главному делу своей жизни, отправился в в Москву за благословением. И удивительное дело, сумел расположить к себе даже духовника великого князя архимандрита Михаила (вошедшего в историю под мирским именем Митяй), который после смерти митрополита Алексия управлял тогда делами Русской Церкви. Хотя тот был «горд, самонадеян и заносчив даже перед епископами», а смиренного иеродиакона принял благосклонно, испросил для него у великого князя охранные грамоты и послал к епископу Коломенскому Герасиму для рукоположения в иеромонахи.
А ведь говорили представители тогдашней прогрессивной общественности, мол, зря он затеял это бессмысленное дело на пороге конца света, лучше бы учил зырян готовой русской грамотой – и хлопот меньше. Но упрямый устюжанин, получив благословение и охранную грамоту великого князя, отправился-таки "яко овца посреди волк" в опасную и дикую страну, вооруженный лишь своей азбукой и энтузиазмом.
Плоды учености
Пересказывать житие преподобного Стефана дело неблагодарное – это настоящее крутое фэнтези, где мистика и реальность сплавлены в захватывающее повествование, которое гораздо интереснее прочесть самому.
Начав осенью 1379 года проповедовать с Пыраса (теперь это Котлас), Стефан прошел по Перми тысячи километров, уничтожая кумирни и священные деревья зырян, основывая церкви, часовни и ставя кресты. Его не хотели слушать, гнали, однажды чуть не сожгли живьем, а он снова и снова шел к тем, кто кидался на него с проклятиями, с проповедью Евангелия на их родном языке.

А когда его труды принесли первый плод и на холме на берегу Выми при впадении ее в Вычегду Стефан поставил и освятил первую зырянскую православную церковь, то тут же открыл при ней училище, в котором сам учил детей по Часослову, Псалтири и другим церковным книгам, еще в Ростове переведенным им на зырянский язык.
И уже через 4 года – без телевизора, интернета и сотовой связи - паства его разрослась настолько, что Стефан решился идти в Москву просить для новообращенных епископа, то есть создать восемнадцатую по счету епископию Русской церкви - Пермскую.
И опять прогрессивная общественность ворчала: к чему вся это суета? Зачем было изобретать новые письмена? Не было грамоты в Перми, и не надо. И кого теперь Пермским епископом ставить?
Сколько ни думали князь с митрополитом и собором епископов, никого достойнее самого Стефана так и не нашли. Хотя он-то, в отличие от других кандидатов, по словам Епифания, «не добивался владычества, не вертелся, не старался, не выскакивал, не подкупал, не давал посулы. Нечего ведь было ему и дать, ибо богатств он не стяжал, и ему самому давали необходимое люди милостивые, христолюбцы и страннолюбцы, видя, что ради Бога делается происходящее».
Посвящение совершилось во Владимире зимой 1383-84 годов. В ту пору Стефану, судя по летописям, не было и сорока лет.
Хлеб наш насущный даждь нам днесь
С этим Стефан вернулся в Усть-Вымь и снова тронулся в путь: нужно было объехать всю свою обширную паству, посмотреть, как живут в вере вновь обращенные, помочь им миром разрешить споры, защитить зырян от воинственных ненавистников христианства вогулов, от бесчинств которых народ толпами бежал во «владычний град» Усть-Вымь, и новгородских беспредельщиков-ушкуйников, разоривших большую часть селений по Нижней Вычегде (пришлось даже в Новгород ехать, чтобы найти на них управу, и вече постановило: удовлетворить справедливые жалобы епископа, представить виновных на суд, а всей новгородской вольнице воспретить впредь заходить в пределы Пермской епархии, и «отпущен владыко Стефан от Ноугорода с милостью и дарами»).
Только разобрался с этой напастью, как в 1386 году по всей Перми вымерз озимый хлеб, а холодное лето и ранние морозы не дали созреть яровому и начался голод. Святитель раздавал зерно из епархиальных житниц, ссужал бедствующих деньгами, несколько раз выписывал хлеб из Устюга, но всех голодающих ему было не спасти. Да и подати великому князю зырянам платить стало нечем. Пришлось писать в Москву и ждать, пока князь простит им недоимки и освободит на какое-то время от податей.
А после голода – снова в путь, в самые глухие места епархии: в Вендингу на реке Вашке, где Стефан поставил деревянный часовню и крест, который стоял там еще в середине XIX века, на Вишеру и до границы Великой Перми по рекам Сысоле и Лузе. За 13 лет своего епископства он построил множество церквей, основал четыре монастыря, построил странноприимный дом для бедных и немощных, а когда татары разорили соседнюю Вятку и вятчане хлынули на соседние пермские деревни, грабя, убивая и выгоняя зырян их поселений, Стефан бросился на Сысолу и Лузу, чтобы защитить свою паству. И одним своим словом усмирил вятчан, заставил их уйти.
Когда в 1396 году его вызвали в Москву на Собор, он знал, что уже не вернется. Ему было всего лет 60, но ни здоровья, ни сил уже не осталось - добравшись до Москвы, он не протянул и месяца.

И крещением, которым Я крещусь, будете креститься…
После официальной канонизации на Макарьевском соборе 1549 года мощи святителя Стефана, хранились в открытой раке в церкви Спаса на Бору в московском Кремле, но во время нашествия поляков их спрятали, а его епископский посох, который находился рядом с гробницей, гетман Ходкевич в 1612 году увез в Литву, и только в 1849 году по указанию Синода реликвию передали в Пермь. Сами мощи найти так и не удалось – сохранились лишь их частицы, еще до польского нашествия переданные в другие храмы.
А Пермские владыки продолжали нести свой пастырский крест среди бедности, невежества и затаенной враждебности местного населения. Даже в XV веке миссионерство среди лесных народов оставалось делом трудным и опасным – 19 августа 1456 года Пермского владыку Питирима убили вогулы.
Австрийский дипломат Сигизмунд Герберштейн, дважды посещавший Россию при Василии III, писал: «Монахи-отшельники давно уже привлекли в веру Христову значительную часть идолопоклонников, долго и усиленно сея у них слово Божие. И по сей день отправляются они в разные страны, расположенные к северу и востоку, куда добраться возможно не иначе как с величайшими трудами и, вследствие голода, опасностью для жизни, не надеясь получить от этого никакой выгоды, которой и не ищут; подкрепляя иногда Христово учение и своей смертью, они ищут только совершить богоугодное дело, призвать на путь истины души многих».
Только через столетие после преподобного Стефана пятому Пермскому епископу Ионе удалось крестить местного князя, старейшин и волхвов. А Стефановой азбукой пользовались здесь еще двести лет, пока благодаря заводчикам Строгоновым и казакам Ермака приток русскоязычного населения не превратил коми-зырян в национальное меньшинство и их письменность перешла на понятную большинству кириллицу. Но на проповедь Евангелия это уже не влияло.
**
"Сердце Пармы" (2003) — исторический роман Алексея Иванова о покорении Великой Перми Москвой.